Владимир Лермонтов - Дельфания. Сокровенные истории
– И что же будет, если молитву умную эту творить? – спросил Константин.
– Молитва эта – источник всякого духовного блага, и как сады, напиваясь водою, способны произращать плоды для вкушения людям, так и молитва эта наполняет нашу душу духовною полнотою. Дает нам возможность исполнять всякую добродетель во славу Божию и во спасение нашей души. Умное делание есть в полном значении слова самая существенная и истинная жизнь нашего духа. И если мы не ощущаем в молитве потребности, какую чувствует в телесном дыхании живой человек, то это доказывает только мертвенность наших душ. Подобно тому, как мертвец не имеет нужды в дыхании, пище и питии.
В пещере воцарилась возвышенная тишина, которую нарушал лишь треск поленьев в очаге. Нектарий смотрел на огонь, и на его смуглом, морщинистом лице играли огненные блики.
– Учись, радость моя, имяславию, – сказал он. – Так же, как ты дышишь, так и молитва должна непрестанно струиться в существе твоем!
Константин понял торжественность момента и ответственность, которую возложил на него афонский пустынник. Он почувствовал, что сейчас старец передал ему самую важную тайну в мире как эстафету, чтобы теперь он нес ее дальше. Константин упал на колени перед Нектарием и поцеловал руку старца.
– Спасибо, отче!
– Неси, Костюшка, свет молитвы, береги и сохраняй тайну эту до нужных времен.
– Скажите, отче, а что с вами дальше было?
– А дальше началась на Афоне смута, у старца Дисидерия много учеников появилось, вот и разделился Афон на приверженцев и врагов имяславия. Старец Дисидерий еще задолго до возникших споров с несколькими монахами покинули святую гору и переселились на Кавказ. Император Александр II пожертвовал в 25 верстах от города Сухума участок земли, на котором и был основан Новый Афон. Там раньше был древний храм апостола Христа Симона Кананита. Старец Дисидерий, хотя и был приписан к братии Ново-Афонского монастыря, но любил глубокое уединение. Вместе с ним все время был старец Иларион, который тщательно записывал все его изречения. А потом и книгу написал по этим высказываниям – «На горах Кавказа». В 1907 году на деньги Великой княгини Елизаветы Федоровны и была издана эта книга. Ох и начался после этого сыр-бор! – сокрушенно покачал головой Нектарий. – Иерархи церкви осудили книгу, называли имяславие «хлыстовщиной», а монахов, следующих древним традициям умного делания, – еретиками. Имяславцы стали испытывать всяческие притеснения со стороны духовных и мирских властей. В общем прислали на Афон летом 1913 года военный пароход с солдатами, которых прежде напоили, а потом и пустили на погром монахов, – Нектарий тяжело вздохнул и подбросил в огонь сушняка. – Солдаты окатывали имяславских афонцев сильнейшей струей холодной воды, били прикладами по голове и по чему попало, таскали за волосы, бросали оземь… – У Нектария выступили слезы, и голос его задрожал от ужасных воспоминаний. – Колотили, Костюшка, беспощадно! Ударяли ногами, железными кочергами, сбрасывали с лестниц четвертого этажа, кололи штыками… Убитых оттаскивали в просфорню. В ту же ночь было похоронено четверо невинно убиенных… Наконец иноков с колотыми, резаными ранами загнали на пароход и повезли в Одессу. Там их остригли и отправили кого в тюрьму, кого на поселение, кого куда. Начались для иноков-имяславцев страстные годы. Им запрещали служить, погребали по мирскому обряду, а порой и без отпевания. А ведь многие, Костюшка, прожили на Афоне не один десяток лет. Даже к царю-батюшке в Царское Село ездили на аудиенцию имяславцы. Государь принял посланников милостиво и выслушал всю их историю. Государыня императрица Александра Федоровна была настолько растрогана, что не удержалась от слез. Государь письмо написал иерархам, да те не приняли во внимание, – Нектарий замолчал, раскачивая головой. – Не вняли ни государь, ни церковная власть предупреждению, что если не восстановят поруганную честь Имени Господнего, то навлечет это на народ и страну великий гнев Божий и тяжкие кары.
– Так вы считаете, отче, что Россия наказана за поругание имяславцев, а в их лице и Имени Божьего?
– Да, радость моя, по сути, высшие члены российской иерархии с Богом боролись, что и было предзнаменованием близости антихристовых времен. Именно это и навлекло на Россию-матушку гнев Господень!
Атмосфера в пещере была словно наэлектризованная, концентрированная. Будто все, рассказанное старцем: люди, цари, беды, войны, – пронеслось перед глазами и оставило след своего присутствия.
– А что с другими имяславцами случилось, которые осели вокруг Нового Афона? – спросил Константин. – Вы тоже с ними были?
– Да, Костюшка, меня тоже на том пароходе привезли в Одессу. Мы с братьями на Новый Афон подались. Расселились в долине Псху, в 80 километрах от Сухума. Как советская власть пришла, мы образовались в артели, чтобы неприметными быть, хозяйством занимались, огородами, садами, пасеки были. Только в период репрессий с 28-го по 31-й годы выследили нас. И больше трехсот молитвенников приняли мученическую кончину.
– Как же вам удалось выжить? – не удержался Константин от вопроса.
– А я, радость моя, на пасеке тогда работал, далеко в горах. Вернулся в артель, а там большевики бесчинствуют, ну и сбежал я… Скрылся, одним словом, в глуши лесной, в чаще гор. Вот с тех пор и проживаю здесь.
– Почему же, отче, в мир не возвращаетесь? – спросил Константин. – Сейчас у нас храмы отстроили, люди в церкви потянулись, вера в народе возрождается.
– Вера? – переспросил пустынник. – Вера у вас возрождается, храмы понастроили, а смута какая в стране? Сколько нищих, бездомных, сирот, войн, разделений, беспутства?! – старец взволновался не на шутку.
– Ну, не все сразу, нужно детей закону Божьему научить, тогда и изменится все к лучшему.
– А знаешь ли ты, радость моя, что когда религиозными началами забивали головы, в семинариях воспитывались наиболее активные безбожники – вожди большевистские?
Константин осекся и был удивлен столь неожиданным суждениям пустынника, который продолжил:
– Не вера у вас, а видимость одна, не религия, а игра. Иерархи-то злато-серебро так возлюбили, что кроме него ничего знать не хотят. Какие хоромы настроили себе, на дорогих машинах разъезжают.
– Ну, не все, – возразил Константин.
– Посмотри, Костюшка, война давно идет на русской земле, а никто ее не замечает, кроме тех, кто страдает и гибнет на ней. Так у вас власти про войну говорят, что, дескать, это не война, а бунты, которые нужно подавить, и дело с концом. А они не подавляются, а напротив, разжигаются. И сюда, на Кавказ, война пришла. Вот и получается, что по твоему разумению вера возрождается, а зла прибавляется. Разве так может быть?
Глава 13. Сила поющего сердца
Через два дня Нектарий слег и не поднимался более. Константин хлопотал вокруг него, суетился, но старец увядал у него на глазах.
– Все, Костюшка, радость моя, кончился мой земной путь, – говорил, смущенно улыбаясь, Нектарий. – Жизнь моя совершила свой оборот, и закончилось странствие.
– Да что вы, отче, еще поживете, у вас вон сколько сил! – подбадривал Константин пустынника.
– Тебе, радость моя, я духовную эстафету передал, теперь мне можно и на покой. Я ведь почему так долго жил? – произнес старец. – Потому, радость моя, мне Господь годков-то без размеру прибавлял, что некому было мне знания передать, а вот ныне я свое дело сделал, тебе его отныне и продолжать.
И без того сухое тело Нектария стало совсем высохшим. Константин не отходил от умирающего пустынника. Обтирал лицо и грудь студеной водой, бегал за сушняком, стараясь надолго не оставлять старика. Вскоре Нектарий начал бредить, и Константин понял, что старец вновь переживает прожитое: он говорил об Афоне, иноках, называл имена, звал кого-то, молился. На дворе лето было в самом разгаре, природа буйствовала, а старец умирал. Почему так несправедливо, думал Константин, все живет, радуется, веселится, а тут смерть, как несуразно и несправедливо! Контраст между умирающим старцем и поющей, веселящейся природой был разительный.
Когда Константин зашел в пещеру с ведром воды, принесенным от источника, пустынник ожил и поблагодарил его:
– Спасибо тебе, Костюшка!
– Да что вы, отче, я готов на все, лишь бы вам лучше стало!
– Смирись, радость моя, всему свой черед, пора и мне переселяться в небесные обители, где нет ни плача, ни вопля, ни болезни, – произнес, улыбаясь какой-то неземной улыбкой, пустынник. – Я ведь, Костюшка, умер уже, да вот попросил Создателя еще один денечек подарить, чтобы попрощаться.
У Константина выступили слезы, и старец заметил их.
– Не плачь, радость моя, не надо! – произнес проникновенно пустынник, и в его глазах появились отблески неземного блаженства. – Если бы ты знал, какая там радость и благодать ожидает праведника! Ничто земное не сравнится с нею! – старец прикрыл глаза и, немного помедлив, продолжил: – Я ведь, Костюшка, увидел новое небо и новую землю, а еще новый город Иерусалим! И ангельское пение… И радость там такая! – Нектарий глубоко вздохнул и произнес высказывание библейского пророка Исайи: – «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его!»
