Елена Коровина - Самые знаменитые пророчества и предсказания

В ту ночь Руссо крутил головой, пытаясь запомнить звездный узор на небе, чтобы потом зарисовать. И тут со стороны винного склада раздалось какое-то препротивное дребезжание. Руссо подошел поближе. Посреди винных бочек стоял… скелет, отчетливо белеющий и выделывающий костями разные фортели, будто танцуя. Руссо жалостливо взглянул на беднягу. Того, видать, передергивало после обильной попойки. Анри нацедил стаканчик и поднес бедолаге, да споткнулся, и вино выплеснулось мимо скелета. Раздался жуткий вопль, и из-за бочек вылетел один из сослуживцев Руссо:

— Придурок, ты мне на лицо налил!

На крик прибежал и другой сослуживец.

— Представляешь! — отплевываясь, вопил первый. — Я соорудил скелет и дергал его за веревочки. Думал напугать нашего идиота. Да увидев такое, любой бы ума лишился, а нашему хоть бы что! Такому примитиву просто нечего лишаться…

Приятели ушли, а Руссо улыбнулся. Вот простофили! Разве можно спутать игрушечный скелет с настоящим привидением? Руссо снова задрал голову к небу. Но звезды кружились в каком-то замысловатом танце, как их нарисовать?! Надо обладать особым талантом. А он — примитив… Видать, права была гадалка — ничего из него не выйдет!

В 1885 году 41-летний Руссо впервые выставил два своих полотна в Салоне на Елисейских Полях. Но там его тоже осмеяли. Обозвали блаженным, дурачком, бездарем. Один из его пейзажей какой-то варвар порезал на мелкие кусочки. Другой «доброхот», думая позабавить мэтра импрессионистов Писсарро, подвел его к картине «Карнавальный вечер» с грустными Арлекином и Коломбиной. А знаменитый художник пришел в восторг и начал нахваливать всем знакомым живопись «этого Таможенника». Так Руссо и получил свое прозвище. Правда, другие художники зовут его Безумным Таможенником, ну да пусть! Главное, теперь, уйдя из таможни, он может рисовать мир своей мечты.

На его наивных полотнах расцветают джунгли, в которых он никогда не был, рычат тигры и львы, бродят розовые фламинго, резвятся антилопы, которых он видел разве что в зоопарке. Это мир тайны и волшебства.

И что он получает за свое волшебство? Газетные отзывы вроде этого:

«Картина господина Руссо, очевидно, является творением десятилетнего ребенка, которому захотелось порисовать человечков».

Или еще:

«Этот дилетант одарил нас неправдоподобно-ошеломляющими пейзажами: тигры, похожие на плюшевых игрушек, лианы, напоминающие лук-порей, деревья, зеленые, как огромный салат. Взглянув на эти „творения“, самое время поместить автора в психиатрическую лечебницу!»

Войдя в свою крошечную квартирку на улице Перрель, Руссо поежился: уже холодно, хотя он топил только вчера. Придется снова купить дров. Конечно, тогда завтра он останется без обеда, ведь его полотна никто не покупает. Но ему не привыкать, а картины могут пострадать от холода. Хорошо, хоть он умеет играть на разных инструментах — уроки музыки приносят ему корочку хлеба насущного.

Руссо вздохнул и, не раздеваясь, решил лечь спать. Да и зачем тратить время на переодевания? Так и теплей, и быстрей. «Проснусь, увижу улыбки своих картин и сразу за кисть!» — подумал он.

Перед сном, как всегда, подошел к портрету посреди комнаты, сдернул белое покрывало. На него взглянула жена — незабвенная Клеманс. Они поженились в 1870 году, когда Руссо шел 26-й год.

— Я стану звать тебя Ядвигой! — сказал он тогда. — Так романтичней.

Ядвига родила ему 9 детей. Увы, 8 из них умерли. Осталась одна дочка — красавица Юлия. А потом и жена умерла. Доктора сказали: чахотка. Но Анри-то знал: Ядвига не смогла жить без своих ангелочков, все беспокоилась, как они там, на небе, без матери. И вот сейчас, как и каждый вечер, Руссо начал торопливо пересказывать жене последние новости. Правда, та, как всегда, молчала.

Тогда Руссо подошел к другой картине — портрету своей второй жены, милейшей Жозефины. Они познакомились спустя 10 лет после смерти Ядвиги. Несчастная Жозефина была замужем за горьким пьяницей и дебоширом. Руссо решил отомстить тому, как мог: на своей картине «Война» нарисовал его мертвецом, которому ворон выклевывает глаза. Один знакомый священник, увидев это, обругал художника:

— Грех рисовать живого человека среди мертвых. Еще накличешь беду!

Но Руссо не видит никакого греха в том, что мучитель Жозефины быстренько умер, свалившись пьяным в канаву. Ну а если его там действительно заклевали хищные вороны — разве художник виноват?! Зато Жозефина стала госпожой Руссо. Жаль только, что счастье длилось всего 4 года. Опять остался лишь портрет…

В ту ночь художнику приснились его незабвенные жены. Жозефина подала кисть, а Ядвига сказала:

— Мужайся, Руссо, ты должен рисовать!

Он только вздохнул:

— Над моими картинами все смеются, говорят, они примитивны…

Ядвига улыбнулась:

— Помнишь, гадалка говорила, что ты — «примитивный»? Вот ты и станешь основателем примитивизма в живописи.

Руссо сидел на выставке своих новых картин. На одной из них обнаженная и беззащитная Ядвига возлежала посреди буйных и загадочных джунглей на алом бархатном диване. В тени лиан мужчина идиллически наигрывал на флейте, но в чаще вокруг притаились дикие звери. Руссо назвал полотно «Сон». Известный обозреватель газеты «Фигаро» Андрэ Дюпон, едва взглянув на картину, брезгливо скривился:

— Зачем вы притащили в лес диван?! Это же верх глупости!

Ну как объяснить ему, твердолобому, что художник хотел показать тайные уголки сознания женщины, когда она спит? Диван мягок и надежен, но вокруг — мир, полный загадок и врагов. Руссо горько вздохнул, и вдруг ему показалось, что его картина «Битва льва с ягуаром», висящая рядом, раскрылась, как волшебная шкатулка. Из нее выпрыгнул чертик с зонтиком и бросился стегать туполобого критика по ногам. Дюпон взвизгнул.

— Что такое? — участливо осведомился Руссо.

— Ноги вдруг заболели! — ойкнул Дюпон. — Да и то сказать, ваша картина не так уж плоха. Открытый цвет, яркие краски… Создает настроение.

И критик ринулся из зала.

В свои 66 лет Руссо снова влюбился — в прелестную 54-летнюю вдовушку Эжени-Леони. Но кокетка сводит его с ума — еще ни разу не позволила себя поцеловать. А ее старый отец заявил, что нищий не нужен его дочери. Руссо вспыхнул и дрожащими руками сунул тому под нос чековую книжку. Пусть видит, что дела пошли в гору и у художника-примитивиста появились вполне приличные заказы.

— Тогда почему вы живете впроголодь? — рявкнул старикан.

Руссо не без гордости произнес:

— Все заработанное я отдаю на благие дела братьям-масонам.

Папаша почесал за ухом и резюмировал:

— Я думал, вы чудак. А вы — идиот!

И спустил Руссо с лестницы.

Бедняга вернулся домой пошатываясь. Взглянул на себя в зеркало — небритый, нечесаный, взгляд безумца. Решил хоть подстричься. Взял ножницы, которые оказались, естественно, в краске, да и порезался ими случайно. Через день началась гангрена. 2 сентября 1910 года Руссо не стало.

На похороны пришло всего 7 человек. Кокетка Леони, конечно, не явилась. Зато поэт Аполлинер, чей портрет Руссо написал когда-то, сочинил эпитафию. Ее и выбили на камне:

Милый Руссо, ты нас слышишь?

Пропусти наш багаж без пошлины к небесным вратам.

Мы доставим тебе кисти, краски, холсты.

И ты станешь рисовать, как меня когда-то,

Лики звезд.

…Что ж, гадалка все-таки оказалась права. Великий художник-примитивист Анри Руссо не хватал с неба звезд, они сами распускались на его полотнах…

Гороскоп для Жана Марэ

Ваша жизнь — сплошная тайна. Вы живете чужой жизнью. Вы — рыцарь на Белом коне, защитник угнетенных и обиженных.

Весной 1992 года издатель Анри Бонье ежедневно звонил из Парижа в городок Камбиз на юге Франции, где обосновался известный актер Жан Марэ:

— Вы обещали закончить мемуары к своему 80-летию, мэтр! Поклонницы по всему миру до сих пор грезят о ваших бесстрашно-блистательных д’Артаньяне и Монте-Кристо. Да они обожают даже Фантомаса с его гнусной синей маской!

После таких звонков Марэ клал трубку и лохматил роскошную седую шевелюру. Потом возвращался к своим картинам и керамике — теперь они волновали его куда больше прошлых ролей. Но сегодня (то ли небо было пасмурно, то ли невралгия мучила особенно сильно) Марэ потянуло на воспоминания. Он открыл старинный морской сундучок, в который складывал «сокровища жизни» — программки, фотографии, афиши, записки друзей, и прямо сверху увидел пожелтевший лист бумаги.

Марэ опешил: это же гороскоп, составленный его другом — поэтом Морисом Жакобом в далеком 1938 году — более полувека назад! Да он уже и забыл, о чем там шла речь…