Вернон Вульф - Холодинамика. Как развивать и управлять своей внутренней личностной силой
Большинство из нас похожи на Муррея и Этель: «в ранней» жизни мы развиваем незрелые холодаины, которые дирижируют нашими проблемами — как личными, так и коллективными. То, что мы называем «социально нездоровым», — такие вещи как преступления, пристрастие к наркотикам, алкоголизм, бедность и невежество, — и то, что мы называем «мировыми проблемами», — как война, голод, экономическая депрессия и загрязнение окружающей среды, — все это результаты таких незрелых холодайнов, стоящих за примитивными коллективными верованиями. Когда бы мы ни позволяли этим верованиям существовать, не бросая нам вызов, мы наделяем силой их незрелый холодайн, и это становится частью проблем, но не частью их решения.
Универсальное решение находится в отслеживании незрелых холодайнов, доведении их до зрелости. Сколько бы гнева в мире можно было бы преодолеть и довести до зрелой заботы и дружбы, если бы люди повсюду пережили бы то, что сделали Этель и Муррей. Какое бы воздействие мы все имели бы, если бы люди повсюду научились принципам холодинамики и применяли бы особую технику отслеживания для того, чтобы созрели холодаины, которые обусловили такое чувство, как гнев.
Можем ли мы действительно изменить физику разума? Можем ли мы сознательно желать для себя лучшей жизни?
Может ли этот поднимающийся прилив преступлений, убийств, изнасилований, кровосмешения, наркомании, алкоголизма, самоистязания и истязания других действительно быть повернут в другое русло? Возможно ли, чтобы каждый из нас имел реальное влияние на наш мир. Я, исходя из своего опыта, настойчиво заявляю: «Да!»
Каждый день я получаю письма и звонки от людей, восхищенных работой процесса, восхищенных теми волнующими изменениями, какие внесло отслеживание в их жизнь. Одни обрели покой, который всегда искали. Другие нашли глубокий смысл в своих интимных отношениях. Семейные узы стали более крепкими, браки стали более наполненными, личная жизнь многих обрела новые качества согласованности и гармонии.
Далее следует третья история болезни; она имеет дело с интимностью.
Отслеживание интимностиВ обеденный перерыв со мной хотела встретиться молодая пара. Я просмотрел архив. Оба работали. Фрэнк был сталеваром, Сьюзанн — агентом по недвижимости. Они были женаты два года и три месяца, детей у них не было.
У Фрэнка была густая, аккуратно подстриженная борода. Он был почти шести футов ростом, крепкого сложения, широкоплечий, с большими и шершавыми руками. Сьюзанн была красивой и стройной женщиной с темными волосами и большими выразительными глазами, которая с первого взгляда казалась хладнокровной и поразительно женственной.
Вид у Фрэнка, когда он вошел, был внушительным, Сьюзанн тоже была решительно настроена. У обоих была проблема, и оба хотели сразу же приступить к делу. Я указал им на стулья. Начала Сьюзанн: «Благодарю вас, что вы смогли встретиться с нами так скоро. У нас с Фрэнком разные мнения, и нам нужен арбитр».
— «Разница мнений! Черт! Или ты сделаешь аборт, или все кончено, женщина!»
Он сидел на краю стула, локтями упираясь в колени, и показывал на нее пальцем: «Ты не поймаешь меня этим нежеланным…!»
— «Фрэнк», — начала было она, но он перебил ее: «Нет! Я не буду его иметь! Или мы сделаем его вместе, или все кончено. У нас был уговор, и ты… хорошо знаешь это. Ты это сделала. Ты говорила, что этого не случится до тех пор, пока мы оба не захотим. Теперь сама позаботься об этом. Я ничего не желаю с этим делать!»
Сьюзанн умоляюще обратилась ко мне: «Видите, доктор Вульф, какой он безрассудный». Я заглянул за пределы того, что она говорила и с облегчением вмешался: «Нет, я не думаю, что он безрассудный, я думаю, мы должны выслушать его, „с осторожным акцентом“ посмотреть глубже на вопросы, которые он затрагивает.»
Сьюзанн повернулась к нему и спросила: «Что это на самом деле, Фрэнк?» Ее переход был заметным. Она сменила оборонительную позицию на исследовательскую, не теряя самообладания, теперь она была «вся внимание», она повернулась на своем стуле лицом к Фрэнку и прямо посмотрела на него. Ее глаза выражали полное внимание. Фрэнк сразу смягчился, ему уже не нужно было кричать и ругаться, он принял ее внимание: «А… я не знаю…», — пробормотал он и опустил голову: «Я просто не думаю, что надо загонять человека в западню, чтобы любить его».
— «Но никто не делает этого, нет!»
— «Так чего же вы на самом деле хотите, Фрэнк?» — вмешался я, смотря на Сьюзанн, но голосом направляя Фрэнка: «Вы хотите, чтобы ваши отношения были двусторонними. Вы оба хотите друг от друга принятия решения».
Я хотел войти в положительные намерения Фрэнка. Это надежный способ покончить с конфликтом. Фрэнк посмотрел вверх, мой пристальный взгляд на Сьюзанн говорил ей СЛУШАТЬ И НАБЛЮДАТЬ, я вернулся к Фрэнку.
«Я не хочу детей сейчас», — сказал он, — «Я не могу справиться с этим. Это не в моих планах сейчас… И НИКТО не заставит меня это сделать!»
Тема «принуждения» была важна для него. Он сразу становился раздраженным, когда думал, что кто-то его принуждает. Я посмотрел на Сьюзанн и сказал: «Итак, Фрэнк, когда впервые женщина вынудила вас делать что-то, что стало для вас ловушкой?» Я сказал это мягко и тихо, но мои слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Он поднял голову и сказал «Боже мой! Я никогда не думал об этом! Я, я был…» Он посмотрел на свою жену.
«Ладно, Фрэнк, я справлюсь с этим, я люблю тебя больше, чем прошлое». Она ждала.
«Ну, в школе у меня была девушка, она не была мне подругой, но она хотела переспать со мной, и так как все парни уже имели с ней связь, я подумал, почему бы и нет? Но у нее это было вроде шантажа. Она меня хорошо достала, я здорово взопрел, мне даже сейчас жарко. Может быть, поднялась температура в комнате или что?»
«Нет, Фрэнк, температура в комнате та же, но ты взял жар у нее, не так ли?», — спросил я.
«Она сказала, что ни с кем раньше этим не занималась. Я не поверил этому ни на минуту, но она хотела продолжения и как будто бы ни на кого больше не смотрела. Я вроде влез в это по самые уши, и однажды она сказала, что ждет ребенка. Я был сражен наповал. К тому времени я узнал, что у нее никого не было, и она хотела выйти замуж. Я действительно взопрел. Я бросил школу и нашел работу. Она брала надо мной верх, и я знал, что чем сильнее она будет нажимать на меня, тем меньше мне это будет нравиться. В конце концов, мне это надоело, и я не захотел ее больше видеть. Я ушел с головой в работу. Я полагаю, она нашла кого-нибудь еще, так как никакого ребенка не было. Я потерял целый год своей жизни! Я был так глуп!»
«Итак, вы бросили школу? И ваш мир ограничился „прокатным станом“?»
«Ну, это было не так уж плохо».
«Это то, как вы чувствуете поверхностно. Давайте посмотрим, как чувствует себя в вас тот школьник. Вы можете увидеть себя в шестнадцать лет?»
Он облокотился спиной на стул, расслабился и сказал: «Это клево! У меня есть друзья, я ненавижу школу, у нас есть учительница английского, такая паразитка! Я знаю, как она ненавидит меня. А мой учитель по труду — ничего себе, он говорит, что у меня природные способности что-нибудь мастерить. Я что-нибудь вырежу, найду работу и буду делать, что захочу».
«Спроси шестнадцатилетнего, что он чувствует по отношению к девушке».
«Дженни? О…Она клевая. Она страстная. Она не может оставить меня в покое. У-у-у…! Она славная, но если ты попадешься на ее крючок, то тебя нет, ты мертв».
«Почему это?»
Он переключился на голос самого себя в шестнадцать лет.
«Потому, что она хочет только тело, она хочет, чтобы мужчина заботился о ней».
«Что же в этом плохого?»
«Эй, брак создается для любви. Я не хочу закончить как мой старик…»
Он запнулся на полуфразе. Поднял голову: «О черт, мой старик не раз предупреждал меня, никогда не доверяй женщине, которая хочет этого от тебя. Мама умерла, когда мне было двенадцать лет, и я полагаю, что он никогда до этого не получал такой встряски, он никогда не говорил о ней непристойно, но резко отзывался о женщинах вообще, так никогда снова не женился».
«Так может, он был резок от того, что твоя мать умерла и оставила его быть тебе отцом и матерью?»
«Да, он немного странный в этом отношении».
«Каким образом?»
«Ну, он любил ее, в этом нет сомнения. Он действительно ее любил и никогда больше не женился. Но он не чувствовал, что он достаточно хороший родитель без нее. Все, что происходило со мной, он пускал на самотек. Похоже, он потерял свою силу».
«Как вы, — шестнадцатилетний, — чувствуете это?» Он наклонил голову: «Ему чертовски больно, он плачет потому, что его отцу наплевать, всем наплевать! Все, что хочет Дженни от него, — чтобы он о ней заботился, ей все равно, что происходит с ним».
«Он чувствует себя пойманным в ловушку?»
«Да, если даже его старик не может быть отцом, как он может быть им?»
