Николай Непомнящий - Люди-феномены
Вскоре власть над Жилем де Рэ приобрел флорентиец Франческо Прелати, и вот тогда-то и начались серии страшных убийств, богохульства и другие отвратительные деяния, почерпнутые, казалось, из недр черной магии. Сатану, говорил Прелати, надо усладить кровью, кровью детей. Бессмысленно описывать черные мессы, которые служились в замке; считать изнасилования, убийства, издевательства над детьми. С 1432 по 1440 год продолжались оргии, и в дьявольском притоне умирали дети с разных концов страны. На суде был зачитан список с именами жертв – мальчиков и девочек; список был очень длинным, всего погибло более 800 детей. Их тела были сожжены или свалены в подвалы и подсобные помещения замка. Жиль де Рэ приходил в экстаз, видя страдания своих жертв, как сказал он сам: «Мне доставляло наибольшее удовольствие наслаждаться пытками, слезами, страхом, кровью». Но все же ему снились кошмары. Он часто говорил об уходе в монастырь, о паломничестве в Иерусалим, куда бы он отправился босиком, прося по пути милостыню.
Было бы странно, если бы Яков V, бретонский герцог, который скупал земли и дома маршала за бесценок, вмешался бы в это дело, пока не наполнил свои сундуки и не преумножил свое богатство. Он сознательно пропускал мимо ушей невероятные по своей чудовищности слухи, ходившие среди крестьян. Но все же нашлись порядочные люди, действовавшие не ради корысти, а по велению совести. Жан де Малетруа, епископ Нанта, неподкупный честнейший прелат, прослышал о страшных преступлениях. Ему понадобился всего месяц, чтобы предпринять надлежащее расследование. Отряд вооруженных солдат отправился в Тиффож, а тем временем второй отряд окружил Машкуль, где спасался, дрожа от страха, Жиль де Рэ. Сопротивляться было бесполезно, бежать – невозможно; 14 сентября убийца-садист Прелати и те его помощники, которые не покинули его при первых признаках опасности, были арестованы, закованы в цепи и брошены в темницу. Церковное разбирательство продолжалось 1 месяц и 8 дней; гражданский суд длился 48 часов.
Сегодня в суде над Жилем де Рэ не осталось тайн. Хроника донесла до нас во всех деталях то, что происходило в комнатах хозяина замка. Сохранились рассказы о еде с большим количеством специй и возбуждающих винах, но рядом с этим перечислялись по минутам детали разнообразных садистских наслаждений, бессмысленных преступлений. Речь шла о телах, вытащенных крючьями из колодцев, в которые те ранее были брошены, о поспешных ночных перевозках по рекам сундуков, наполненных телами убитых детей с головами, отделенными от тела и «изъеденными червями и подпрыгивающими, как мячики», о вязанках, которые были собраны в кучу в очаге гостиницы де Ла Сюз с 36 телами, положенными сверху. Помощник обвинителя с трудом верил во все это: «Только подумайте о том, как жир с кусков горящего мяса капает на угли на кухне…» Пламя, постоянно помешиваемое, было достаточно сильным, и требовалось лишь несколько часов, чтобы избавиться от многих тел. Помучившись от угрызений совести и помолившись о милосердии Господнем, Жиль де Рэ растягивался на кровати и с большим наслаждением вдыхал ужасный запах горящего мяса и костей, пространно рассуждая о своих ощущениях.
Повторим – за 7 или 8 лет погибло 800 детей. Добрая треть ночей из этих 7 лет, с 1433 по 1440 год, была посвящена убийствам, расчленению и сожжению; а дни проходили в перевозках на телеге окровавленных и изуродованных тел, чтобы спрятать их, высохших и обугленных, под сеном или в укромных местах, в избавлении от золы и отмывании крови и нечистот.
…Церковь настаивала на том, чтобы это дело находилось в ее юрисдикции. Это означало, что в таком случае для Жиля де Рэ все кончено. Епископ из Нанта Жан де Шатогирон и верховный сенешаль Бретани Пьер де л’Опиталь изводили герцога требованиями о предоставлении им необходимых полномочий. И с большим сожалением Яков V отдал наконец приказ о начале суда над маршалом Франции, опозорившем прославленное имя; он хорошо знал, что «церковь – высший суд, и осуждает преступление, а не лицо, его совершившее», – как торжественно провозгласил сам епископ из Нанта. А Пьера де л’Опиталя значительно больше интересовали факты колдовства и магии, чем остальные, гораздо более отвратительные преступления.
Жилю необходимо было золото. Как и Эржебет Батори, с деяниями которой мы познакомимся чуть позже, он не мог жить жизнью обычных людей, она губила его.
Благодаря Прелати атмосфера Тиффожа была пропитана магией. Он часто ссорился с Жилем, который упрекал его за нетерпение и недостаток веры. Каждый день Жиль слушал несколько месс. Нормандка, пришедшая погадать ему на картах, сказала, что у него никогда ничего не получится, покуда «он не отвлечет душу от своих молитв и своей часовни». Жиль добывал все больше и больше правых рук, сердец и прядей волос для дьявола.
Сложности, связанные с добыванием молодых людей, были одинаковы у Эржебет Батори и Жиля де Рэ. Те же небольшие деревни, где все обо всем знают, пусть даже только шепчутся об этом; те же одетые в серое старухи, составляющие неотъемлемую часть сельской местности; бегающие без присмотра дети на маленьких, удаленных друг от друга фермах; окраины поселков, где уличные мальчишки сбивают камнями созревшие сливы или сеют лен, – все это было одинаково и в Венгрии, и во Франции. Старая и некрасивая женщина в сером поставляла господину пажей. Иногда в замок с помощью тех или иных средств маленьких мальчиков завлекали слуги, Анри и Пуату. Особенно часто дети исчезали в дни раздачи милостыни. В это время мосты опускались, и слуги замка распределяли милостыню среди бедных: еду, немного денег и одежду. И если они замечали среди детей особенно красивого, то уводили его с собой под предлогом того, что ему недостаточно мяса и они отведут его на кухню, чтобы дать что-нибудь еще.
Однако все хитрости, которые придумывались для успокоения местного населения, скоро потеряли свою убедительность; каждый год люди удивлялись тому, как много исчезло мальчиков – даже учитывая волков, болезни, убийц и болота.
Жиль де Силле распространял слухи, что бретонец бросил в тюрьму его брата, Мишеля де Силле, и в качестве выкупа требует 24 самых красивых мальчика, которых только можно найти. Он отправил их из Машкуля, так говорил Жиль, но в 7 раз больше мальчиков увезли из Тиффожа. Конечно, люди горевали, слыша об этом, но, по крайней мере, пропажам было найдено хоть какое-то рациональное объяснение. Для того времени выкуп и заложники являлись всеобщим бедствием. Кроме того, из деревень не исчезали девочки, хотя они также часто играли у воды. Не пропало ни одной, даже самой незаметной пастушки.
За маршалом пришли в середине сентября 1440 года. Под стенами Машкуля капитан эскорта Жан Лаббе и его люди потребовали опустить для них мосты, поскольку они служат герцогу бретонскому. Услышав имя Лаббе, Жиль перекрестился, поцеловал талисман и сказал Жилю де Силле: «Достойный кузен, вот момент обращения к Господу».
Задолго до того дня его астролог предсказал, что о его смерти объявит аббат; и что он сам будет монахом в аббатстве. Предсказания сбывались. Но с той только разницей, что в склепе Нантских Кармелиток осталось лишь его тело.
Жан Лаббе приказал маршалу следовать за ним. Анри и Пуату пожелали сопровождать хозяина. Когда они проезжали деревни, по обеим сторонам дороги раздавались проклятия.
24 октября заключенного ввели в комнату для допросов в замке Буффэй. За гобеленами были приготовлены все инструменты для обычного допроса: дыба, клинья и веревки. Пьер де л’Опиталь призвал его исповедаться. Ему негромко зачитали показания Пуату и Анри. Бледный как смерть, Жиль отвечал, что они рассказали правду, что он действительно забирал детей у матерей и согласился с восемьюстами убийствами и тремя магическими попытками вызвать дьявола.
Доказательства колдовства и содомии оказались настолько очевидны, что был назначен церковный трибунал под руководством епископа Нантского, поскольку эти преступления находились в юрисдикции церкви. Суд был недолгим. Обнародовались результаты предварительного расследования, хранившиеся в тайне. Итак, преступления против Бога и человека: убийства, изнасилования и содомия. Но страшнее всего «святотатство, отсутствие благочестия, составление дьявольских заклинаний и другая упорная деятельность в вызывании дьявола, магии, алхимии и колдовстве».
Наконец, когда епископ посоветовал ему готовиться к смерти, Жиль начал защищаться: высший военный чин французской короны и первый дворянин, он мог предстать только перед судом равных и с разрешения короля и герцога Бретонского.
Жан де Шатогирон ответил ему так: «Суд церкви – высший суд и осуждает преступления, а не лицо, совершившее их. Кроме того, король и герцог согласны с тем, что приговор должен быть вынесен».
Приговор был таков: «Повесить и сжечь; перед тем как тело будет расчленено и сожжено, оно должно быть изъято и помещено в гроб в церкви Нанта, выбранной самим осужденным. Анри и Пуату должны быть сожжены отдельно, и их прах развеян над Луарой».
