Виктор Санчес - Учиться у Кастанеды вопреки Кастанеде

Я должен указать, например, что у меня никогда не было намерения в своей работе следовать шагам Карлоса Кастанеды, как и никого другого, поскольку для меня следование своим путём более чем достаточно. Я убеждён, что идти по жизни, стараясь повторить путь кого-либо другого, и не заботится о том, насколько велик или ничтожен этот кто-то, приводит нас всегда к отчуждению, а это идёт вопреки самому благородному поиску человеческих существ: поиску свободы.

Искренне говоря, в мои намерения никогда не входило копировать или механически имитировать описанное Кастанедой. Я хотел улучшить себя благодаря прочитанному. Ученик магов дал мне росток, но это моя работа: заботится о нём и растить его, чтобы он принёс свои плоды.

Я считаю, что его работы, являясь столь пленительными, проникновенными и заставляющими задуматься о многом, страдают от одного большого недостатка: неспособности представить нам более практические и менее запутанные способы достижения этого знания. Читатели жаждали специфических процедур, которые они смогли бы использовать в повседневной жизни. Таким образом, путь воина мог бы стать гораздо большим, чем поиск необычных ощущений ради самих ощущений, или ради абстрактных концепций. Мы хотим живого знания, возможности испытать его в нашем собственном мире. Возможности обнаружить неизвестное, скрытое под пеленой известного, и благодаря этому открытию стать лучше во всём, что мы делаем в нашей жизни, день за днём.

Я работал, изучал и экспериментировал с идеями, представленными Кастанедой. Вдохновлённый духом этих книг, я открыл пути, позволяющие всем желающим пересечь параллельные линии, отделяющие миры фантастических историй от мира повседневности. Вызовом было сделать возможным этот шаг из одной реальности в другую, не потеряв магического очарования другой реальности, но также и не утратив здравого смысла, так необходимого для существования в этой реальности. И мой вызов был, и остаётся, в возможности вдохновлять истинной страстью к поиску свободы, не предавая того, что мы любим.

И в этом я не был кем-то особенным. В реальности, я верю, что мы не изобретаем ничего заново. Всё приходит к нам из чего-либо, или от кого-либо, хотя некоторым людям трудно это принять. Они хотят видеть Бога в акте чистого творения. В моём случае, например, чтобы иметь возможность работать с положениями, описанными Кастанедой, я обучался в результате непосредстенного опыта и жизни с коренными жителями Мексики, хранителями Традиции Тольтеков.[5] Опираясь на этот опыт я разработал методы и техники, которые, будучи далёкими от банального стремления к поиску признания или чествования Кастанеды, могут быть практически использованы такими же людьми, как и я. Людьми, заинтересованными в том, чтобы сделать эти идеи чем-то большим, чем литературным развлечением.

Я уверен, что результат почти двадцати лет работы с группами на семинарах, опыт людей по всему свету, прочитавших мои книги, все позитивные изменения, вызванные этой работой показывают, что усилия не пропали даром.

Хотелось бы ещё раз подчеркнуть: техники, описанные в книге “Учение Дона Карлоса”, как и те, которые мы предлагаем на своих семинарах, были разработаны мной, во многих случаях начавшись с моих практических исследований положений Кастанеды или адаптации моего опыта, полученного среди индейских общин, живущих в традициях Тольтеков. Я никогда не пытался имитировать, но скорее улучшить техники, достаточно неясно описанные в книгах Кастанеды. И мои техники — это не вымысел, но результат поиска практических средств для личного роста.

Наконец, в силу того факта, что моё имя до сих пор связано с именем Кастанеды в умах многих, я должен указать на некоторые фундаментальные отличия между основными аксиомами наших позиций:

Как непосредственный участник и наследник Традиции исторических Тольтеков, я живу с глубочайшей любовью к этому миру и к нашей Земле. Я верю, что каждый должен в каждодневном труде стараться отдать что-то взамен тех даров, что мы получаем от неё. Идея о том, чтобы считать этот мир тюрьмой, из которой необходимо сбежать любой ценой, для меня абсолютно неприемлема.

Непрерывные ментальные абстракции и конструирование ментальных замков кажется мне скучным и истощающим занятием. Я больше полагаюсь на работу с телом и встречи с природой. Мне гораздо больше нравится старый персонаж Карлоса, совершающий долгие прогулки с Доном Хуаном по горам. Однако, я не чувствую себя близким к Кастанеде, который утверждает, что мы не должны работать на природе из-за ветра, который может быть опасен. Отставив в сторону возможность простудиться, я считаю, что ветер — это проявление природы, видимого лица Духа. Я чувствую себя гораздо ближе к точке зрения настоящих Тольтеков, которые считают ветер вестником, несущим сообщения великих Сил этого мира, владельцем секретов Знания.

В своей работе с группами я не люблю работать в закрытых пространствах в городе. Я предпочитаю открытые просторы, горы, леса или пустыни. Я верю, что мы можем научиться гораздо большему, наблюдая и живя на природе, а не запирая себя в комнатах и слушая истории, имеющие мало общего, или почти ничего, с тем, что мы испытали или желаем испытать.

Я совершенно уверен, что мудрость и безмолвное знание присутствуют в гораздо большем объёме в эффективных, традиционных практиках, выполняемых многочисленными коренными народами Мексики, нежели в докторских метафизических или феноменологических диссертациях.

Я верю, что непрерывное обучение способности любить, вместе с возможностью принимать и жить в середине таинства мира всегда будет нашей наиболее неотложной задачей.

Я уверен, что те, кто ставит себя выше других, заявляя, что они победили своё чувство собственной важности попали в более драматическую ловушку, чем те, кого они стараются учить.

Я убеждён, что Кастанеда искажает и играется с историей Мексики и с культурным наследием коренных народов, когда представляет Тенсёгрити как “практики древних шаманов Мексики”, не предоставляя никаких доказательств в поддержку своей версии. Я считаю, что Тенсёгрити ближе к практикам Китая — Кунг-Фу или Тай Цзы — нежели к практикам шаманов Мексики, современных или древних.

Я не пишу всё это с целью вступить в битву с Кастанедой или его сотрудниками. Я пишу это по причинам персональной этики, уважения себя и всех, кто со мной работает: читателей и участников наших семинаров. Я верю, что они заслужили, чтобы это знать.

Для них, как и для тысяч людей, заинтересованных в чтении книг Кастанеды без фанатизма, я должен снова указать, что книги существуют для того, чтобы мы их читали и использовали прочитанное, пока это соответствует нашим собственным поискам и приносит нам пользу. Но к ним нужно подходить критически, не принося в жертву наши собственные критерии и здравый смысл, независимо от того, насколько мы уважаем и любим автора.

Я видел сомнение на лицах многих людей, которые, после многих лет признания Кастанеды своим любимым автором от всего своего сердца, колебались и чувствовали сожаление, находя в книгах или в обстоятельствах частной жизни Кастанеды вещи, с которыми они не могли согласиться. Я отчётливо вижу, как тяжело им признать ошибки того, кого они обожали так долго. Я сам это пережил. Несмотря на это, даже при всей сложности, это осознание необходимо для обретения внутреннего здоровья и для доведения до зрелости наших собственных способов достижения знания. Зрелость в данном случае означает, что мы перестаём настаивать в поиске совершенных учителей, становимся эмоционально независимыми от них, как от своих духовных отцов, которых мы так хотели представлять чистыми и свободными от мирских забот.

В этом смысле, я полагаю, что в конце концов ничто не утрачено. Я полагаю, что Кастанеда дёт нам ещё один, последний урок, возможно, самый великий. Совершенные мастера существуют только на страницах книг. В реальной жизни, как и говорил сам Кастанеда много раз, существуют только люди, которые когда-то умрут. Люди, сотканные из света и грязи, благодетелей и пороков. Никто не является столь великим, чтобы избежать этого. Священное и повседневное всегда тесно переплетены.

Тот же самый Мастер, или гуру, который вдохновляет духовный энтузиазм своих последователей, может страстно увлекаться Роллс-Ройсами, женщинами, деньгами, славой или удовольствием вызывать к себе восхищение и любовь. Парадоксально — и для меня не легко было это принять — это вовсе не унижает значения его работы. Его триумфы и падения в его собственном процессе роста как индивидуума не влияют на триумфы или падения его читателей и последователей, вызванные влиянием его книг или учений.

Годами ранее, чувствуя себя моложе, я был большим моралистом. Я думал, что мирские излишества таких духовных наставников, как Раджниш, Гурджиев, тех тибетских лам, которые не принимали контрактов, которые не сопровождались лимузинами, сводили результаты их работы к нулю. Сегодня я думаю по-другому. После того, как я познакомился с огромным числом людей, которым удалось почерпнуть много полезного из их работ, (хотя многие другие потеряли свой путь также благодаря влиянию тех же самых работ), я научился тому, как работа может превзойти её автора. Я считаю, что это же произошло и с Кастанедой.