Тони Парсонс - Тайна, которой нет
Я чувствовал, что большинство людей понимает просветление подобным образом.
Конечно, всегда были и есть люди, которые поощряют в окружающих такие представления и заявляют, что сами-то они являются просветленными. Сейчас я понимаю: говорить об этом так же нелепо, как торжественно объявлять всему миру о том, что ты умеешь дышать.
С реализацией просветления обязательно приходит внезапное понимание: никто не становится просветлённым. Просветление просто существует. Им нельзя владеть, его нельзя достичь или завоевать, словно какой-то трофей. Всё вокруг пребывает в состоянии единства, а мы настолько увлечены поиском, что не замечаем его. Люди, заявляющие о своем просветлении и принимающие соответствующую позу, просто не поняли парадоксальной природы этого явления. Они воображают, будто достигли некоего высокого состояния и теперь владеют им. Возможно, они действительно прошли через какое-то глубокое личное переживание, но оно никоим образом не связано с просветлением. Эти люди по-прежнему остаются заперты в своих индивидуалистических концепциях, основанных на личных ограниченных системах верований.
Нередко такие люди берут на себя роль «духовных учителей» или «просветленных мастеров» и притягивают к себе тех, кто испытывает потребность стать учениками или послушниками. Подобные учения, по-прежнему не выходящие за пределы замкнутого круга и закона противоположностей, неизбежно приводят к возникновению дистанции между «учителем» и его последователями. Ведь когда человек принимает на себя такую роль, то, прежде всего, возникает строгий запрет даже на само подозрение о наличии у него «человеческих слабостей».
С увеличением числа последователей возрастают и требования к исключительности мастера, а учение становится все более темным и запутанным.
Чем сложнее учение, тем больше дистанция между мастером и последователями, и многие ученики «преуспевают» в своей растерянности и послушании. В конце концов, участники этой ситуации либо проявляют безоговорочную покорность, либо разочаровываются в «мастере», либо пробуждаются и идут своим путем.
Примером печальных последствий таких «учений» может служить зародившееся в коллективном бессознательном мнение, будто бы обычный человек не способен по-настоящему осознать и реализовать даже такую естественную, простую и доступную вещь, как дыхание.
Тому, кто полностью постиг и принял просветление, нечего продавать. У тех, кто делится своим пониманием, не возникает потребности приукрашивать себя или свой опыт. Нет у них и желания становиться «матерями», «отцами» или «учителями».
Идея об исключительности порождает кастовость; свободой же можно поделиться только с друзьями.
Время
Когда человек отделяется от всего сущего, он безоговорочно признает существование времени со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вера в существование времени неизбежно приводит к идее и опыту начала, середины и конца. Так возникает представление о путешествии к осуществлению цели или к логическому завершению процесса.
Эта концепция путешествия применяется на всех уровнях, будь то успеваемость в школе, создание успешного бизнеса или обретение просветления. Все это воспринимается как путь к становлению: движение во времени по направлению к результату.
Из опыта я знал о многих мнимых результатах действия времени, поэтому я поверил в существование его самого. Особенно ярко отпечаталась эта идея в моей душе в образах рождения и смерти. Ведь эти явления так очевидно подтверждают кажущуюся неопровержимость существования и течения времени.
Поверив в существование времени, я поверил в конечность собственной жизни. Это привело меня к убеждению, что необходимо как можно полнее использовать отпущенный мне срок. Нужно что-то сделать, чего-то достичь, кем-то стать за время, которое, как я вообразил, осталось мне до смерти. В результате возникла идея о цели, а вместе с ней — определенные ожидания относительно того, что мне даст ее достижение. В соответствии с этими ожиданиями я и прикладывал свои усилия.
Ожидания и цель
Ожидания, связанные с целью, сделали меня пленником представлений о времени и разобщенности. Я всю жизнь занимался решением самых разнообразных задач и достижением различных целей, включая духовные.
Обратившись к религиозной этике, я обнаружил целый калейдоскоп западных и восточных учений и идей. В то время я верил, что они представляют собой богатейший кладезь абсолютной мудрости.
В результате у меня возникло убеждение в собственной духовной бедности, и я решил что-то в связи с этим предпринять: стать лучше, посвятить себя чему-нибудь. Нужно было найти модель реальности, которая удовлетворила бы мою потребность в ощущении, что я каким-то образом приближаюсь к некой цели.
И я попытался стать христианином.
Принимая в расчет мое тогдашнее мировоззрение, этот выбор был вполне уместен. Я принадлежал западной культуре, знал библейскую историю и традиции. Мне были известны такие, казалось, неоспоримые истины, понятия и ритуалы, как первородный грех, молитва, исповедь, всепрощение, евхаристия, очищение, а также устное и писаное слово.
Я старался изо всех сил, опираясь на то, что я тогда понимал, боготворил и считал значимым для духовной жизни. Мне казалось, что если я буду стараться, то завтра будет лучше, чем сегодня, и каждая следующая попытка будет лучше предыдущей.
Я поверил в идею человеческого несовершенства и в то, что через покаяние можно в конце концов откуда-то извне заслужить благодать и тем самым получить пропуск от низшего уровня бытия к высшему.
Казалось, что теперь у меня появились средства для достижения цели, которая наполнит мою жизнь смыслом.
Я возносил молитвы и совершал благие деяния в расчете, что «Бог Отец» исправно вносит их в свой небесный реестр.
Я полагал, что существуют вполне определенные возможности, определенные знания и мне отведено определенное время, чтобы привнести в свою жизнь смысл и сделать ее лучше: сделать ее значимее. Моя цель была освящена надеждой — надеждой на перемены к лучшему, которые вдохновят меня на дальнейшую борьбу, горение и упорство, дабы еще больше утвердиться на избранном пути. Теперь я мог духовно расти сам и помогать в этом другим людям.
Цель, надежда и вера давали мне энергию и волю для движения к успеху. Цель, надежда и вера — глубоко почитаемые и, на первый взгляд, значимые ценности, которым многие придают огромное значение. Но, вне всяких сомнений, они существуют лишь на фоне смятения, безнадежности и отчаяния.
В то время я не обращал внимания на эту сторону вопроса. Тем не менее, неизбежные качания маятника от ожиданий к разочарованиям, от усилий к неудачам, от силы к слабости сыграли в конце концов свою роль в моем пробуждении от этого сна.
Все эти общины, конфессии, возвышенные цели… Жадные бездонные корзины духовных супермаркетов, которые необходимо наполнять молитвами, умеренностью, смирением, поклонением и благими деяниями. И если даже удастся наполнить одну корзину, сразу же наготове другая — для кротости и целомудрия.
Я очень старался, но все это выглядело довольно безрадостно: ожидать, что запуганный и ограниченный верующий может благодаря дисциплине, самоотрицанию и поклонению стать чем-то, кроме запуганного и ограниченного верующего, столь же тщетно, сколь надеяться, что безбрачие может привести человека к величию и целостности. Я понял, что пытаюсь испечь ватрушку без теста.
Полагаю, любые попытки выразить невыразимое на языке доктрины неизбежно влекут за собой ложные толкования. Что поделаешь — идея совершенства противоречива, она превращает тонкую и прекрасную песнь свободы, спетую основателем учения, в незыблемую темницу догмата. Когда птичка улетает на волю, сущность ее песни нередко теряется, а нам остается лишь пустая клетка.
Мне нравится притча о том, как Бог и Дьявол увидели отшельника, которому в пустыне открылось прекрасное.
— Ага! — воскликнул Господь. — Этот человек нашел истину, и тут тебе нечего делать.
— Отчего же, — парировал Дьявол, — я помогу ему создать религию.
Там, где появляется организованная религия, возникает благодатная почва для глубочайших страхов, тягостнейшего чувства вины и самых отвратительных конфликтов: между индивидами, нациями и вероисповеданиями. Независимо от того, придерживаемся мы определенных религиозных взглядов или нет, все эти раны могут таиться в глубинах нашего существа и сказываться на всем нашем жизненном опыте.
После того как я интуитивно осознал, что предмет моих поисков лежит абсолютно в другом направлении, было неестественно и не нужно продолжать придерживаться этики, в основе которой лежит уверенное и властное «нет» и такое осторожное и скупое «да». Поэтому я пошел дальше и окунулся в исследование современных терапевтических и духовных практик.
