Дмитрий Невский - Таро Эльфов. Роман в картинках
Как поступок, совершенный в описываемом сюжете, повлияет на итог книги?
Как вы думаете, насколько различны первые впечатления Панепаэль и выводы, которые она сделала, подумав над происходящим?
Что помогает ей делать более точные выводы? Как карты взаимодействуют с Панепаэль? Что значит карта? Как ее трактует Панепаэль? В чем вы согласны с выводами Панепаэль, а в чем у вас иное видение происходящего? Как вы думаете, насколько символизм той или иной карты помогает Панепаэль понять происходящее? Какова, по вашему мнению, природа информации, исходящая от Таро?
Какие тайны раскрывает Панепаэль, двигаясь из события в событие?
Какие символы или элемента сюжета карты помогают лучше понять суть происходящего?
К каким выводам приходит Панепаэль, узнав о Младшем Аркане Таро? В чем Младший Аркан отличается от Старшего Аркана? Что поможет более точно интерпретировать значения карт?
Какие методы и подходы вы почерпнули из романа о Панепаэль?
Насколько приемлемы Таро для использования в повседневных ситуациях? Какая польза от Таро?
Какие примеры, фигурирующие в романе, вам помогли лучше понять Таро? Какие человеческие качества помогают, а какие мешают в работе с Таро?
Как вы думаете, в чем причины истинности и ложности той информации, которую вы получаете при помощи Таро? Для какого временнóго отрезка необходимы Таро — для прошлого, настоящего или будущего?
Какие сюжеты и значения карт вызвали у вас наибольшие затруднения? С какими трактовками карт и сюжетов вы бы не согласились? Что именно заставляет вас верить в то, что Таро «говорят правду»?
Подобно нашей героине, вы можете исследовать Таро, изменять его значения, управлять своей жизнью, рассматривая последствия своих поступков при помощи Таро. Вы можете найти свое место в жизни, понять ее смысл и свою роль в судьбах других людей.
Вы можете изучать людей, мотивы их поступков и природу их поведения. Вы можете все, держа в руках карты Таро или просто наблюдая за окружающим миром. Вы уделили ему внимание, вы уделили внимание себе, и, поверьте, вы увидите, как мир меняется, раскрывая вам свои объятия.
Книга 1
Дистопия[1]
Глава 1
Панепаэль Маллир аккуратно присела на одно из сидений повозки. Ее отец, Филхардил, в крайнем раздражении, сел впереди, чтобы не видеть лица дочери.
Филхардил был высок и строен, что необычно даже для обычного эльфа, если, конечно, слова «обычный эльф» уместны в вашем восприятии мира. Но, несомненно, он был красив и даже по-своему мужественен в своей красоте. Длинные волосы, стянутые в хвост, открывали окружающим его чистое и строгое лицо. Строгость лица подчеркивал черный плащ, на нем был вышит государственный герб, который позволял своему владельцу смотреть свысока даже на тех, кто был выше ростом.
И этот сильный и уверенный в себе эльф не находил себе места, пребывая в крайней степени взволнованности, двигаясь по повозке взад и вперед все время, пока они пересекали озеро, простирающееся между Новым домом и Старым городом.
Глядя на воду, Панепаэль неожиданно подумала, что многие люди, да и эльфы, подобны рыбам, которые ищут лучшей доли, не оставаясь на месте.
Она почти полностью погрузилась в свои размышления о судьбе рыб и эльфов, но фигура ее отца, который продолжал свои движения по палубе парома, вывели ее из девичьих размышлений. Уж он-то никогда не будет плыть по течению и искать лучшей доли, — подумала Панепаэль. — Он просто пойдет и возьмет ее.
И, будто в подтверждение мыслей дочери, Филхардил резким движением запахнул плащ, как бы говоря всем своим действием, что все в его руках, а весь мир может уместиться под полами его плаща.
Когда они были невдалеке от пристани Старого города, начался сильный дождь. Крупные тяжелые капли воды ударили по глади воды, смешав рисунок города, который пыталась запечатлеть водная гладь. Панепаэль, потеряв в водной ряби свое отражение, вновь перевела взгляд на отца, который, казалось, совершенно не заметил природной метаморфозы, происходящей в эти минуты.
Дождь прекратился так же неожиданно, как и начался, наполнив мир чистотой и новыми запахами, которые, как подумалось Панепаэль, были кем-то пленены, но дождь освободил их.
Панепаэль вновь погрузилась в свои размышления, оставив превратности этого мира за пределами своей светлой головки, но мир был настолько бесцеремонен, что сам напомнил о себе.
Паром достиг берега, и удар дерева о твердую землю заставил Панепаэль вновь вернуться в этот мир. Но паром не остановил своего хода, а движимый силой восьми быстрых ног паромщиков, продолжил свой путь на колесах, которые ранее скрывала вода. Панепаэль знала, что их путь продолжится, пока они не достигнут Окружной дороги.
Булыжник, — возникла в голове мысль, — это будет знаком того, что они достигли дороги.
— Ну вот, мы почти дома, — донесся голос отца, который начал собирать вещи, готовясь спуститься на твердую почву. Но видя недовольство в глазах дочери, добавил: — Почти дома.
«Как можно называть домом то место, которое вызывает ненависть от одного только воспоминания о нем?» — подумала Панепаэль, но вслух этого не произнесла. Вместо этого она сказала:
— Мой дом там, где моя семья и мои друзья!
— Бабушка — это часть нашей семьи и мы обязаны навестить ее! — отец сказал это таким жестким и категоричным тоном, что Панепаэль поняла, что разговор на эту тему закончен. И все же она не была бы дочерью своего отца, если бы не оставила последнее слово за собой:
— Мы могли бы провести время с большей пользой, чем потратить целый день и развлекать престарелую родственницу! — Панепаэль знала, что отец не любит тратить время попусту, и рассчитывала, что ее упрек достигнет намеченной цели.
Но и Филхардил был не из тех, кто не замечает манипуляций его эмоциями, даже если эти манипуляции предпринимала его любимая дочь.
— Бабушка мудра, — начал он издалека, — и знает много древних рецептов.
Он заметил, как Панепаэль замерла — она страшно любила все древнее и необычное, и продолжил.
— А еще на чердаке ее дома есть множество книг по магии.
Это был сокрушительный довод. Больше древних рецептов Панепаэль интересовалась древней магией, впитывая, как губка, любую информацию, достигающую ее ушей.
Аргумент отца подействовал, и девочка, как и свойственно всем в ее возрасте, забыла о скуке и тоске, охвативших ее душу, и с радостью направилась по пути к дому бабушки.
Так за разговором и последующими идеями, которые родились в голове Панепаэль после слов отца, они въехали в Старый город. Все его узкие, мощеные камнем улицы вели к центру города, становясь все у́же и у́же по мере того, как приближались к заветной точке.
В легендах говорилось, что такая архитектура возникла из-за войн, которые шли здесь много веков назад. Захватчики всегда старались проникнуть в сердце города, туда, где было средоточие силы. И сужение улиц, неминуемо приводящее к замедлению движения по ним, было на руку защитникам. Ведь проще обороняться от толпы врагов, стоящих в очереди, чем от толпы, окружающей вас со всех сторон.
На улицах было грязно не только в прямом, но и переносном смысле. Толпы нищих и попрошаек буквально облепили их повозку, не опасаясь быть раздавленными или искалеченными ее колесами. «Что стоит человеческая жизнь в Старом городе? — ровно столько, сколько за нее заплатят», — говорили те, кто жил в этом странном месте.
Казалось, повозка пройдет через это людское месиво, как нож сквозь масло. Но Панепаэль ошиблась. Из-под колес повозки раздались крики боли — это трое нищих, не поделив очередность и подталкиваемые сзади своими сотоварищами, оказались раздавленными тяжелой конструкцией.
Отец с ухмылкой посмотрел вслед, туда, где остались лежать на земле очередные калеки Старого города.
Еще немного — и они остановились перед воротами дома бабушки Таймерл. Это было обычное для Старого города здание, насчитывающее в высоту три этажа и плотно стиснутое своими собратьями, похожими на него как две капли воды.
— Заберете нас сегодня вечером, — сказал Филхардил, обращаясь к перевозчикам. И, уже забыв об их существовании, взял дочь под руку и подтолкнул ко входу в дом.
Сзади раздался шум отъезжающей повозки, и, как показалось Панепаэль, вместе с ней прервалась тонкая ниточка, связывающая ее настоящую жизнь с прошлым, с родным домом.
* * *Панепаэль ненавидела даже воспоминания о доме бабушки Таймерл. Один запах, который источали коптящие свечи и древние масляные лампы, вызывал у нее рвотные позывы. Серый холод от стен дома, смотрящих на мир холодными неошуткатуренными камнями, буквально проникал под кожу. Единственное, что немного разбавляло это воспоминание «холодного смрада», были мрачные, но живые и теплые шторы, гардины, занавески, которые были развешаны по всему дому.