Тьюсдей Рампа - Я верю
Мужчина по другую сторону стола сказал:
— Да, — при этом он повернулся и посмотрел на Пятьдесят-Три. — Если ребенок родится мертвым, то это нисколько вам не поможет, поскольку тогда вам придется вернуться сюда на том основании, что ваше нежелание содействовать нам и ваша непримиримость станут причиной того, что женщина потеряет своего ребенка. Я еще раз призываю вас — для вашей же пользы, поскольку лично нам это безразлично, — оказывать нам больше содействия. Это значит, что вы должны умерить свой темперамент. Иначе нам придется просто вышвырнуть вас отсюда куда угодно, словно какой-нибудь мусор.
Женщина встала из-за стола, немного поколебалась, а затем, обращаясь к Пятьдесят-Три, сказала:
— Пойдемте со мной.
Председатель кивнул и тоже поднялся на ноги. Доктор коснулся руки Пятьдесят-Третьего и молвил:
— Следуйте за ними. В добрый час!
Неохотно, словно ему предстояло идти на казнь, Пятьдесят-Три с трудом встал на свои вдруг ставшие ватными ноги и направился вслед за женщиной в соседнюю комнату. Обстановка здесь была совсем иной. Казалось, все стены переливались огнями, мерцавшими за матовым стеклом. Повсюду было огромное множество ручек управления, кнопок и выключателей. Пятьдесят-Три вдруг подумал, что попал на какую-то электростанцию, однако прямо перед ним стоял странный стол очень необычной конструкции. Как оказалось, он полностью повторял контуры человека — очертания его фигуры, рук, ног, головы и всего остального. Женщина сказала:
— Ложитесь на стол.
Немного поколебавшись, Пятьдесят-Три пожал плечами и быстро забрался на стол, отмахнувшись при этом от доброжелательной руки доктора, который попытался помочь ему. Лежа на столе, он ощутил удивительную вещь: оказалось, этот стол мог в точности принимать форму его тела. Никогда в жизни он не чувствовал себя удобней, чем здесь. Стол был теплым. Посмотрев верх, он обнаружил, что его зрение стало не столь ясным, каким оно было прежде. Все вокруг казалось расплывчатым. Теперь он едва различал неясные силуэты, что виднелись у стены напротив. Неясными, холодными и безразличными глазами он разглядывал стену и думал о том, что никак не может разобрать, чей это силуэт маячит перед ним. Похоже, это была женская фигура. Недолго думая, он решил, будто эта женщина лежит в кровати. Затем, когда он присмотрелся тусклыми, безжизненными глазами, ему показалось, что кто-то сдергивает с него простыню.
Вдруг до него донесся чей-то искаженный голос:
— Кажется, все в порядке. Я подтверждаю, что он совместим.
Все это было очень странно, очень. Пятьдесят-Третьему казалось, что он находится под наркозом. У него не осталось ни желания сопротивляться, ни опасений, ни одной ясной мысли. Он просто лежал на столе, который точно копировал его формы, и не понимал, кто были те люди, которых он так хорошо знал раньше. То были доктор, председатель и женщина.
Он едва различал их слова:
— «Совместимая основная частота», «температурная инверсия», «период синхронизации и стабилизации».
Вдруг он улыбнулся, словно во сне, и мир чистилища ускользнул от него. И он навсегда забыл об этом мире.
Наступила долгая тишина, которую нельзя было назвать тишиной. В этой тишине он хотя и не слышал, но ощущал некие вибрации. А затем внезапно ему показалось, будто его втолкнули в золото утренней зари. Он увидел перед собой неземную красоту, которой никогда не мог видеть прежде. Казалось, он стоял в смущении и полузабытьи среди великолепного, приятного сердцу пейзажа. Вдалеке виднелись высокие шпили и башни, а вокруг него было много людей. Ему почудилось, будто прекрасная женская фигура подошла к нему и сказала:
— Пусть твое сердце будет добрым, сын мой, поскольку тебе предстоит вернуться в этот мир скорби. Пусть твое сердце останется добрым, чтобы мы всегда могли услышать тебя. Помни, что ты никогда не будешь, одинок, никогда не будешь забыт. И если ты станешь делать то, что подскажет тебе твоя совесть, то на твоем пути ты встретишь не беды, а лишь те испытания, что были уготованы тебе. И успешно завершив свое пребывание в Мире Скорби, ты вернешься сюда с ликованием. Отдохни, успокойся, да будет мир с тобой.
Фигура удалилась, а Пятьдесят-Три повернулся на бок, лежа на постели, или на столе, или на чем бы там ни было, и задремал, пребывая в мире. И никогда больше не всплывало в его сознании ничто из того, что с ним случилось.
Глава шестая
Алджернон резко вздрогнул во сне. Алджернон? Пятьдесят-Три? Кем бы он ни был сейчас — он резко вздрогнул во сне. Нет, то был не сон. Это был самый жуткий кошмар, который ему доводилось видеть. Ему представлялось землетрясение, которое случилось возле Мессины, или в Салониках, где рушились здания, где разверзалась твердь и где люди гибли, раздавленные в бездонной пасти Земли.
Это было ужасно. Ужасно. Это была самое плохое из всего, что ему довелось пережить, и самое худшее из всего, что он мог вообразить. Ему казалось, будто его самого перемололи и раздавили. Вдруг, в этом путаном кошмаре ему привиделось, будто в Конго его поймал громадный удав, который насильно запихнул его себе в глотку.
Казалось, весь мир перевернулся вверх дном. Казалось, будто все трясется вокруг. Была боль, были судороги. Он чувствовал себя уничтоженным, запуганным.
Где-то вдалеке послышался приглушенный крик. Как будто этот крик доносился сквозь слой воды и какой-то плотной массы. Едва помня себя от боли, он с трудом расслышал, как чей-то голос сказал:
— Мартин, Мартин, вызови такси — у меня началось.
У него появилось туманное — очень туманное — чувство, что где-то однажды ему уже приходилось слышать это имя. Но нет, как он ни старался, он не мог вспомнить, что это имя значило для него или кому оно принадлежало.
Условия, в которых он находился, были просто ужасными. Что-то все туже и туже сжимало его. Невыносимо громко булькала какая-то жидкость. На какое-то мгновение ему показалось, что он упал в сточную трубу. Температура все увеличивалась, и общее состояние было отвратительным.
Внезапным и мощным толчком его повернуло вверх ногами, и он ощутил жуткую боль в задней части шеи. Появилось особое ощущение движения, которое нельзя было сравнить ни с чем, что он испытывал прежде. Ему показалось, словно его душат, словно всего его окунули в какую-то жидкость.
— Но разве такое возможно? — думал он. — Человек не может жить в жидкости. Во всяком случае, так повелось с тех самых пор, как мы вышли из моря.
Толчки и тряска продолжались еще какое-то время, а потом был один Сильный толчок, и сильно приглушенный веселый мужской голос проворчал:
— Осторожней, приятель! Осторожней! Ты же не хочешь, чтобы она родила прямо здесь, в такси?
В ответ послышалось невнятное бормотание — настолько глухое, что ничего нельзя было разобрать. Алджернон в смятении чуть не лишился ума. Все происходившее было ему совершенно непонятно. Он не понимал, где он, и не знал, что с ним происходит. Все, что с ним творилось, было фантастически ужасно. В таких условиях он не мог действовать как разумное существо. В его сознании всплывали неясные воспоминания. То было нечто связанное с ножом или опасной бритвой. Это был какой-то дурной сон! Ему снилось, будто он наполовину отрубил себе голову. А потом он наблюдал за собой, зависнув под потолком в том же положении, как и сейчас, — вверх ногами. Он видел себя мертвым и лежащим на полу. Смешно и, конечно же, совершенно абсурдно, однако что за ночной кошмар он видит сейчас? Кто он сейчас? Ему казалось, что он был узником, осужденным за какое-то преступление. Он решительно не понимал, что это все значит. Бедняга был на грани помешательства от всей этой путаницы, от горя и от предчувствия неминуемой смерти.
А тряска все продолжалась.
— Осторожней! Говорю же тебе — осторожней. Аккуратненько, поддерживай ее сзади, ну!
Все эти приглушенные звуки казались ненастоящими, а их звучание было удивительно грубым. Такой голос был у торговца, который стоял в одном из закоулков рынка Бермондси в Лондоне. Но какое отношение он имеет к рынку Бермондси сейчас? Где он? Он попытался почесать голову, попробовал протереть глаза, но, к своему ужасу, обнаружил, что весь он обмотан чем-то похожим на провод. Ему снова подумалось, что, должно быть, он попал в нижний астрал, поскольку его движения были скованы — а это так мешало медитировать. Вдруг ему показалось, он находится в бассейне с водой. А до этого вода казалась ему липкой массой — это когда он был в нижнем астрале… А разве он бывал когда-нибудь в нижнем астрале? И что такое этот «нижний астрал»? Ошеломленный, он пытался заставить свой медлительный ум обыскать закоулки памяти. Но нет, его воспоминания были неясны, ничто не вспоминалось отчетливо.
— О, Господи! — думал он. — Вероятно, я сошел с ума и теперь нахожусь в приюте для умалишенных. Должно быть, меня преследуют кошмарные галлюцинации. То, что мне мерещится, не могло бы случиться ни с одним человеком. Как мог я, член такого древнего и уважаемого семейства, так низко пасть? Наш род всегда уважали за уравновешенность и здравомыслие. Господи, что со мной стряслось?