Андрей Шамин - Танец на лезвии бритвы

Я взглянул на зеркало — стекло как стекло. Перемигнулся с отражением и тоже было пошёл почивать, но остановился.

Подумав несколько мгновений я окликнул домового.

— Эй, ты спишь?

— Да. — Шныга демонстративно зевнул.

— Послушай, а можно увидеть умершего?

— Ушедшего, — поправил домовой.

— А как же ваш знакомый?

— У него за бабки.

— Не понимаю — зачем ему старые женщины…

— Я хотел сказать: за деньги.

— А это что?

— Такие бумажные листочки… На них иногда написано, какому количеству золота он соответствует.

— Интересно выходит — на брусок прилепил название и грызи осину, а думай что это хлеб.

Я вспомнил про чёрный " кирпичик".

— Примерно так и есть. Ты можешь помочь?

— Не знаю за результат.

— То есть не можешь?

— Плод падает, когда созреет. Бог даст — свинья не съест.

— А это то причём?

— А при том. Дорога пролегает мимо владений Князя.

— Опять ты про этого Князя.

— Ваш знакомый разве не предупреждал что это опасно?

— Что-то говорил.

— Ты идёшь один?

— Вася ещё хотел повидаться…

— Уже лучше…

— Так когда?

— Лучше всего, когда Селена укрепляет своими лучами дорогу ушедших.

— ?

— По-вашему — в полнолуние.

— Ближайшее?

— Можно и ближайшее. Лучше всего в ночь Примирения, это в начале лета.

— Лиго?

— Ага.

— Хотелось бы повеселиться… Сам понимаешь.

— Ваши души слишком тяжелы… Дорога может не выдержать.

— И что?

— Ухнешь в Хлябь, а потом я волоска не дам за твою голову!

— Ну что ж — придётся кое-чем пожертвовать. Надо ещё с Васей переговорить.

— Вот и переговори, а я спать хочу.

Шныга заворочался и громко зевнул, вскоре донеслось сладкое сопение.

Глава 3. Очень короткая

— И скучно, и грустно, и морду некому набить. Все дни слились в один под знаком пофигизма и лени…

— Ничё, скоро навеселимся!

— Ты на Лиго что делаешь?

— Ну не знаю… Может курочку какую подцеплю.

— С тремя перьями?

— Подкалываешь?

— Слушай, — есть одно интересное дело. Как ты с книгой? Освоился?

— Ну не знаю…

— А кто должен знать?

— Что ты хочешь? Конкретно.

Я кратко изложил свой план.

— Думаешь? Этот, колдун, говорил — опасно для психики.

— Я думаю — не страшнее, чем ты выдуваешь литр разбавленного спирта.

— Ну, ты и сравнил — спирт вещь полезная.

— А сон — нет? Без спирта ещё можно обойтись, а без сна никак!

— Лично я заснуть не могу, пока не остограммлюсь.

— Ну, ты даёшь! Прямо феномен. Только в этот раз воздержись. Вспомни бесов. Сон сном, а на ус то мотай.

— Давно намотал — тут, понимаешь, сидю после работы. Дремаю, значит — то есть отдыхаю. Кепарик на нос надвинул, что б свет не мешал. Слышу, дверь приоткрылась. Я глазы открыл — стоит пёс, клыки ощерил, говорит — Ну, долго ещё сидеть будешь? Запирать надо. Ну, думаю, дошёл — уже собаков говорящих вижу. Голову поднял, а это сторож. Так что…

— Так что, чао!

Глава 4. Пропавшее интервью

В электричке я сразу заметил знакомую фигуру. А.А. ответил на приветствие, а я включил диктофон — всегда надо попытаться обмануть провидение.

— Добрый вечер.

— Добрый.

Агасфер молчал. Я тоже. Колёсики выстукивали "Rock over Bethoven". Просвистела встречная. Пауза явно затягивалась.

— Давайте о банальном. О счастье, например. Вот что такое счастье?

— Счастье? Отсутствие страдания.

— И всё?

— Да.

— Люди несовершенны…

— Понять своё несовершенство — уже первый шаг к совершенству.

— Будда тоже об этом говорил.

— Будда? Рака.[38]

— Дурак?

— Нет. Пустоголовый.

— А как же боевые искусства?

— Они основаны на вере и знании себя. Но не на пустоте, так ревностно проповеданной господином Гаутамой. Смею предположить, Будда просто ничто — до шага в ничто он ещё существовал, а там — ничто. А с ничто что взять?

— Так буддистов полон восток.

— И не только. Что ж — если учитель был пустоголовый, то чего ожидать от последователей… Может господин Дарвин вовсе не ошибался — обезьяна может только подражать, пародировать. К сожалению, и христианство эта беда не миновала.

Крыть было нечем, и я задал вопрос от балды.

— Ну, как вам в наше время?

— Мало что изменилось…

— Но всё-таки изменилось?

— Мусора стало больше, бесноватых.

— А как же свобода нравов?

— Всё по старому.

— А люди?

— Не изменились.

— Разве?

Агасфер задумался.

— Привитое дерево отторгает неблизкие себе по природе черенки, и человек также отторгает всё чуждое ему, но что близко по духу то прививается.

— Всё, как попы говорят, от бога. Вы много пожили, совсем другой уровень знания…

— Знаю только, что проживи я ещё сто лет или двести, да хотя бы и тысячу, я так и буду гостем на этом уютном зелёном шарике.

— Не такой он и уютный. Учений, как собак нерезанных. А разборок между ними!

— Бог открывается всем по-разному — следовательно, сколько ни есть на земле понятий, все они часть Бога. Все качества присущие людям присущи Богу, но не все качества Бога присущи людям.

— Бога никто не видел.

— Или некто?

— Ну, скажем так — многие не видели.

— Бог не виноват в том, что они от жизни воспринимают лишь то, что в состоянии воспринять. Гордыня — считать свой угол зрения самым широким.

Объявили Иманту.

— Мне выходить скоро. Давайте, про религии в другой раз.

— Спасибо вам, Александер.

Старик достал платок в крупную клетку и промокнул повлажневшие глаза. Не люблю сантиментов, тем более было из-за чего.

— Не за что. Это моя работа. Счастливо. Спасибо за беседу.

Я придержал ногой дверь и метнулся в тамбур. Не знаю почему, но в душе расцветали незабудки и пели соловьи.

— Клёвый старикан, — сказал я отражению. Двойник с шипением исчез в нише, а я скатился на перрон.

Дома я на всякий случай переписал разговор на бумагу. И как чувствовал: хотел послушать кассету на сон грядущий и на тебе — вместо голоса Агасфера шипение и в конце грохот, и звук приземления, смешанный с отборной руганью. Надо же. Я и не знал.

Глава 5. "Черная месса"

Домишко, если так можно было назвать пятиэтажную, старой постройки махину, стоял на отшибе. Я осмотрел в бинокль подступы — вроде мы первые. Как можно бесшумнее мы прошли в заброшенное здание.

— Классно! — не удержался Вася.

Ещё бы — высокие потолки, местами лепнина. Лестницы с перилами чугунного литья. Мраморные, истёртые ступени.

— Слушай, ни хуя не понимаю — людей из хат выбрасывают за долги, а тут такой домище пустует…

— Ты думаешь, я понимаю? Лучше молчи. Не забудь — может тут кто-то уже есть!

— Понял. — Васин голос упал до шёпота.

Не помню, сколько времени мы потеряли на поиски искомой комнаты, но всё-таки нашли. Одна стена была добротно покрашена белой эмульсионкой, с остальных трёх щерились разнообразные твари — плоды воспалённого воображения. На полу аккуратно выведена пентаграмма, заключённая в круг и ещё какие то символы и буквы.

— Паскудное место! — напарник почесался — Окон нет, а свет есть.

Тут и я обратил внимание на отсутствие окон. Вернее они были, но наглухо затянуты чёрным крепом. Тогда откуда свет? Чудо? В наше время чудес не бывает — чудо это пока не понятое явление, значит…

Я внимательно осмотрел потолок и увидел, что он заклеен лавсановой плёнкой. Понятненько — видимо на чердаке есть люки. Свет через них падает вниз, на плёнку и в комнату. Хорошо продумано.

— Саня, глянь сюды. — Васька так и танцевал от нетерпения.

— Ну, что?

— Дверь. Может, посмотрим что тама?

— Ничего не трогай! — прошипел я, но было поздно. Спец по взлому ухватился за ручку и… раздался истошный вопль. У меня внутри всё обмерло. У Васи отвисла челюсть.

— Чо стоишь идиот, рвём, пока не спалились! — я дёрнул его за рукав, но двинулся он лишь после хорошей затрещины. Мы выскочили на лестничную клетку и посыпались вниз. Оказавшись у входа, я остановился, и второй фашкой остановил партнёра. Выждав ещё пару минут я начал медленно подниматься. На втором этаже что-то заставило меня осторожно глянуть в окно.

— А, чёрт!

— Что?

Вместо ответа я показал — следуй за мной. Мы дали б фору любым индейцам на тропе войны — как птицы взлетели на пятый и перевели дух.

— Что — они?

— Угадал, — я устало прислонился к стене.

— Что делаем?

— Ты как попугай — что, что, что! Ховаться надо и чем быстрее, тем полезнее для твоего и моего здоровья.