Чарльз Ледбитер - Внутренняя Жизнь
Я не думаю, что вообще можно найти какие-либо слова, выражающие то, каким образом мы с ним едины. В одном смысле нас можно назвать клетками его тела, но конечно же, мы гораздо больше, чем клетки, поскольку его жизнь и сила проявляется через нас в куда большей мере, чем наша духовная жизнь может проявляться через клетки нашего тела. Мы можем принять, что в его проявлении на низшем из космических планов первый его аспект находится на самом высшем из уровней, ниже него — второй, а ещё дальше, в высшей части нирванического плана — третий, так что когда адепт по мере развития постепенно поднимает своё сознание с плана на план, сначала он встречается с третьим аспектом и осознаёт своё единство с ним, и лишь через долгий период он продвигается к полному единству со вторым и с первым.
Сам я, выступающий перед вами, однажды видел его в иной форме, чем наша солнечная система. Это нечто превосходящее всякий обычный опыт, и не имеет отношения к какому-либо из низших планов. Это стало возможным для меня только путём весьма дерзкого эксперимента — с предельным слиянием на мгновение двух определённых лучей или типов, чтобы при помощи этого сочетания мгновенно коснуться уровня необычайно более высокого в сравнении с любым из тех, которых какое-либо "я" может коснуться само. Он существует намного выше своей системы, он восседает на лотосовом троне. Он — апофеоз человечества, и всё же бесконечно больше, чем человечество. Можно думать об аугоэйде, вознесённом выше и выше, до бесконечности. Я не знаю, постоянна ли эта форма, и на каком уровне она так видится — кто может сказать? Но она обладала потрясающей реальностью, и раз увидев, такое проявление нельзя забыть никогда.
Я могу упомянуть ещё одно маленькое касание высшего переживания, хотя его так трудно адекватно описать. Когда человек поднимает своё сознание до высшего подразделения своего каузального тела, сосредоточивая его исключительно на атомической материи ментального плана, перед ним открываются три возможности движения этого сознания, в некоторой мере подобные трём измерениям пространства. Очевидно, для него открыт путь вниз, к второму подплану ментального, или вверх, на нижний подплан буддхического, если он достаточно развит, чтобы использовать буддхическое тело как проводник.
Вторая линия движения открывает для него сокращённый путь, существующий между атомическими подразделениями планов, лежащих выше и ниже, то есть, не касаясь промежуточных подпланов, сознание может спуститься на атомический астральный или подняться на атомический буддхический, опять же, конечно, если буддхические способности уже развиты. Чтобы представить себе этот краткий путь, можно вообразить стержень, на который свободно намотана проволока, витки которой свисают вниз. Витки будут обозначать планы, свисающие части будут изображать их нижние подпланы, а все атомические окажутся рядом, на стержне. Таким образом, станет очевидно, что для перехода с одного атомического подплана на другой можно будет срезать путь, двигаясь по стержню, а можно двигаться и петлёй, символизирующей прочие подпланы.
Но есть и третья возможность — связанная не столько уже с движением вдоль ещё одной линии, перпендикулярной обоим упомянутым, сколько с возможностью посмотреть вверх по такой линии, подобно тому, как человек, находящийся на дне колодца, может посмотреть на звёздное небо.
Ведь существует прямая линия связи между атомическим подпланом ментального, находящегося на этом низшем космическом плане, с соответствующим атомическим ментальным уже космического ментального плана. Мы бесконечно далеко от способности подняться по этой линии, но однажды, наконец, мне представилась возможность посмотреть вверх по ней. Бесполезно пытаться описать, что видно при этом, поскольку никакие человеческие слова не передадут и малейшей идеи этого, но по меньшей мере это даёт совершенно непоколебимую уверенность, что то, что мы до сих пор считали нашим сознанием, нашим интеллектом, вовсе не наше, а его — это даже не отражение, а буквально и на самом деле является частью его сознания, частью его интеллекта. Это непостижимо, но буквально истинно! В медитации обычно мы утверждаем — "Я есть То, То есть я", но увидеть узнать, почувствовать, осознать это таким образом — это нечто совсем другое и отличное от словесного повторения.
Последовательными излияниями, которые описываются в наших книгах, от него исходит вся жизнь — первое излияние идёт из его третьего аспекта и сообщает атомам способность собираться в химические элементы — это действие описано в христианском писании словами "Дух Божий носился над водою" (пространства). Когда, на более поздней стадии, царства природы уже установлены, приходит второе излияние, из его второго аспекта, формирующее групповые души минералов, растений и животных, и это уже нисхождение в материю Христова начала, которое одно лишь делает возможным само наше существование. Но думая о человеческом царстве, мы помним, что само "я" — это проявление третьего излияния, исходящего от первого аспекта логоса, то есть вечного и все-любящего Отца.
Каждая звезда — это солнце, подобное нашему, и каждая является частичным проявлением какого-либо логоса.
Буддизм
Думая о Господе Будде, мы не должны забывать, что он намного больше, чем просто основатель религии. Он занимает высокий пост в оккультной иерархии, величайший за исключением ещё одного, а в предыдущих воплощениях он был основателем многих религий, предшествовавших той, что теперь названа по его имени. Ведь он был Вьясой, сделавшим столь много для индийской религии, он был Гермесом, великим основателем египетских мистерий, он был первоначальным Зороастром, от которого пошло поклонение солнцу и огню, и также он был Орфеем, великим бардом греков.
Похоже, что в последнем из многих его рождений, когда он пришёл как Господь Гаутама, первоначально у него не было намерения основать новую религию. Он явился просто как реформатор индуизма — веры, которая уже тогда была очень древней, а потому значительно отошла от своей первоначальной формы, как и все прочие религии. Индуизм тогда во многих отношениях закостенел, и был куда менее гибок, чем даже сейчас. А ведь и сейчас, как нам известно, формы и церемонии соблюдаются там с железной твёрдостью.
Представьте себе условия, когда всё это было ещё более жёстким, чувствовалось ещё сильнее, а представления о жизни значительно изменились по сравнению с тем, какими они были во времена первоначальных арьев, населивших Индию, когда это была религия, полная радости и дававшая надежду для всех. Незадолго до времён Будды общее мнение, похоже, было таково, что практически ни у кого, кроме брахманов, вообще нет шансов на спасение. А поскольку количество брахманов было невелико — ведь даже сейчас их всего лишь около 13 миллионов из 300 миллионов жителей Индии — то ясно, что для большинства людей эта религия не была многообещающей, поскольку она указывала, что им нужно было трудиться очень много жизней, прежде чем они заслужат принятия в маленькую и исключительную касту брахманов, чтобы получить возможность ускользнуть с колеса рождения и смерти.
И вот тогда пришёл Господь Будда, и своим учением широко открыл врата сладостного закона справедливости; ведь он учил что люди совсем отошли от древней религии. Он неоднократно утверждал, что если человек, хотя бы он и родился брахманом, не ведёт ту жизнь, которую должен вести брахман, то он не достоин уважения и не находится на пути к освобождению, и что человек любой другой касты, живущий истинной жизнью брахмана, должен почитаться, как брахман, и во всех отношениях обладает теми же возможностями, как если бы родился в этой священной касте.
Совершенно естественно, что встретившись с учениями, откладывающими все надежды на конечное спасение на отдалённое будущее, обычные мирские люди теряли надежду, а потому становились ни о чём и не заботились; с другой стороны, суровая жизнь брахмана, проводившего всю жизнь в церемониях и медитации, была им не по вкусу, да на самом деле очевидно и невозможна. Будда же проповедовал им то, что называл срединным путём — он говорил им, что хотя жизнь, полная аскетизма и всецело посвящённая религии для них и невозможна, всё же из-за этого нет причин для безалаберности и порочной жизни. Он показал им, что даже в миру возможна высшая жизнь, и что хотя они не могут полностью посвятить себя метафизике и диспутам по мелочам, им всё же доступно достаточное понимание великих фактов эволюции в такой форме, что смогут руководствоваться этими знаниями в своей жизни.
Он объявил, что крайности в любом направлении в равной мере неразумны; и что хотя с одной стороны жизнь обычного мирского человека, всецело погружённого в свои дела и осуществляющего мечты о силе и богатстве, глупа и недостаточна, поскольку он упускает из виду всё то, что действительно достойно внимания, с другой стороны и крайний аскетизм, который учит каждого совершенно отвернуться от мира, и эгоистически посвятить себя отделению от него и уходу из него, также глуп. Он придерживался мнения, что срединный путь истины и красоты — лучший и самый безопасный, и что хотя жизнь, всецело посвящённая духовности — это и лучший путь для тех, кто к ней готов, хорошая и настоящая духовная жизнь также возможна и для человека, остающегося в миру и продолжающего свою работу для него.
