Сергей Хольнов - Хольнов С.Ю. - Тоннель в подсознание, или уроки Силы
Итак, просторная приёмная редакции популярного в семидесятые «толстого» журнала. Близится вечер, но собравшийся в ней народ не собирается расходиться. Впрочем, посетителей «со стороны» уже нет — их выпроводили под всякими благовидными предлогами. Остались только — «свои» — преимущественно сотрудники отделов, да двое-трое «родных» авторов. В центре внимания литературной публики — молодая пара, муж и жена. Скажу сразу: я ничего о них толком не знаю. Даже их имена выскочили у меня из памяти. Не помню я и того, кто именно привёл их тогда в редакцию. Впрочем, не так это и важно. Супруги работали в каком-то жутко засекреченном государственном учреждении. Хотя «работали» — не то слово. Примерно так же «работали» у профессора Павлова собаки, которым сей учёный муж вживлял в мозг электроды. Ну, поскольку это всё-таки люди, с ними, насколько я понял, обходились без электродов, однако постоянно держали под «колпаком»: даже тот их поход в редакцию был предварительно кем-то санкционирован.
Итак, вернусь к самому эпизоду. Изнуренные идеологической диетой развитого социализма, наши души ликуют, повстречавшись, наконец, с чудом. Мы ведём себя просто неприлично.
— Теперь спрашиваю я — моя очередь! — наседает на «телепатов» заведующая редакцией А.А.
(В своём обычном «рабочем» состоянии эта полная блондинка способна часами высиживать в приёмной с отстранённым видом — этакий форпост редакции, неприступный бастион для графоманов.) Но на сей раз её, непреодолимую по долгу службы, всё же ухитряется как-то отстранить невысокий щуплый Ю.Л., редактор отдела прозы. В руках у него листок, на котором написано какое-то слово.
— Я готов! Я подготовился! — едва не кричит он. Ясновидящая сидит на стуле вполоборота к Ю.Л.; она держит спину неестественно прямо, а голову — слегка откинутой. За её спиною высится муж; его рука — на плече у ясновидящей. Женщина прикрывает глаза ладонью и замирает на четверть минуты. Замираем и мы, глядя на неё. Наконец, она опускает ладонь и, откинувшись на спинку стула, сообщает нам тихим голосом:
— Получается несуразица: у вас в голове — какой-то специальный термин, а на бумажке я отчетливо вижу слово «тропа» без последней буквы «а».
Ю.Л. переворачивает листок — на нём действительно написан термин «троп» — и неуклюже шутит:
— По ясновидению вам — «пять», зато по русскому — «два».
— Несправедливо! — возмущается кто-то. — В школе этого не проходят.
Эксперимент успешно повторяется с каждым из присутствующих. Даже Метр, поддавшись всеобщему ажиотажу нисходит с магического пьедестала своего опыта, положения, возраста, своей истории. Метр стар; ему за восемьдесят. Он почти уже последний из оставшихся творцов литературы «Серебряного века». Иной раз он вспоминает — всегда к месту! — былые споры с «Осей» Мандельштамом, свою дружбу с «Сашей» Грином или то, как в пятнадцатом на императорском смотру «размахивал сабелькой» Зощенко.
Метру можно не суетиться, подобно остальным, — его тихий голос слышен и так.
— Попробуйте, милая, поиграть со мною — я, вот, тоже написал одно слово.
Ясновидящая устала. Но где ей со всей её магией устоять против магии Метра! Женщина сосредотачивается и, видимо, чересчур старается. Её муж и помощник обеспокоен:
— Хватит на сегодня! У тебя — перегрев.
Ясновидящая отмахивается:
— В последний раз. Лучше помоги мне: я что-то плохо тебя чувствую.
Наконец, она сообщает:
— Это — нерусское слово. Языка я не знаю, но могу назвать латинские буквы, из которых оно состоит.
Оказывается, Метр решил щегольнуть своим французским перед очаровательной гостьей. Начертанное им слово «printemps» означает «весна». Метр галантно склоняется над рукой ясновидящей.
Вернувшись домой, выплёскиваю восторги на Нику. Она невозмутима, точно лорд из анекдота. Ну, и что? У неё такие штучки иногда выходят сами собой. Чаще — к вечеру. Только она никогда этим всерьёз не занималась. Ей кажется, что и у меня тоже должно получиться. Ей не объяснить, почему она так решила, но она это знает. Впрочем, можем попробовать.
Ника усаживает меня на стул, заставляет закрыть глаза и расслабиться.
— Теперь разделись на две части, — слышу её голос. — первая, твоё тело, пусть как бы одеревенеет. Оставь его в покое на стуле. Почувствуй второго себя, который всюду: перед тобой, за тобой, и вокруг тебя. Полностью собери его перед закрытыми глазами, в межбровьи. Возможно, ты увидишь какой-то свет или цветные пятна, или всё вместе — не отвлекайся на такие вещи. Всё время чувствуй перед собою трёхмерное пространство, пустоту.
Стараюсь следовать её рекомендациям, и в какой-то момент меня словно что-то выкидывает в открытое пространство, залитое дневным светом. Я стремительно в нём лечу; подо мною — мой город. В этом нет сомнения: я узнаю купол Исакия; очень странно выглядит Адмиралтейство — оно в каком-то необычном ракурсе. Причём живая картина, в которой я оказался, для меня даже ярче и осязаемее реальности обычного бытия в нормальном мире. Внезапно я осознаю, что подо мною — бездна, и мгновенно испытываю животный ужас. Картина пропадает.
Как я потом понял, этот мой первый неудавшийся опыт ясновидения на самом-то деле отнюдь не был неудачным. Мне сходу удалось «нащупать» и «запустить» нужные психические механизмы, — просто у меня ещё не было навыка управления ими. Сразу же добавлю, что в присутствии Ники или какого-то иного человека, обладающего мощным психическим потенциалом, такие вещи давались мне проще. Хотя со временем я научился вполне уверенно проделывать их самостоятельно.
Итак, описанный опыт наряду с пространным перечнем аналогичных технологий относится ко второму классу психических приёмов, то есть к сканированию, или, в терминологии толтеков, к сновидению. Перепробовав на себе немало методик этого класса, которые предлагаются нам разнообразными школами йоги, северными буддийскими традициями, теми же толтеками, а также некоторыми современными биоэнергологами, я убедился в идентичности психических процессов, которые ими стимулируются.
Вернусь к уже описанному первому своему опыту. Метод, предложенный мне Никой, — это, по сути, несколько упрощенный вариант упражнений — их, кстати существует довольно много — на так называемый «третий глаз», или аджна-чакру йогов. (Западная медицина обозначает приблизительно то же явление терминами «эпофиз» и «шишковидная железа».) Активизация эпофиза, или — в терминах мистиков — открытие «третьего глаза», позволяет нам синхронизовать чувственные области сознания с какими-либо пластами подсознания. Кстати, вместе с эпофизом — и даже прежде него — в этом процессе задействуются лобные доли мозга, то есть наши волевые центры, — и это непременное условие успеха. Чаще всего людям удаётся сознательно «подключаться» к тем областям подсознания, которые контролируют наши необычные возможности восприятия — ясновидение, яснослышание, «зрение» без помощи глаз и т.п. При этом подсознание постоянно стремится «впихнуть» нам информацию о нашем психическом и физическом состоянии, Как правило, такая информация приходит к нам в виде аллегорических образов, которыми подсознание способно оперировать. К примеру, во сне человек обнаруживает себя обнажённым в людном месте и испытывает стыд. Разумеется, это не пророческое видение, а также и не проявление скрытой наклонности человека к эксгибиционизму, а просто сигнал о его заниженной самооценке в какой-то сфере жизни. Между прочим, информацией такого рода подсознание нередко снабжает нас во время обычного ночного сна. Мы же склонны либо вовсе от неё отмахиваться, либо при помощи всевозможных «сонников» интерпретировать её самым нелепым образом.
Итак, опыты с «третьим глазом» удаются лишь в том случае, когда мы их проводим в состоянии умственной пустоты. Напомню: термин «умственная пустота» подразумевает свободу сознания не только от любых мыслеформ, но и от эмоций. Оказывается, с мыслями нам совладать значительно проще, чем с эмоциями. В то же время эмоции суть манифестация воли к перемене на сознательном уровне. И потому даже самое лёгкое, самое мимолётное ощущение, испытанное нами во время подобного опыта, способно абсолютно непредсказуемым образом отклонить наше сверхчувственное восприятие от цели. Во время экспериментов с эпофизом и волевыми центрами люди на первых порах, как правило, видят какие-то необычные вещи. И это — вполне обычное явление, да к тому же и логичное. Допустим, вы собрались лицезреть некую привлекательную, с вашей точки зрения, персону и, по всем правилам расслабившись, пытаетесь визуализировать её образ. Теперь, предположим, полгода назад вы с нею совершили совместный визит к кому-то в гости, и в том доме была маленькая злющая шавка. Далее, визуализируя свою подругу, вы автоматически в той или иной степени высвобождаете из подсознания определённые эмоциональные комплексы, связанные с вашей совместной историей. Вполне возможно, что на этот раз вы извлечёте из своей психической кладовой какие-то свои прежние ощущения, испытанные вами во время упомянутого визита. А самой мимолётной эмоции, если она подвернётся к месту (или, напротив, не к месту) уже достаточно, чтобы поменять цель визуализации. И вот, вместо своей привлекательной подруги вы созерцаете отвратительную собачонку, да ещё в неприличном ракурсе, с хвоста. Наше подсознание — особа с причудами; оно не скупиться на такие выходки.