Наталья Нечаева - Седьмая раса
— В смысле? Как это — старше пирамид?
— По теории Рощина, расселение человечества по Земле происходило именно отсюда, из Арктики. Волнами. Одна волна строила мегалиты, вторая — Стоунхенджи и Аркаимы… Смотри! Практически, жилой дом!
Они уже спустились к концу каньона, и справа открылось удивительно зрелище. Вблизи валуны оказались еще любопытнее, чем сверху. Два совершенно правильных огромных каменных блока — это стены, установленные строго вертикально, а сверху — точно такой же, горизонтальный параллелепипед — крыша…
У Ольги снова появилось навязчивое ощущение, что какой-то гигантский ребенок играл в кубики, строя из них дома, города, башни, пирамидки. А планета Земля была для него лишь детской песочницей… Иначе как объяснить, что три огромных валуна создавали внутри себя совсем крошечное пространство? Один человек, стоя, боком, протиснется, а вот сесть у него уже вряд ли получится! Вход в этот «домик» был прикрыт еще одним камнем, поменьше, чем три первых, но все равно настолько огромным, что сдвинуть его с места не просто человеку, роте солдат — вряд ли бы удалось…
Сергей прыгал вокруг, снимая странное сооружение с разных ракурсов. Вдруг остановился, убрал от глаза камеру.
— Оль, смотри…
На небольшой возвышенности, почти уткнув нос в белый мох, удобно положив лобастую голову на согнутые лапы, лежала… розовая собака. Громадная — метра три в длину и метра полтора в высоту. Круглое висячее ухо чутко оттопырилось, черные блестящие глаза смотрели мимо путешественников, куда-то вперед и немного вбок, словно выслеживая затаившуюся дичь. Короткий упругий хвостик застыл перпендикулярно земле. Правая задняя конечность была лениво приподнята, словно псина надумала потянуться, да расхотела. А лапу на место вернуть позабыла…
Ощущение совершенно живого, неизвестно по какой причине застывшего в неподвижности существа было таким явным, таким полным, что телевизионщики несколько минут не могли отвести глаз от симпатичной розовой собаки с игривой мордахой и черным, даже на вид влажным носом, подспудно ожидая, что вот сейчас она, наконец, подберет лапу, повернет к ним голову и тявкнет.
Еще одна игрушка того же самого малыша из песочницы, — подумала Ольга.
Розовую собаку очень хотелось погладить, и они, наверное, так бы и сделали, если бы сумели до нее дотянуться. Однако, во-первых, песик возлежал довольно высоко, а во-вторых, Славина вспомнила наставления Рощина, который предупредил, что розовые сейды — самые сложные, практически все — живые и активные, поэтому вести себя с ними надо особенно осторожно…
— Ну что, пойдем назад? — предложил оператор.
— Пойдем, — согласилась Ольга. — Только на секундочку заглянем, что там дальше, тупик или что-то еще.
«Что-то еще» оказалось восхитительной голубой речкой. Или ручьем.
Отсюда, с высоты каменной кладки, ясная лента спускающегося в низину потока сверкала на солнце так, что невольно хотелось прикрыть глаза. Оба берега ярко-синего ручья обрамлялись такой же яркой, но уже зеленой травой, а в густой кудрявой мураве радостными солнечными всполохами желтели какие-то крупные цветы. Речка весело шумела, даже отсюда, свысока, было слышно, как перекатывает она камни, просвечивающие сквозь прозрачность быстрых летящих струй.
Все это вместе: и речка-ручей, и трава, и цветы — выглядели восхитительной нарядной картинкой из хорошо иллюстрированной детской книжки. Немедленно и необоримо хотелось прыгнуть на этот роскошный зеленый бережок, пробежаться босиком по росистой травяной прохладе, а потом — по самой кромке воды, чтобы тысячи тяжелых синих брызг, взвихриваясь, опали и плавно разошлись правильными кругами по волнистому водяному стеклу.
И Ольга не смогла побороть искушения! Перепрыгивая с камня на камень, все ближе приближаясь к чудесной низинке, она вдруг самым краешком подсознания уловила какую-то странную несообразность, еще неосмысленную, но уже заставившую нетерпеливые движения стать медленнее и осторожнее. Серега опускался следом, ни на минуту не прекращая снимать чудесное видение.
Когда до ручья оставалось метров пять, Ольга остановилась. Она, наконец, поняла, что ее смутило.
Речка вытекала ниоткуда. Синий поток начинался прямо от подножья отвесной черной скалы. Оттуда же начинала расти и трава.
И еще. Здесь, внизу, ручей был абсолютно безмолвным. Только что шумел, развлекаясь с камешками и берегом, и вдруг — замолчал. Ни всплеска, ни шороха, ни даже тихого шелеста водных струй. Просто всепоглощающая, абсолютная тишина.
Так бывает?
Или она вдруг оглохла?
Ольга легонько хлопнула в ладоши. Мягкий объемный звук возник и тут же исчез, растворившись. Но он существовал! Его можно было услышать!
— Окунемся? — предложил веселый спутник.
— Погоди, — остановила его Ольга. — Что-то не так.
— Что? — насторожился уже наученный горьким опытом оператор. — Камера работает.
— Слава Богу, — только и сказала Ольга, продолжая медленный осторожный спуск.
Вот уже ноги ступили на изумительной яркости и цвета густую травянистую поросль, вот слева приветливо улыбнулась крупной чашечкой восхитительная кувшинка, вот…
— Сергей, это…
— Вижу! — выдохнул оператор и восхищенно, и встревоженно одновременно. — Воды нет. Совсем. А ведь только что была! — Он жалобным просящим взглядом уставился на Ольгу. — Ну, скажи, ведь была тут вода! Была?
— Сереж, я тоже ничего не понимаю, — девушка подошла к самому потоку. — Фу… — выдохнула облегченно и радостно. — Нам показалось!
Каменная речка. Вот что! Все остальное было вполне натуральным — небо, трава, кувшинки, только вместо воды немыслимым голубым сиянием светились камни. Вблизи — черно-серые, с беловатым сизым налетом на идеально обточенных боках, влажно отсверкивающие на солнце.
— Слушай, — Сергей недоуменно крутил головой. — Никогда не видел такого оптического эффекта!
— Эффекта или обмана? — уточнила Ольга.
— Пожалуй, и того, и другого… Пошли назад?
— Погоди. — Ольга погладила ближний голыш.
Камешек был шершавым и… влажным! Даже не влажным, а мокрым… Словно только что вытащенным из воды… Они сходят с ума? Или за те несколько минут, что спускались со скалы, таинственная голубая речка ушла под землю?
Оля шагнула в середину ручейка. Присела. Между блестящими камнями в крошечных луночках разноцветного мелкого песка стояла вода. Ее было немного, так, капельки, как будто только что ручеек пропустили через мелкое сито. Он и вытек, а остатки влаги солнце еще просто не успело высушить.
— Серега, пойдем отсюда! — резко поднялась Ольга. Отчего-то ей стало страшно. Даже не страшно — жутко. Среди этой нереальной яркой красоты и абсолютного безмолвия они, люди, представлялись совершенно лишними!
Взобравшись на скалу, телевизионщики, не сговариваясь, обернулись. Внизу, между скал, светилась праздничной голубизной и снова призывно шумела колдовская речка. Солнце бликовало на воде, меняя цвета в зависимости от движения быстрых струй. По всей длине речки то тут, то там вспыхивали яркие праздничные радуги.
— Оль, ты что-нибудь понимаешь? — растерянно выговорил оператор.
Девушка лишь качнула головой.
* * *Точно тем же путем, каким пришли сюда, по тем же самым валунам журналисты поднялись обратно. К той же самой гранитной верхушке. Но почему-то вышли не к каменному домику, а на совершенно другую площадку. Округлую, просторную, ровную, сплошь заросшую плотным серо-зеленым мхом. Вернее, так показалось поначалу, что сплошь. То там, то сям на меховой подстилке виднелись розово-кирпичные овальные залысины, как будто болезненные лишаи на мохнатой шкуре животного.
Рощин уже объяснял им, что это такое — выходы радона, того самого радиоактивного газа, который всегда соседствует с сейдами. Радоновые копытца, как сразу окрестила их Ольга, наравне с теплыми сейдами, не обмерзали зимой, на них не задерживался снег, даже в самый лютый буран. Красноватые проплешины шли по мху правильной округлой цепочкой. Пройдя строго по ним, девушка обнаружила, что замкнула правильный, как циркулем вычерченный круг. Типа того, каменного, только раза в три больше.
— Сергей, сними! — позвала она оператора. — Я встану в центр, тогда сразу станет видно, какая идеальная окружность.
— Давай! — кивнул оператор. — Я на камень залезу, чтобы план лучше взять.
Ольга вошла в круг. Примерилась, потопталась, выискивая точку центра, наконец, встала, раскинув руки широко в стороны.
— Снимай!
Едва слышно зажужжала камера, и вместе с этим звуком вдруг появилось множество разных голосов, тихих, нашептывающих что-то невнятное, важное, тревожное. Звуки сплетались в слова, но слова эти не были похожи ни на один известный Ольге язык. Она силилась понять, вникнуть в смысл странной чужой речи и, казалось, почти поняла, но в этот момент солнце над головой, скалы вокруг, Серега с камерой на камне — все закружилось в медленном ритмичном хороводе, с каждой секундой убыстряя темп. И вот уже вокруг не существовало ничего, кроме яростного цветосмешения и становящихся все громче, все напряженнее чужих гортанных голосов.
