А. Штерн - Наука древнего волшебства, волхвования и чародейства
Наконец, лица, впавшие в нервное ослабление, если их убедят, что они пьют вино, между тем, как они пьют воду, могут думать, что они в самом деле пьют вино.. Отчего это? Тут действуют две причины: раздражение нервов вкуса водою, и мысль о том, что это раздражение происходит от вина. И здесь опять тот случай, что ослабленные нервы не могут различить впечатления мысли о явлении от впечатленья самого явления.
У первобытных народов мы встречаем, сравнительно с образованными нациями, усиленную нервную восприимчивость и раздражительность. Всякому известны их детская нервность и раздражительность, легкая способность перехода от горя к радости и наоборот, их наклонность к бешенному неистовству и пр. Эта естественная нервная раздражительность порождает у них весьма любопытные для нас явления.
Путешественники рассказывают об яванках, что они до крайней степени нервно-раздражительны, и живущие там европейцы редко доверяют им уход за детьми, так как они, испугавшись чего-нибудь или удивившись, могут уронить и повредить ребенка.
Батан рассказывает об одной служанке в Тунисе, которая невольно подражала каждому жесту, который делало при ней другое лицо. Однажды, когда она входила с руками полными тарелок, стаканов и т. п., сидевшие за столом, сговорившись перед этим, все разом хлопнули в ладоши, и служанка мгновенно бросила все, что у нее было в руках и точно так же ударила в ладоши.
То же самое замечено в восточной Сибири у жителей Забайкалья. Там эта нервная подражательность различным жестам известна под именем – меречить.
Бывали случаи, что судороги одного какого-нибудь лица сообщались и окружающим, которые опять выздоравливали, когда больной удалялся от них или излечивался.
У европейских народов мы уже не встречаем такой сильной восприимчивости или подражательности в нервных болезнях, но она может появляться при некоторых особых обстоятельствах, напр. психических эпидемиях. Подобный случай произошел, в начале шестидесятых годов нынешнего столетия, в Морнице, в верхней Силезии. Тогда, преимущественно между женщинами, появилась болезнь, обнаруживавшаяся конвульсиями, криками, сильными болями и пр. Она распространялась эпидемически, поражая сперва молодых девушек, потом женщин средних лет и, наконец, старух, действуя только на немногих мужчин. Она продолжалась около 5 лет и для прекращения ее понадобились распоряжения правительства. Пример такой заразительности психических болезней мы находим в истории янсенизма. Тогда точно так же заболевание происходило преимущественно между женщинами и сопровождалось конвульсивными припадками, отчего члены этой секты получили название «конвульсионеров».
Подобные случаи нервно-психических болезненных эпидемий обнаруживались весьма часто и в средние века. Вообще можно предположить, что многие нервные расстройства, как, напр., беснования колдунов, шаманов и дервишей, а также спиритические действия медиумов – заразительны для присутствующих. Нет ли и теперь этих нервно-психических эпидемий, хотя выражающихся в какой-нибудь иной форме?
Средств действовать на нервы чрезвычайное множество; одни из них усыпляют, успокаивают, другие, напротив, оживляют, раздражают и часто даже выводят нервы из их обыкновенного, нормального состояния, заставляя их действовать как-нибудь странно, противоестественно, как, напр., некоторые одуряющие вещества: спирт, опиум, гашиш, белена и пр. В жарких странах, где магия преимущественно процветала, все эти средства были известны в самые древние времена; быть может даже были известны и такие, которых употребление теперь забыто. К этим же средствам принадлежат: круговращение и однообразность впечатления; их с большим успехом употребляли и древние германские колдуньи, жрицы и пр. Они главным образом старались достигнуть того, чтобы произвести в себе головокружение и бред, подвергая свои нервы каким-нибудь самым однообразным впечатлениям.
Так, древние германские жрицы, когда хотели впасть в волшебное состояние и предсказывать, долго прислушивались к журчанью ручья или шуму потока, и затем ум их начинал понемногу туманиться, голова кружиться и они принимались болтать всякий вздор, который и шел за пророчество.
Множество народов и в настоящее время употребляют подобные же средства. Так, шаманы сибирских племен и колдуны некоторых африканских негров, даром что первые ходят в шубах, а последние почти ни в чем; они одинаково приводят себя в такое состояние: кривляются, кружатся и пляшут, пока не упадут в совершенном изнеможении и с пеной у рта. В этом положении они также нечувствительны к боли, угадывают прошедшее и предсказывают будущее. У американских шэйкеров и восточных кружащихся дервишей мы видим то же самое.
Все эти средства производят возбуждение чувств и воображения и доводят до какого-то усыпленного состояния, которое было особенно прославляемо издревле. Не мудрено, что и пифии были доводимы до такого же усыпленного состояния.
Нет сомнения, что, действуя постоянно на нервы человека совершенно однообразными средствами, можно их почти подчинить своей воле. То же самое замечается и относительно животных, так как у них нервы устроены подобно нашим.
Такие влияния употреблялись древними магами, а в настоящее время многими укротителями зверей. Вообще, очень трудно объяснить действия различных приручителей и укротителей животных, – до того они кажутся странными с первого взгляда; но тут должно быть одно правило: надо произвести на животных сильное впечатление – или очень приятное, или очень неприятное.
После всего сказанного нами о магии и жрецах, становятся понятны слова Плиния: «ни одна наука в древности не пользовалась таким уважением и не была так прилежно изучаема, как магия». То же самое говорит и Вольтер: «все верили в магию. Учение о духах и магии распространено по всей земле».
Писатель нашего времени, Фердинанд Дени, говорит следующее: «да не подумают, что вера в чудеса и магию была распространена только в одном простом народе, – нет, и в Европе, и в Африке, и в Азии она господствовала даже между философами и учеными. Только полтора столетия назад, как в Европе появились люди, без всяких дальнейших исследований отвергающие всякие сверхъестественные явления, или, вернее, только с этого времени сделалось условием хорошего тона смеяться над всеми старыми учениями, даже в том случае, если их не знают»[5].
С дальнего востока тайны и учения жрецов перешли и в Европу. Магия средних веков переменила только свое название и стала известна под именем колдовства и чародейства.
Мы ужасаемся теперь, читая о бесчисленных пытках и казнях этих мнимых волшебников, и можем только удивляться той храбрости, с какою шли они на костры, и тому, что такие жестокие меры не могли искоренить до основания их страстного стремления заниматься науками и исследовать тайны природы.
Магия принесла с собой, кроме своих теорий, астрономию, астрологию и медицину, которыми занимались уже и восточные жрецы. Магия породила алхимию и выдвинула вперед естественные науки.
Знаменитый Парацельс для вас, может быть, вовсе не знаменит. Это жаль, потому что он был действительно умный человек, только увлекшийся бреднями и преувеличенными фантазиями древней и современной ему магии. Он тоже признавал теорию мирового света. Этот свет, по тогдашним понятиям, дает своими колебаниями движение всем предметам, а стало быть и жизнь; он невидим во всемирном эфире, разливается лучами от световых центров, насыщенных им, делается звездным в звездах, животным в животных и человеческим в людях. Он же растет в растениях, блестит в минералах, производит все формы природы, уравновешивает их законами всеобщей симпатии…
Но вот что гораздо труднее постигнуть: в человеке есть звездное тело, тело блестящее и жизненное; в нем кружатся шарики крови; это световое внутреннее тело может расшириться до того, что перейдет на внешние предметы, между которыми и им образуется такая тесная связь, что все, что мы будем производить с этими предметами, отразится и на световом центре, а следовательно и на всем теле. Не знал ли уже Парацельс о существовании спиритизма, ранее г-жи Фокс и Юма? Так похожа эта туманная теория на теории спиритов.
Что же еще говорят древние ученые?
Совершенно дельные вещи; так, например, они объясняют, совершенно согласно с нынешней наукой, различие оттенков, цветов и происхождение белого цвета.
По новейшей науке, белый цвет есть совокупное действие на глаз, есть слияние так называемых семи основных цветов, из которых самыми противоположными по своим свойствам оказываются: красный и фиолетовый.
По излагаемой древней теории, белый цвет есть цвет квинтэссенции; с одной стороны (отрицательной) он переходит в синий и, наконец, черный, а с другой – (положительной) в красный.
Жизнь испускаемая идет, следовательно, от черного к красному, переходя через белый; жизнь поглощаемая – от красного к черному, тоже через белый.
