Прем Шуньо - Алмазные дни с Ошо. Новая алмазная сутра
Мне же самой никак не удавалось его удивить. Однажды я его спросила, удивлялся ли он вообще когда-нибудь. А он ответил: «Внутри меня нет того, кто мог бы удивляться. Меня нет, как будто я умер, исчез, правда, сейчас у моего отсутствия есть тело, но вскоре у моего отсутствия тела не будет».
Но я-то уж точно была удивлена, вернее, находилась в состоянии постоянного шока от произошедших в моей жизни перемен. Несмотря на то, что теперь у меня было больше возможности видеться с Ошо, я скучала по ашраму. Америка казалась какой-то не родившейся, бесформенной – подобной зародышу, у которого еще нет души, тогда как Индия была для меня древней, мудрой старухой, с головой ушедшей в магию.
Я поняла, что телевизор, с одной стороны, притягивает, а с другой – это такая же опасная штука, как наркотик. В первые несколько дней я смотрела разные передачи, а по ночам просыпалась от кошмаров. Однажды я перебудила весь замок. Открыв глаза, я увидела, что Нирупа легонько похлопывает меня по голове, приговаривая: «Все хорошо, все хорошо». Я перестала смотреть телевизор. Теперь я понимала, откуда у людей так много мусора в голове и такая тяга к насилию.
Однажды я сидела на крыше башни с закрытыми глазами, но никак не могла погрузиться в медитацию. Я чувствовала, как воздух вокруг напоен любовью и пришло время влюбиться снова. Почти все в замке были в кого-нибудь влюблены. У меня и Вивек был роман с одним и тем же мужчиной, но между нами не было ни борьбы, ни ревности. Мы скорее смеялись над этим фактом. Возможно, это кажется странным, ведь считается, что, если человек не ревнует, значит, не любит. Но я постепенно училась тому, что истина заключается как раз в обратном. Если есть ревность, то нет любви.
Именно здесь Анандо, та женщина, которую я встретила в медитационном центре в Лондоне, и врач Ошо Деварадж встретились, и началась любовь, которая длилась долгие годы.
В последние шесть лет я, как и все остальные, носила бесформенные оранжевые робы. Но теперь нужно было приспосабливаться к новому окружению. Наши наряды все еще были цвета восходящего солнца, и мы носили малы, но сам стиль одежды стал «американским». В моем случае это был «панковский прикид» с множеством молний в самых неожиданных местах, например на коленях и на плечах. Конечно же, я выглядела довольно странно. Но нам было весело. Маленькими группами мы исследовали новую территорию и приходили в восторг от всего, что видели. Мы на самом деле были как с другой планеты.
Ошо начал брать уроки вождения. Однажды Шила со своим новым мужем Джайанандой приехали на черном «роллс-ройсе» с откидывающимся верхом. Вместе с Вивек Ошо спустился вниз по ступенькам замка и, надев на всех трех пассажиров черные русские шапки а-ля Гурджиев, сел за руль. Автомобиль поехал вниз с холма, при этом он все время подпрыгивал вверх-вниз, потому что Ошо, пока они ехали, из интереса нажимал на все кнопки. Мы, оставшиеся наблюдать за этим невообразимым зрелищем, были в шоке. Мы не ожидали, что он сам поведет машину! Последний раз он сидел за рулем лет двадцать назад, к тому же тогда это была маленькая индийская машинка. Да в Индии и ездят по другой стороне дороги. И все же наблюдать за ним было весело! Каждый день Ошо приглашал двух человек покататься на машине с ним и Вивек. Для некоторых поездки оказывались слишком уж захватывающими – они вылезали из машины бледные, с трясущимися руками и ногами. Не раз после таких прогулок Вивек просила, чтобы ей налили крепкого виски, надеясь успокоить таким образом взбудораженные нервы.
Ошо любил быструю езду. Он забывал о том, что был единственным действительно «проснувшимся» человеком в машине и поэтому находился в большей безопасности, чем все остальные. А у пассажиров периодически перехватывало дыхание и вырывались приглушенные вскрикивания, когда машина лихо поворачивала за очередной угол, мгновенно остававшийся позади. Он всегда выбирал скоростную полосу дороги. Порой он говорил, что в машине было нечем дышать из-за страха, висевшего в воздухе. Однажды он остановился и заявил, что если люди, сидящие в машине, не расслабятся, то он дальше с ними не поедет. Кто-то из сидевших сзади пассажиров воскликнул: «Но мы только что чуть не врезались в другую машину!» На что Ошо ответил: «Это лишь твое частное мнение!»
А Ниргун, отважная женщина лет шестидесяти, работавшая у Ошо кухаркой, о своей поездке одним темным ветреным вечером рассказывала как о самом веселом событии в жизни. Позже Ошо сказал, что из всех, с кем ему доводилось ездить, она была единственным человеком, который во время езды по-настоящему присутствовал в моменте.
Ошо уезжал покататься на машине дважды в день. Каждый раз мы провожали его, сидя рядом с чудесным кустом гортензии, усыпанным множеством голубых цветов, и играли красивую музыку. В нашем ансамбле был темноволосый загадочный бразилец по имени Ниведано. Позже, продолжая играть для Ошо, он проявил себя и талантливым строителем водопадов. Были еще Говиндас, немец с бледным лицом, который прекрасно играл на ситаре, словно настоящий индус, и Яшу – испанская цыганка, которая умела играть сразу на двух флейтах. А ее трехлетняя дочь Кавия звонила в колокольчики. Рупеш, игравший для Ошо на табле, был настоящим «генератором энергии». Я была безумно счастлива, когда он приехал, и прыгнула на него с таким энтузиазмом, что сломала себе передний зуб о его голову. Соседи-монахи слышали нашу музыку и сходили с ума. Они обвиняли нас в колдовстве и совершении ритуальных жертвоприношений.
Шила теперь прочно заняла позицию секретаря Ошо, и Лакшми, которая делала эту работу в Индии, была свободна; Ошо посоветовал ей расслабиться и не делать ничего. Годом позже он сказал ей, что на самом деле, если бы она его послушалась, то стала бы уже просветленной. Но Лакшми сначала безуспешно попробовала присоединиться к музыкантам, а потом решила готовить еду. Ее обед, увы, едва поспевал к ужину, и это тоже никого не устраивало. Бедная Лакшми! Однажды на празднике, который мы устроили в честь знакомства с местными жителями, она, пытаясь доказать, что способна пить наравне с мужчинами, напилась и упала под стол. Позже она вообще решила действовать сама по себе, собрала небольшую группу последователей и попыталась организовать новую общину для Ошо.
Когда ты живешь рядом с Мастером и ситуация меняется, тебе ничего не остается, как смириться с тем, что происходит, потому что все течет, все меняется. Рядом с Мастером ты учишься принимать перемены с радостью. Некоторые люди, занимавшие в Пуне довольно высокие посты, так и не смогли приноровиться к новой обстановке. Многие из них покинули общину, и теперь окружение Ошо изменилось. Наш переезд был похож на налетевший сильный ветер, от которого старые высохшие ветви ломаются и опадают. Из разговоров с Девараджем я поняла, что Шила стала секретарем Ошо потому, что это было удобно. Она была индианкой, в первом замужестве довольно долго жившей в Америке. У нее было американское гражданство. Однако в том, что именно она получила этот пост, было что-то еще, кроме ее гражданства. Это «что-то» началось еще в Пуне, за несколько месяцев до нашей поездки в Америку.
В своей книге Деварадж написал:
«…C нашей непосредственной, а также косвенной помощью Шила превратилась в „большого босса“. Ошо никогда не говорил ей: „Ты лучше всех справишься с этой работой“. Он просто подтвердил, что она сама назначила себя на пост секретаря. Если бы решал Ошо, то ему пришлось бы оказать на кого-то из нас давление. В буддистской традиции такой подход называется „осознанностью без выбора“.
Простое назначение кого-то на роль секретаря противоречило бы всей его работе. Он жил в экспериментальной общине, и, чтобы оставаться живым и полным энергии, ему необходимо было сохранять свою целостность. Делать выбор, изменяя течение событий, было не в его стиле. Он всегда доверял существованию, полностью принимая то, что оно ему предлагало. Таким образом он не мешал существованию делать свое дело. Если оно решило поставить Шилу во главу общины, значит, у существования были на то свои причины. Должно же быть что-то, благодаря чему мы можем учиться!
Свою жизнь Ошо доверил заботившимся о нем врачам, а работу своей жизни он с полной уверенностью отдал в руки администрации. И точно так же, как он всегда осознавал возможность бессознательных и неприглядных действий со стороны непросветленных людей, он осознавал и возможность непросветленных стать осознанными и прекрасными людьми. Он был глубоко уверен в том, что однажды (и неважно, как долго еще этого ждать) сознание каждого из нас рассеет наше бессознательное, как свет избавляет нас от темноты»{ Доктор Джордж Мередит. Ошо: Самый безбожный и в то же время самый духовный человек.}.
Ошо никого не выбирал. Не думайте, что, сидя на даршане или дискурсе, он оглядывал аудиторию, находил человека с самой яркой аурой и самым мощным потенциалом и говорил: «Ты можешь стирать мою одежду, а ты – для меня готовить…» Скорее, он принимал всех, кто приходил к нему сам, и оказывал таким людям полнейшее доверие. Например, для меня так и осталось загадкой, да я никогда и не спрашивала, кому из них, Ошо или Вивек, пришла в голову идея дать мне возможность стирать его одежду и таким образом стать частью его дома. Но я все же подозреваю, что это была Вивек. Мне вообще казалось, что я случайно оказалась в нужном месте в нужный час.
