Георгий Сидоров - Книга 3. Пути. Дороги. Встречи
— А какую музыку вы считаете хорошей? — спросил я.
— Прежде всего, народную. И не важно какого народа. Конечно стараемся слушать музыку свою. Но также любим немецкую народную музыку, итальянскую, французскую, испанскую, обожаем слушать песни балканских славян.
— Как я понял, в основном, вам нравится народная музыка потомков ариев, — перебил я рассказчика.
— Так оно и есть. Она нашим сердцам более понятна. Но мы любим и классическую музыку и признаём жизнеутверждающую эстрадную. Но я тебе не объяснил наш феномен. Помнишь, закон Мироздания: что внизу, то и вверху, что внутри, то и снаружи?
— Помню, — не понял я, куда клонит старейшина.
— А раз помнишь, то нетрудно догадаться, почему мы, «молящиеся колесу», физически отличаемся от остальных русских. Раз у нас с головой всё в порядке, то и с телом проблем нет. Ты встретил всего ничего. На Коляду увидишь всё наше здешнее общество. На самом деле люди другие.
— Наверное, влияют ещё и полигамные отношения? Ваши женщины выбирают красивых, духовных мужчин с хорошей наследственностью, — спросил я Добрана Глебыча.
— Конечно, влияют. Но корень в другом: во внутреннем мире человека. Закон, что внутри, то и снаружи — очень серьёзный. Посмотри, как вырождается городское население России. Психический дегенеративный комплекс, отражаясь на физическом теле, превращает его в уродливое лишённое всяких пропорций месиво из кривых костей, ущербной плоти и жира. Идёшь по городу — на людей смотреть неприятно. Вокруг тебя вышагивают одни уроды. Не мужчины и не женщины, а что-то среднее. У парней плечи узкие, зады как у женщины отвислые и широкие. Ноги кривые короткие, а руки наоборот длинные. А женщины во что превратились! Редко увидишь более менее пропорционально сложенную: либо кривоногие, худосочные, обтянутые кожей скелеты, ни груди, ни бёдер, ни лица. Такие часто бывают с длинными и грубыми мужскими физиономиями. Добавь ещё тупой эгоистичный высокомерный взгляд. Либо контингент, противоположный первому: это обросшие толстым жировым слоем туши. У них огромные отвисшие животы, уродливые короткие ноги и жирные тупые лица. Да что я тебе рассказываю, ты же ведь и сам всё это наблюдаешь и не один год, — спохватился мезенский философ. — Обидно, что люди не понимают, что с ними происходит и почему. До них не доходит, что все беды от неправильной жизненной ориентации. И деньги, и вещи должны быть для людей, а не люди для них. Вот к чему ведёт полная материализация сознания. К духовной смерти. Если началось разрушение физического тела, то это уже конец. Оно разрушается последним. Раньше дегенеративные процессы, идущие в наших городах, тормозились притоком сельского населения. Как ни крути, в деревнях люди другие. Но в наше послеперестроечное время, в связи с гибелью русской деревни, этот поток иссяк. И процесс деградации теперь, идёт семимильными шагами. Но нас занесло на другую тему, — грустно улыбнулся Добран Глебыч. — Говорили о северных родах, а закончили дегенеративными процессами, которые царствуют в нашем российской обществе.
— Это одна тема, — заметил я. — И я рад, что мы её немного коснулись. Я получаю от тебя разносторонний, многогранный ответ, что нас всех ждёт. Ты, как я понимаю, всё пытаешься ответить на мой вопрос.
— Сам того не желаю, но пытаюсь и ещё до конца не ответил.
— Неужели, есть что-то ещё, чего я не знаю?
— Ты много чего не знаешь, — усмехнулся старейшина. — Это воздействие на человека пищевых вкусовых химических добавок, влияние на наш генофонд генно-модифицированной пищи. Она со всех сторон уже хлынула в Россию. Влияние на наше здоровье ослабляющих иммунную систему прививок.
— Со всем этим ужасом меня знакомили, — остановил я Добрана Глебы ча.
— Тогда я в тебе ошибся, прости. Но есть ещё одна беда, про которую ты можешь и не знать.
— Что это ещё за беда? — насторожился я.
— Очень скоро по данным нашей, если можно так сказать, разведки в Кремле.
«Ничего себе, — подумал я. — У них есть даже в правительстве свои люди!»
А между тем помор продолжил:
— Так вот, по данным нашей разведки, правящие круги России скоро начнут обсуждать проект переброски части вод западносибирских рек в Арал и Каспий.
— Но ведь этот проект давно закрыт, — прервал я его.
— Он отложен до лучших времён, Ар. И его в любой момент могут открыть. Представь, что они хотят: треть расхода воды Оби, Иртыша и Енисея пустить по бетонному ложу в гору — вплоть до высыхающего Арала! По старому проекту для перекачки воды собирались установить десять гигантских насосных комплексов. Но чтобы они могли работать, нужна электроэнергия. А её пока у нас нет. Вот и решено было построить на базе Канско-Ачинского месторождения бурых углей восемь сверхгигантских тепловых электростанций. Но есть одно «но». Ты ведь знаешь, что любой уголь отличный сорбент. Он тянет на себя не только молекулы кремния и многих лёгких металлов, но и молекулы металлов тяжёлых. Например, свинца, ртути, урана. Ты понял меня?
— Ещё нет, но догадываюсь.
— Если в тонне бурого угля Канско-Ачинского месторождения находится от 0,6 до 0,9 граммов ртути, не говоря о других тяжёлых элементах, представь, что будет? Трубы электростанций станут выбрасывать пары смерти на высоту до 600 метров, а может, и выше!
— Тогда погибнет всё живое не только в Сибири, но и в Европе, — сказал я. — Ведь в каждой такой электростанции будет сжигаться по несколько сот вагонов угля ежесуточно! Сотни и сотни тонн парообразной ртути в атмосфере и всё это на наши города, посёлки и деревни!
— Не только наши, достанется и Польше, и Германии, а на востоке Японии и Китаю, — дополнил меня старейшина. — И всё это ради получения за продажу воды ничем не обеспеченных бумажек, которые для «благих» целей нам напечатает частный банк государственного резервного фонда США. Потому что рассчитываться за нашу воду будут не нищие казахи, а богатые американцы. Это они будут свои доллары давать в кредит Казахстану и узбекам.
— Ну и перспектива! — почесал я затылок. — И что ты предлагаешь?
— Бороться, Ар! Сопротивляться дегенерации и гибели до последнего!
— Но как, каким образом?
— Народ должен наконец понять, откуда проросли корни его вырождения. Должен! Мы обязаны достучаться до его коллективного разума. Разбудить спящий инстинкт самосохранения наконец. Это наша задача в области информации.
— А что ещё? — посмотрел я на разгорячённого мезенского витязя.
— У нас есть потенциал, посредством полевого влияния.
— Но ведь на «их» стороне мощь сатанинского эгрегора и магия инопланетных враждебных человечеству тварей!
— Но нам удалось дважды изменить ход истории. Первый раз в 1903 году, когда Запад пытался купить у России Мурман, и недавно, когда правительство Ельцина готово было начать переговоры о продаже США Сибири. Даже в ночь Сварога, несмотря ни на что, полевые силы России не намного слабее сатанинских. А иногда при поддержке предков и посильнее последних… Скоро ты сам станешь участником и воином нашего психического сопротивления. Потомки атлантов сохранили древнее тайное знание, но и потомки ориан им владеют. Правда же на нашей стороне. Ты ведь знаешь, что бог не в силе, а в правде.
Эпилог
Вдруг резкий внутренний толчок вернул меня к действительности. Я снова оказался в своём заваленном сугробами доме на краю Томска. За окном брезжил рассвет.
«Значит, волшебная ночь солнцеворота уже прошла, — отметил я про себя. — Прошла в воспоминаниях о пережитом. Но что заставило меня очнуться?»
Я прислушался к своим ощущениям. Тревоги не было. И тут я почувствовал слабый зуд правой ладони. Подсознание говорило, что ко мне спешит кто-то из друзей. Но кто это может быть? В Томске таких у меня не было. Тех немногих, которые меня понимали, подмяла система. Для них игра в Россию и в законы Прави давно закончилась. Сейчас они и днём, и ночью лихорадочно зарабатывают себе деньги.
«Зависимость от денег кого угодно сломает», — попытался я оправдать человеческую слабость.
Но на душе было всё равно тоскливо.
«Кто-то должен вскоре придти? — гадал я. — Человек близкий, родной по духу, но кто?»
За домом послышались чьи-то шаги. Заворчала в вольере собака, и я направился открывать двери. И вдруг я понял, кто подходит к сенкам дома. Неужели?! Какими судьбами? Я распахнул дверь и с ходу сгрёб в охапку своего гостя.
— Постой! Ты что делаешь! Ну и напугал же ты меня! — смеялся Сергей Борисович.
Это был он, мой старый кондинский друг, бывший участковый милиционер-опер.
«Честный мент!» — назвал я его про себя.
Один из посвящённых, человек образованный и очень глубокий.
— Ты как меня нашёл? И вообще, откуда ты взялся? — тряс я его как грунту.
Мы вошли в дом. И тут при свете лампы я увидел, что Сергей Борисович совсем седой.