Время шаманов. Сны, дороги, иллюзии - Андрей Лебедь
Олчеймаа пристально посмотрела на меня и спросила:
— Почему не знаешь? Расскажи.
— Я расскажу, только, пожалуйста, ты не смейся и не думай, что я сумасшедший…
И, не зная сам, по какой причине, я рассказал Олчеймаа, почему, взяв отпуск, я приехал именно сюда.
Внимательно выслушав меня, она сказала задумчиво:
— Мне бы и в голову не пришло над тобой смеяться, здесь, в Туве, таким историям не удивляются. Откуда ты приехал?
Я сказал, и она с сомнением произнесла:
— А разве там…, — и прервав сама себя на полуслове, сказала с улыбкой: — Хотя нет… Давай ещё немножко пройдёмся по городу.
Мы медленно шли по тенистой аллее в сторону центра города. Молодые мамы с маленькими детьми, спасаясь от висящей неистребимой жары, сидели на деревянных скамеечках в тени больших тополей, стволы которых были побелены извёсткой на высоту метра от земли. Звонкие голоса детей разносились в дрожащем от жары воздухе.
Олчеймаа молчала, её взгляд, только что ясный и приветливый, был словно направлен внутрь, она как будто сосредоточилась на решении какой-то трудной задачи. Мы прошли мимо уличных торговцев, продававших разложенные на картонных коробках пучки зелёных веток какого-то растения, мимо лавки, в которой продавались всевозможные буддистские амулеты — подвески с изображением знаков восточного календаря, отлитые из тёмно-жёлтого металла статуэтки будд и бодхисаттв, а также их изображения на кусочках картона размером с ладонь. Отдельно висели чётки, сделанные из ароматного горного можжевельника, южной сливы, дуба и из полудрагоценных камней — тёмно-зелёного, с чёрными вкраплениями нефрита, коричневой с чёрными полосками яшмы, блестящего полированного чёрного гематита, насыщенно-сиреневого чараита. Несколько молодых парней, расположившихся на траве в сквере неподалёку, проводили нас нетрезвыми взглядами. Маленький мальчик шёл по аллее, размазывая по щекам слёзы и всхлипывая. Порывшись в карманах, я нашёл карамельку в яркой обёртке и протянул ему. Он недоверчиво посмотрел на меня, взял конфету, прошептал «Спасибо» и улыбнулся. Улыбка его была ясной, во рту не хватало нескольких молочных зубов. Олчеймаа тоже улыбнулась и, повернувшись ко мне, сказала уверенно:
— Ты должен посетить одного человека… Но ты не обязан это делать, понимаешь?
— Понимаю, но не очень, — пробормотал я, глядя вслед удалявшемуся мальчику, который побежал вприпрыжку. — Должен, но не обязан… необходимо и достаточно…
Она сверкнула на меня своими цветными глазами так, что я в одну секунду пожалел о своих словах и поспешно сказал:
— Извини, пожалуйста, я сегодня немного растерян, поэтому, наверное, говорю лишнее.
— Если ты не сможешь рассказать о себе этому человеку коротко и ясно, удачи тебе не будет, — сказала Олчеймаа серьёзным тоном, глядя мне в глаза.
От её взгляда стало неуютно, мне показалось, что на улице мгновенно потемнело. Бросив взгляд на небо, я увидел, что и в самом деле солнце закрыто маленьким пушистым облачком.
Я заверил её, что никому не собираюсь лгать, и Олчеймаа, видимо, поверив мне, стала говорить, медленно подбирая слова:
— В сложной жизненной ситуации у нас в Туве принято советоваться с людьми, которые знают жизнь настолько глубоко, что могут показать верное направление жизни каждому обратившемуся к ним человеку. Эта традиция очень древняя, настолько древняя, что, наверное, никто сейчас не сможет сказать, когда она родилась. Может быть, ей пять или десять или уже даже сто тысяч лет…, — и после небольшой паузы произнесла негромко: — я думаю, тебе нужно посоветоваться с шаманом…
Она снова посмотрела мне в глаза, видимо, ожидая какой-то реакции с моей стороны, но я молчал, не зная, что сказать, и она продолжила:
— …ты должен встретиться с шаманом, но не простым, а с главным, верховным шаманом Тувы.
Само собой, я слышал о шаманизме, до сих пор сохранившемся здесь, я даже знал, что он представляет собой нечто подобное архаической религии, впитавшей в себя даже какие-то фрагменты тибетского буддизма, но вряд ли представлялось возможным до конца поверить в полумифические образы, рождаемые моим воображением. Прыгающий возле жертвенного костра и поющий заклинания шаман явно выходил за рамки здравого смысла, оставаясь разве что объектом туристского внимания.
— Э-э-э… Как ты сказала, с кем я должен встретиться? — попытался я немного собраться с мыслями, втайне надеясь, что «верховный шаман» слишком занят важными делами, чтобы уделять время таким, как я.
Она улыбнулась:
— Ты всё правильно расслышал: с верховным шаманом Тувы, его резиденция находится неподалёку. И авторитет его здесь непререкаем.
Нехотя я выразил своё согласие, и Олчеймаа дала мне короткое наставление, сказав напоследок:
— Ты думаешь, что твоя судьба в твоих руках, но ты глубоко ошибаешься. Слишком много ты поставил на карту, приехав сюда, и если сейчас попусту растратишь то, что тебе удалось собрать за свою жизнь, другого шанса может не представиться. Это кульминационный момент твоей жизни, помни об этом.
— Но что я ему скажу? — жалобным голосом спросил я её, надеясь всё же получить более точные инструкции, гарантирующие мне «билет в царство небесное».
Она посмотрела на меня как на маленького ребёнка и произнесла задумчиво:
— Скажи ему то, что у тебя на сердце.
***
«Резиденция» главного шамана была небольшим бревенчатым домиком, потемневшим от времени и не ремонтировавшимся, видимо, уже давно. Небольшая очередь, состоящая из обычных людей, приехавших, как мне показалось, из разных частей Тувы, двигалась не очень быстро. Посетители поочерёдно заходили в низкую, обитую коричневым дерматином дверь, выходя же из неё спустя некоторое время, они демонстрировали такой богатый спектр выражений лиц, что вызвали бы восторг у первокурсника психологического факультета, упражняющегося в физиогномике.
Сидя на нижней ступеньке покосившегося низкого деревянного крыльца, я старался думать о том, что же именно мне нужно сказать этому человеку. Решительно ничего в голову не приходило, в черепной коробке металась одна-единственная мысль о том, что, видимо, все свои три десятка лет я прожил впустую, если не могу даже сформулировать цель своего визита, который, может быть, должен решить мою судьбу.
Совершенно уже придя в уныние, я принялся рассматривать каменных истуканов, стоявших во дворе, и сам не заметил, как увлёкся, разглядывая плохо сохранившиеся образы древних воинов высотой в человеческий рост. Они стояли возле одной из стен, грубо высеченные из выветрившегося светло-коричневого кварцита, держа в руках уже почти совсем стёртое временем оружие. Их широкие азиатские лица стали почти совершеннонеразличимы от воздействия горячих степных ветров, несущих пыль и мелкий песок монгольских пустынь.
