Андрей Шамин - Танец на лезвии бритвы

И тут я почувствовал, как молния моих джинсов расстёгивается. Дальше было как в комедии "Академия полиции". Чьи то пылкие уста высасывали из меня спинной мозг. Бедный Вася — ему первому выпало такое счастье. Ирина вынырнула из-под стола. Между прочим, кончить мне не дали — оставили на самом пике удовольствия.

Итак. Ирина заняла своё место и круг замкнулся. Меня словно током прошибло. Виктор что-то забормотал. Спустя некоторое время над столом возник светящийся силуэт человека с наколкой — драконом, на правом плече. Тихо охнул Вася.

Силуэт завращался вокруг своей оси и принял образ полупрозрачного парня в безрукавке и чёрных джинсах.

— Теперь спрашивайте, — маг легонько сжал мои пальцы.

По окончании сеанса, когда хрустящие купюры перекочевали в бумажник Виктора, я спросил его что это было: галлюцинация или…

— Дух вашего умершего товарища, — на полном серьёзе ответил маг — Он же ответил на вопросы о своём прошлом.

— Всё верно. И завуча назвал, и место где мы любили покурить, и остальные ответы тоже вроде как правильные…

— Ну, так чего ещё желать, человече?

— Ничего.

— До свиданья. Если что — звоните; адрес знаете.

— Всего хорошего!

Мы вышли в разгорающийся сырой день. Дул южный ветер — раскочегаривал Солнце. И только ступив на холодный асфальт, я понял, что мне не понравилось в Ромуальде. Его остроконечные уши…

Глава 3. Телеги от Телегина

Вася, отчаянно зевая, поплёлся на вокзал. А у меня, как ни странно, сна ни в одном глазу. Что делать? Хотел позвонить Анне. Рановато. Да и зачем? До кино ещё долго. Гулять мокро.

Спустился в переход. Музыка со всех сторон. В такую рань…

На лотках полно эротико-чернушечных романов за жизнь — капреализм так сказать. Увидел пару книг господина Боянова — везёт же некоторым! Гонорары, рауты, поклонницы. Я поморщился. Время летит — только успевай хватать мгновения.

Раз опоздал, так нечего вякать. Раскатал губень — лучше под ноги смотри — куски какие-то валяются. Краснорожий мужик их собирал и складывал в коробку. Наверное, плохо завязал. Пахло ванилью. Торт погиб!

Появилась дама в пуховике. Даму прогуливал красавец дог. Увидел куски и прямо через намордник начал их подбирать. Мужик так и застыл. Дама, извинившись, потянула пса дальше, что есть силы упираясь в асфальт. Тот оглядывался и умильно помахивал хвостом.

Я вышел на набережную. Брр. Прохладно, однако. Сел на лавочку, закурил. Сделал пару затяжек и услышал кашель. Не поняв, закрыл рот. Кашель раздался снова. Я огляделся — никого. Человек-невидимка?

Снова раздалось покашливание. Я пригляделся — сойка.

— Кыш зараза!

Птица мяукнула и улетела. Я спокойно докурил сигарету. Встал и пошёл в Старушку — спать пока не хотелось. Зато навязчиво свербело желание набрать номер Анны и что-нибудь сказать такое, прочувственное. "Я звоню тебе с приветом"… Боюсь, Анна скажет — с приветом? Так лечись. Раз мы разругались, то теперь надолго… Тягостное чувство — даже не вины, а — ну как будто в говно наступил — пока ногу не поднял всё чинно и красиво. Слово — упаковка мысли. У кого квартира упакована, а у меня внутренний мир. Хе хе, — каламбур.

В животе заурчало. Организм требовал своего. Я поискал глазами вывеску попроще. Нету. Пришлось идти дальше. Когда песня пустой кишки уже зазвучала крещендо встретилась довольно убогая вывеска. Качество вывески прямо пропорционально цене. А что делать? Я смело вошёл. Взяв покушать, направился к крайнему столику. И увидел…

Он сидел и неторопливо потягивал кофе.

— А, старый знакомый? Присаживайся.

Я поблагодарил и сел напротив.

— Видел ваши книги. Знал бы что встречу, купил.

— Нет проблем.

Он повозился под столом и извлёк томик. Открыл, черканул на форзаце, закрыл и протянул мне.

— С тебя два лата.

— На лотках по полтора.

— За автограф.

Мысленно прицепляя на язык типун, я расплатился и сказал:

— Как с гонорарами? На бутерброд с маслом хоть хватает?

— Мало кто творил для брюха. В основном творят для уха и духа. Для уха чужого, для духа своего.

— Одно другому не помеха. Как в союзе писателей?

Телегин отпил напитку.

— Как и везде — по закону курятника: клюй ближнего, гадь на нижнего.

— Уворачивайся от вышесидящего? — продолжил я

Телегин поднял бокал.

Я добил второе и приступил к чаю с булочками.

— Как ты думаешь, почему мужчины обожают ласковые прозвища?

— Подруг много — в именах можно запутаться… А так — Рыбка: и любимая жена, и любимая любовница.

Опять зачесалась рука. Нет, я сказал.

— Фигово?

— Модная болезнь — депрессия, — сказал я.

— Депрессия — та же нирвана, потому что и в депрессии и в нирване человек не живёт — он находится.

— Не знаю как в нирване, но лучше жить припеваючи, чем элениум запиваючи.

— Не одним элениумом жив наркоман. Вообще любовь тоже наркотик, подсядешь — не слезешь.

Возразить нечего — прав Боян Батькович. Ещё как прав.

Я решил перевести стрелки. Неприлично раскручивать на личное.

— Недавно анекдот услышал. Штат Техас. Суд Линча. Бац! — верёвка лопнула. Вешают во второй — узел развязался.

— Бог любит троицу, — сказал шериф

Повесили в третий и последний.

Телегин прыснул.

— Забавно…

Сделал долгий глоток.

— Люблю кофеёк — очень полезен для нашего брата. Анекдот, значит? Однажды воробей дико замёрз. И замертво свалился в большую лепеху, только что вываленную коровой. Отогрелся и зачирикал в голос. Кот его услышал и сцапал.

И сказал — Сидишь в дерьме, так нечего чирикать!

Я запил смешинки чаем и спросил:

— Как критики? Не грызут?

— У топора угол зрения равен остроте его лезвия, а широта взгляда — длине. Критиканы…

Телегин извлёк одну сигарету. Прикурил. Разлился ароматный дымок. Наверное «Danhil», никак не "Belomor kanal"

— На то и собаки, что б караван шёл.

Я достал свои.

— Можно?

Протянул зажигалку. "Zippo".

— Слышали? Депутата поймали. Онанировал в кустах у детского сада. Хоть один схлопочет!

— Бьют не за то, что крадут и не за то, что попадаются, а за то, что не делятся.

— В погоне за сладострастием сам себя задрочил. Слетит теперь с насеста.

— Вряд ли. Они там все миром мазаны. Хотя и порядочные есть. Один, хороший знакомый, денег дал на Христо-Рожденственский собор.

— Научи дурака Богу молиться, он тебе и лоб расшибёт.

— Если такой умный, почему такой бедный?

— Потому и бедный, что шибко умный.

Закурил вторую.

— День пробежал как солнечный луч — был и нет.

— Ещё не пробежал…

Телегин озабочено взглянул на часы.

— Ждём кого. Не помешаю?

— Думаю, что нет.

Отворилась дверь и зашёл… Гарик.

— Явление Христа народу!

— Салют!

Телегин постучал по часам.

— С тебя косячок.

— Ни хрена себе!

— Сам посчитай — три кофе с бальзамом.

— Тебе тоже?

До меня не сразу дошло, что Бакс обращается ко мне.

— Пожалуй. Ломки не будет?

— Подкалываешь? Это от "герыча"[30] может ломать, а ганджа[31] даёт кайф мягкий. У меня и "марочки"[32] есть. Съешь — тащит, не колбасит.[33] А если для ноздри, так это к Дрюне ветошнику.[34]

Я достал кошелёк.

— Палево здесь. Боян, идёшь?

— Совсем оборзел! Нет, куплю булочку с маком. Чтоб хватило с гаком!

— Так, давай по очереди. Бояша, ты первый.

Телегин протянул двадцатку.

— На всё.

Бакс положил на ладонь розовые прямоугольники.

— Теперь ты.

— Один.

Сунув косяк в пачку, я попрощался — что-то перехотелось шататься.

У вокзала не удержался. Набрал номер и с замиранием сердца стал ждать. Длинные гудки. Разочарованно повесил трубку.

— Слушай, амфик есть?

— Только травка.

Парень заколебался.

— А. Лады.

— Отойдём за почту.

Прошли вдоль насыпи.

— Сколько.

— Карась.[35]

— Идёт. Точно хорошая, не гонишь?

— Не нравится — мотай на Лубанчик.[36]

Я проводил раскачивающуюся как на ходулях фигуру взглядом и подумал — С кем поведёшься…

И сделал немаловажный вывод: никогда не раскаешься, что мало спал.

Глава 4. Золотые шары

— И что ж такое истина, маленький пушистый мудрец?

— Это зеркало.

— Ишь ты. И Рай у домовых есть?

— Для домового Рай — Семигорье… Или жить в деревне!

— А почему не в городе?

— А что в городе — суета, беготня. Всё забито мыслями. Время спрессовано — то бежит, то ползёт. Нормальные мутировали, превратились мал помалу в хрен знает что!