Валентин Сидоров - В поисках Шамбалы
Взгляды Вивекананды формировались в определенной духовной атмосфере, они вырастали на традиционной почве индуизма и ведантизма. Впоследствии критики Вивекананды не раз укажут на противоречие, сразу бросающееся в глаза: его передовое по духу мировоззрение нередко облекается в устаревшую оболочку религиозных терминов и образов. Справедливо отмечая это противоречие, почему-то подчас упускали из виду важное обстоятельство: ту конкретную обстановку, в которой складывалось учение Вивекананды. В специфических условиях Индии, где буквально все пронизано религиозным мировоззрением, где даже простой процесс еды сопровождают сложные магические обряды, в те времена говорить на ином языке было невозможно. Такого человека не только не поняли бы, его б не стали слушать. Вот почему не внешняя сторона дела нас должна интересовать, а существо учения. А по существу, взгляды Вивекананды, терминологически связанные с индуизмом, означали решительный разрыв с его многовековой консервативной традицией. Вивекананда ведет бой на территории противника. Его зажигательные выступления, направлены против авторитетов, в первую очередь — против религиозных:
«…лучше человечеству стать безбожным, следуя разуму, чем слепо верить в двести миллионов богов, повинуясь чьему угодно авторитету. Мы хотим одного лишь прогресса. Никакая теория не делала людей лучше. Единственная ценная для нас сила — это „постижение“, а оно обитает в нас, оно проистекает из мысли. Пусть же люди мыслят! Вся слава человека — в мысли… Я верю в разум, и я следую своему разуму, достаточно насмотревшись на вред, приносимый авторитетом, ибо я был рожден в стране, где он был доведен до крайности».
В другом своем выступлении Вивекананда продолжает эту мысль:
«Если бы в мире не было фанатизма, его прогресс был бы гораздо значительнее… Фанатизм создает отставание…»
Бунтарский дух Вивекананды взрывает древнюю символику. Многоликому пантеону бесчисленных богов он противопоставляет человека, который, по его убеждению, и есть величайшее божество. «Не забывайте никогда, как велик человек по своей природе!»
Поэтому принцип фатальной предопределенности, покорности судьбе, карме, так усиленно культивируемый индуистской, и не только индуистской, религией, абсолютно чужд миропониманию Вивекананды. Все — в человеке. «Слабых нет. Вы слабы лишь потому, что сами этого хотите. Прежде всего имейте веру в себя».
Незыблемый символ мировоззрения Вивекананды — свобода человеческого духа. Ее он утверждает страстно и неотступно.
"Будьте свободны! В этом — вся религия. Учения и догматы, обряды и книги, храмы и формы — все это лишь второстепенные детали.
…Если я… помогу хоть одному человеку достигнуть свободы, мои труды не потрачены даром.
…Я свободен, я должен всегда быть свободен. Я хочу, чтоб весь мир был тоже свободен, как воздух".
Политические взгляды Вивекананды были естественным продолжением его философии активного действия. Один из зачинателей национально-освободительного движения в Индии, он в каждое свое выступление вносит дух неукротимой борьбы. Первым в стране объявивший себя социалистом, он бросает в толпу огненные афоризмы и лозунги:
«Единственный Бог, который существует, единственный Бог, в которого я верю… Мой Бог — несчастные, мой Бог — бедняки всех народов!»
«Пока хоть одна собака в моей стране будет оставаться без пропитания, вся моя религия будет в том, чтоб накормить ее».
«Только того я назову Махатмой, чье сердце истекает кровью за бедных».
Он непримирим. Он и вправду как «ревущее пламя, сметающее все нечистое».
«Вы, считающие себя патриотами, вы, считающие себя реформаторами, чувствуете ли вы в биениях вашего сердца, что миллионы потомков богов и мудрецов стали близкими к скотам, что миллионы сейчас умирают с голоду, что миллионы умирают в течение веков? Чувствуете ли вы, что невежество простирается над страной, как темная туча? Переворачивает ли вас это? Теряете ли вы от этого сон? Чувствуете ли вы себя от этого на грани безумия? Забыли ли вы от этого ваше имя, ваше звание, вашу жену, ваше достояние, ваших детей, само ваше тело, охваченное этой единственной мыслью о нищете и гибели?.. Вот первый шаг, чтобы стать патриотом. В течение веков нашему народу внушают унижающие его мысли. Массам говорят на всем земном шаре, что они — ничто. Их так устрашали в течение веков, что они стали почти что подобны стадам животных…»
Знакомство с трудами Вивекананды было радостным событием в жизни Рериха. Ему, художнику и поэту, импонировал возвышенно-поэтический настрой учения Вивекананды. Индийскому философу был чужд академизм. Свои взгляды он предпочитал излагать не в форме научных трактатов или статей, а в виде непосредственных обращений к читателю и слушателю. Мысли, резкие, как удары резца, высекали лозунги и афоризмы. Речь Вивекананды нередко предельно приближена к стихотворной ритмике. Творчеству индийский философ отводил особую роль («искусство наименее эгоистическая форма счастья в этом мире»). В откровенную минуту он признается своим ученикам: «Разве вы не видите, что я прежде всего поэт».
И он был поэтом не только в широком понимании этого слова, но и в более узком и специальном. В его стихах, в его поэме «Пробуждение Индии» звучит все тот же зов к действию и борьбе.
…Пробудись, восстань, перестань грезить!Эта страна — страна грез, где КармаТкет из наших мыслей хрупкие гирляндыЦветов душистых и вредоносных. И ни один из нихНе имеет ни корня, ни стебля, будучи рожден из Ничего,И самое слабое дыхание Истины относит егоВ первоначальную пустоту… Смелее!Стань лицом к лицуС Истиной! Будь единым с ней!
Влияние Вивекананды на Рериха — факт общепризнанный и несомненный. Но, говоря об этом влиянии, не будем мерить его внешними, формальными признаками. Будем говорить о том внутреннем, сокровенном, что несло в себе новое слово Индии, запечатленное в трудах Вивекананды, и что находило праздничный отклик в душе русского художника.
Был еще один пункт миропонимания индийского мыслителя, чрезвычайно близкий Рериху. В беседах со своими европейскими учениками Вивекананде приходилось касаться вопросов грядущего политического и социального переустройства планеты. «Европа на краю вулкана, — говорил он. — Если огонь не будет потушен потоком духовности, она взлетит на воздух». Тогда многие связывали надежды о будущем перевороте и обновлении мира с Америкой. Уповали на ее демократичность, на ее богатства, на ее технические достижения. Когда это предположение было высказано при Вивекананде, он отвечал твердо и категорично: нет, не она. Он судил об Америке не понаслышке, а как непосредственный наблюдатель. По его убеждению, другая страна должна начать новую эру. Он назвал имя этой страны, неожиданное для его учеников по разным причинам, — Россия.
4В 1910 году в Индии на языке бенгали выходит сборник избранных песнопений Рабиндраната Тагора «Гитанджали». А через два года английское издание индийского поэта делает его имя известным всему культурному миру. Одно за другим, чуть ли не одновременно, появляются в России четыре издания «Гитанджали» (один из переводов осуществлялся под наблюдением Бунина).
Рерих вспоминает:
— До этого о Тагоре в России знали лишь урывками. Конечно, прекрасно знали, как приветствовано имя Тагора во всем мире, но к сердечной глубине поэта нам, русским, еще не было случая прикоснуться.
Стихи читались на вечерах, перечитывались дома. По свидетельству Рериха, вдохновенная песнь поэта, его зов объединяли самых различных людей, самых непримиримых психологов.
«…Веселие течет от листа к листу, возлюбленный мой, ликование безмерное. Небесная река вышла из берегов, и радость затопляет все».
— Таинственно качество убедительности, — говорит Рерих. —Несказуема основа красоты, и каждое незагрязненное человеческое сердце трепещет и ликует от искры прекрасного света. Эту красоту, этот всесветный отклик о душе народной внес Тагор.
Рассказ о первой встрече со стихами Тагора вырастает в обобщающую мысль.
«Велики связи двух славных народов. Именно в русском переводе прекрасно звучали Тагоровы песни. На других языках они теряют, гаснет их пламень и задушевность. Но мысль Индии отлично выражается в русском слове. Недаром у нас столько одинаковых слов с санскритом. Эта родственность еще мало оценена».
Надобно сказать, что тогдашняя критика, не учитывая своеобразия психического склада индийского народа, подходила к стихам Тагора односторонне. Традиционная для Индии форма обращения к Учителю («Я не знаю, как поешь ты, наставник. Я слушаю в безмолвном изумлении. Мое сердце жаждет соединиться с твоей песнью… Ты сделал меня другом тех, кого не знал я доселе. Ты ввел меня в жилища, доселе мне чуждые. Ты приблизил далекое и чужого сделал мне братом») дала повод истолковывать поэзию Тагора в мистическом духе. Что же касается символистов, то они тут же поспешили зачислить поэта по своему ведомству.
