Олег Дивов - Как я был экстрасенсом
Время грандиозной аферы? Тотальной дезинформации? Или все-таки период невероятной везучести в истории человечества? Момент огромной удачи?
Я не готов отстаивать свое мнение на этот счет, кладя голову на рельсы. Желающих переехать мне шею сбежится немерено, а поверить-то все равно никто не поверит. Но тем не менее, я говорю: удача. Она была закономерна. Она не могла не быть. Она сокрыта в природе человека. Вы уж поверьте мне как бывшему журналисту и отставному почти-экстрасенсу.
Как сказал бы доктор Бромберг, «насчет этого у меня есть в запасе пара слов». Хотя, честно говоря, ничего я толком уже не помню. Я наткнулся на информацию по советским психотронным разработкам случайно, увлек этой шизой еще несколько человек, и в течение полутора лет мы вели журналистское расследование, а точнее – много и больно ударялись лбом о стену. А потом еще и нас стали ударять. Фу! Как вспомню, так вздрогну. Но кое-что мы все-таки выяснили – и мне, например, эти разрозненные данные позволили оценить масштаб и опасность происходящего реально. Пользуюсь случаем поблагодарить московских журналистов Олега Волкова, Владимира Умнова и Юрия Ряжского, профессиональное и гражданское мужество которых так и не было оценено по достоинству ни одной сволочью, кроме разве что меня.
Эмоциональная перебивка. Значит, дело было так…
«И в СССР и в Китае главным противником парапсихологических исследований стала Академия наук. Нечто подобное имело место и в США. В Китае ведущим гонителем парапсихологии был Юй Гуаньюань, социолог, вице-президент Китайской академии наук, директор Института марксизма, ленинизма и мыслей Мао Цзэдуна. В своих многочисленных устных и печатных выступлениях, начатых еще в 1981 году, он упирал на то, что все утверждения о реальности пси-феноменов противоречат учению марксизма-ленинизма, диалектическому материализму, и потому не могут быть истинными».
Усмехнулись, расслабились? Между прочим, в начале 1991 года журнал «Наука и жизнь» опубликовал разгромную статью за подписью аж целого член-корреспондента АН СССР, в которой тот клеймил позором лжеученых, одной рукой пудрящих мозги «компетентным органам», а другой вытягивающих из народного кармана огромные суммы на лженаучные исследования военно-прикладного характера. Речь шла именно о психотронике.
Ну-с, а теперь пора и сказку сказывать.
В самой первой главе (эпизод с «трясучкой» и зеленым туманом) я упоминал, как выручила меня в трудную минуту внезапно пришедшая на ум информация об аналогичных случаях. Что важно – информация, на тот момент нигде не опубликованная, широким массам недоступная.
Не публиковали ее сознательно. Это позже, годами позже, наступит время специализированных очень страшных газет, сотрудники которых иногда признаются, что большую часть мути, жути и ахинеи, которыми очень страшные газеты переполнены, они по-честному высасывают из пальца, и очень при этом веселятся.
А в те дни, по-моему, даже «Голос Вселенной» еще не выходил (Орган Высшего Разума Мироздания, между прочим). И подавляющее большинство сообщений об аномальных явлениях либо просачивалось через отделы науки серьезных изданий с многомиллионными тиражами (где подвергалось, естественно, жесткой фильтрации), либо как-то тихой сапой засвечивалось в провинциальных органах из числа наиболее либеральных. Были, конечно, и в метрополии отчаянные люди, раньше других сообразившие, что репутация – фигня, главное подписка. Но отношение, например, к газете «Труд», время от времени радовавшей читателя подробными репортажами о пролетах НЛО над российскими (ой! советскими!) градами и весями, было в журналистских кругах таким… неоднозначным. Снисходительно-презрительно-завистливым.
Что немаловажно, фильтровали информацию по-честному. Во всяком случае, те подходы, которые я лично наблюдал в конце восьмидесятых, назвать изуверскими было нельзя. Да, испокон веку любая мало-мальски уважаемая газета живет под ежедневным прессингом малоадекватных персон. Корреспондентов и редакторов в равной степени упорно атакуют изобретатели вечного двигателя, реинкарнировавшиеся Будды/Христы/, Магометы, и прочие спасители человечества от медного таза. Как правило, это существа деятельные до агрессивности и обладающие пробивной силой, которую впору было бы применять для выколачивания долгов из проблемных банков. Общение с ними вырабатывает у журналиста массу полезных качеств, в частности, стойкость к тяготам и равнодушие к лишениям.
Высок и процент несчастных, у которых в голове радиоприемник, принимающий сигналы от Фиделя Кастро. В большинстве своем это действительно глубоко несчастные люди, разговаривать с которыми совсем уж тяжело.
Но так или иначе, а кто бы ни пробился в редакцию, относились к его заявлениям по-человечески. Перед моими глазами прошла целая галерея колоритнейших типов, и ни одного с лестницы не спустили. А всего лишь предлагали документально подтвердить свои утверждения. Не помню случая посыла далеко и надолго лишь по причине того, что «вот этого, о чем вы тут вопиете, не может быть, потому что не может быть никогда». Отнюдь. С тобой происходит нечто удивительное? Докажи. Не хочешь? Свободен.
В руках журналистов была уйма интереснейших материалов. Но существовала четкая установка: недостоверное не печатаем. Дайте нам фотографию, пусть мутную. Сходите на экспертизу в какой-нибудь институт и принесите заключение, пусть расплывчатое. Фокус эффектный нам покажите, в конце концов.
Важно учесть, что в тот момент на просторах Родины уже вовсю зверствовал доктор Кашпировский. И тяга рядового потребителя информации ко всему аномальному была аномально же высока. Стоило, допустим, «Комсомолке» с ее восемнадцатью миллионами тиража вбросить в массы что-нибудь эдакое… Но «Комсомолка» изо всех сил крепилась под нависающим над нею дамокловым ломом в виде отдела пропаганды ЦК ВЛКСМ. Что-то, конечно, просачивалось на полосы, но не страшнее геопатогенных зон или снежного человека.
Кстати, именно благодаря снежному человеку я и угодил (пусть ненадолго, но мне хватило) в «аномальную» журналистику. То есть, странно было бы, если бы я, со своей патологией восприятия, не «интересовался интересным». Меня не надо было убеждать, будто там, за гранью привычного и обыденного, что-то есть: я и так это прекрасно знал. Но, честно говоря, лох-несские чудовища и прочие йети-сасквачи никогда меня особенно не возбуждали. То есть, я за Несси всей душой, с ней не так скучно жить. И лучше бы она не нашлась, а то ведь зверюшку ученые затерроризируют, и бедная просто сдохнет. Но (опять «но», все время «но» – это, наверное, диагноз) я как квазиэкстрасенс больше интересовался тем, что непосредственно касалось меня и моей жизни – феноменами человеческого восприятия.
Увы, явился бигфут и своей тяжелой лапой втоптал мальчишку в бытие, определяющее сознание.
Это был, кажется, восемьдесят девятый год. И я, молодой бездельник, подвизался в отделе науки «Комсомольской правды». Как раз тогда разворачивал один полубезумный проект маститый журналюга и местами даже писатель Ярослав Голованов. Видный популяризатор отечественной науки, временами он «чисто для души» ударялся в аномальщину. И вот, на этот раз задался целью обнаружить и заснять на пленку реликтового гоминоида – ну, нашего исконно русского снежного человека. Насколько помню, у Голованова было заранее определено несколько районов поиска, где концентрация слухов о контактах с загадочным существом была ненормально высока. Тем не менее, он объявил некую всесоюзную акцию, в рамках которой надеялся поднабрать еще информации, а заодно и привлечь в экспедицию доброхотов-энтузиастов с уже имеющимся опытом выслеживания таинственного существа. Каковые специалисты попадаются не только среди тех, о ком вы сразу подумали, но и в ряду вполне серьезных и даже известных зоологов. Дело-то несложное: один раз увидел хотя бы след бигфута – на всю жизнь обалдел. Тем более, если ты действительно зоолог до мозга костей.
В ответ на призыв Голованова пришел мешок писем. Мне сказали: помоги с сортировкой. Я помог, и в результате тоже слегка обалдел. Только не по-зоологически, а как простой советский парень, внезапно открывший для себя параллельный мир.
Совершенно не к месту, зато о наболевшем – лирическое отступление насчет мешка писем про реликтового гоминоида. Для ежедневной газеты с самым большим в мире тиражом это были просто копейки. Опубликованная месяцем раньше «типа исповедь» какого-то разочарованного в жизни юноши спровоцировала аж десять мешков, где каждое письмо начиналось с фразы «Я не красавица, но, говорят, симпатичная». Если вы знаете, что такое крафт-мешок, сами посчитайте, сколько в СССР тосковало по большому и сильному чувству не красавиц, но симпатичных (как им кто-то сказал) девчонок, умеющих писать (хоть и с ошибками). Жуть брала от этих писем – их можно было накладывать одно на другое и читать на просвет. Вот когда я окончательно и до одури возненавидел «совок». Понадобилось лет десять прожить, чтобы осознать: штампованные судьбы, характеры и умы не есть специфическая беда нашей родины. Это нормальное явление в рамках всей планеты, благодаря которому существует большинство гуманитарных наук, начиная от социологии с психологией, и кончая философией (если религия – наука, то и она, родимая, кормится из того же котла).
