Тень ведьмы - Флоринда Доннер-Грау
Смутный страх закрался в сердце Виктор Джулио. Он посмотрел на пустынную дорогу внизу. Затем, подогнув большой палец на левой руке, он положил между ним и запястьем свою трость. Держа руку вытянутой, он начал вращать трость взад и вперед так быстро, что казалось будто трость подвесили в воздухе.
- Что это за фокус? — спросил Октавио, увлеченно наблюдая за ним.
- Это не фокус. Это искусство. Это единственное, что я делаю хорошо, — печально пояснил Виктор Джулио. — По утрам и после обеда я развлекаю маленьких детей на площади. Некоторые дети даже дружат со мной. — Он передал трость Октавио. — Попробуй. Посмотрим, можешь ли ты повторить это.
Виктор Джулио взахлеб хохотал над неуклюжими попытками Октавио удержать трость так, как полагалось.
- Это требует долгих лет практики, — сказал старик. — Надо развивать свой большой палец, оттягивая его назад, пока он не коснется запястья. Л ты должен двигать рукой очень быстро, чтобы трость не имела времени упасть на землю.
Октавио вернул ему трость.
- Давай лучше поймаем этих собак! — воскликнул он, удивленный внезапным появлением утреннего зарева и красочных пятен, возникших на восточном небе.
- Виктор Джулио, подожди меня, — закричал позади них ребенок.
Босиком, с черными спутанными волосами, завязанными на затылке, шестилетняя девочка быстро догоняла мужчин.
- Посмотри, какую игрушку подарила мне тетя, — сказала она, позволив старику посмотреть на щенка, отцом которого был только что отравленный Герман. — Я назвала ее Бабочкой. Она очень похожа на Бабочку, правда?
Виктор Джулио сел на бордюр. Маленькая девочка устроилась рядом с ним и положила прелестного пухлого щенка ему на колени. В смятении он пробежал пальцами вдоль его черной и бледно-желтой шкурки.
- Покажи Бабочке, как ты заставляешь танцевать свою палку, — попросил ребенок.
Виктор Джулио опустил собаку на землю и вытащил из кармана бутылку рома. Не переводя дыхания, он полностью осушил ее и бросил обратно в мешок. Старик с тоской оглядел радостное лицо ребенка. «Скоро она вырастет», — подумал он. Она не долго будет сидеть с ним под деревьями на площади и помогать ему наполнять мусорные баки тряпьем и хламом, веруя в то, что ночью все это превратится в золото. Он задумался, будет ли она тоже кричать на него и издеваться над ним, как это делает большинство повзрослевших детей. Он сильно зажмурился. «Пусть смотрит, если только палочке захочется танцевать», — прошептал он и встал, растирая свои скрипучие колени.
Словно околдованные, Октавио и ребенок уставились на трость. Казалось, что она танцевала сама по себе, оживляемая не только быстрым и изящным движением рук Виктора Джу лио, но также и ритмичным топотом его ног, его хриплым и все же мелодичным голосом, которым он пел детские стишки.
Октавио опустил бак и сел на него, восхищаясь мастерством старика. Виктор Джулио остановился на полуслове. Его трость упала на землю. С удивлением и ужасом он смотрел на щенка, лакавшего сок отравленного мяса, который тихо сочился из бака.
Девочка подняла трость, погладила прекрасно вырезанный набалдашник и подала ее Виктору Джулио.
- Я никогда не видела, чтобы ты ронял ее, — заметила она с беспокойством. — Палочка устала?
Виктор Джулио положил дрожащую руку на ее головку и нежно пригладил ей челку.
- Я возьму Бабочку на прогулку, — сказал он. — А ты возвращайся в кроватку, пока твоя мама не нашла тебя здесь. Встретимся попозже на площади. Мы снова будем вместе собирать будущие слитки золота. — Он поднял пухлого щенка на руки и сделал знак Октавио следовать за ним по улице.
Бродячие собаки уже не лежали перед закрытыми дверями, но, раскинув свои негнущиеся лапы, они валялись посреди пыльных переулков, и их остекленевшие глаза пристально и тупо смотрели в пространство. По одному Октавио связывал их веревкой, которую Виктор Джулио вытащил из своего мешка.
Бабочка, все ее тело конвульсивно тряслось, извергла струйку крови на брюки старика. Он с отчаянием встряхнул ее головку. «Что я скажу малышке?» — прошептал он, связывая отравленного щенка с другими животными.
Они сделали два обхода, а затем утащили мертвых собак за окраину города, за дом Лебанесы, за пустые поля, вниз по сухому ущелью. Виктор Джулио накрыл их грудой сухих веток, полил кучу керосином и поджег. Собаки горели медленно, наполняя воздух запахом паленого мяса и шерсти.
Едва переводя дух, с легкими, забитыми копотью и дымом, двое мужчин выбрались из ущелья. Не в силах дальше продолжать путь, они рухнули под тень цветущей красным цветом акации.
Старик растянулся на твердой земле, еще прохладной после ночи. Его руки тряслись. Он закрыл глаза и попробовал успокоить свое дыхание в надежде, что это развеет боль, стеснившую его грудь. Он мечтал о сне, о сне, в котором теряешь себя.
- Пожалуй, я уйду, — сказал Октавио спустя некоторое время. — Буду делать какую-нибудь другую работу.
- Останься со мной, — попросил старик. — Мне надо рассказать ребенку о собаке. — Он сел и умоляюще взглянул на Октавио. — Ты можешь помочь мне. Дети очень рано начинают бояться меня. Она одна из немногих, кто дружит со мной.
Ужасная пустота в голосе Виктора Джулио напугала Октавио. Он прислонился к стволу дерева и закрыл свои глаза. Он не мог больше видеть этот страх и отчаяние, отпечатанные на лице старика.
- Пойдем со мной на площадь. Пусть каждый узнает, что ты новый человек, — умоляюще просил Виктор Джулио.
— Яне останусь в этом городе, — грубо отрезал Октавио. — Мне не нравится эта работа. Мне не нравится убивать собак.
- Вопрос не в том — нравится или не нравится, — заметил Виктор Джулио. — Это вопрос судьбы. — Он грустно улыбнулся, его взгляд скользнул в направлении города. — Кто знает, может ты останешься здесь навеки, — прошептал он, снова закрыв свои глаза.
Тишину нарушил гул сердитых голосов. Внизу по дороге двигалась группа мальчишек под предводительством старшего сьша Лебанесы. Они остановились в нескольких шагах от двух мужчин.
- Ты убил мою собаку, — зашипел сын Лебанесы и плюнул дюймом дальше ноги Виктора Джулио.
Опираясь на трость, старик поднялся.
- Почему ты так думаешь обо мне? — спросил он, пытаясь выиграть время. Его руки дрожали. Он нашарил в мешке бутылку рома и остолбенел от того, что она была пуста, не в силах вспомнить, когда же выпита последняя капля.
- Ты убил собаку, — повторял мальчик
