Жак Майоль - Человек-дельфин
Фукидид описал осаду Сиракуз в 415 г. до н. э., когда подводным бойцам афинян удалось перепилить столбы противодесантных заграждений сиракузцев.
Аристид приписывает те же подвиги грекам при блокаде порта Тир.
Гераклит дал античному человеку-лягушке имя “skaphe andros”, что буквально означает “человек-лодка” и указывает на этимологию слова “скафандр”.
Александр Македонский в IV в. до н. э. создал отряды воинов-водолазов. Это были самые настоящие пловцы, обученные для сражений по принципу современных бойцов морских коммандос: выносливые, сильные, они использовали для дыхания наполненный воздухом бурдюк (их так и называли “бурдючниками” от латинского “utriculus”, что как раз и означает “маленький бурдюк”) или трубку, очень похожую на современную дыхательную. Еще не существовали ласты, Леонардо да Винчи позже нарисует несколько их прототипов, но развития в этом направлении не будет.
Финикийцы и карфагеняне всегда имели на борту своих кораблей ныряльщиков-апноистов.
Не только наша цивилизация может похвастаться великими апноистами. Представители некоторых племен на Соломоновых островах погружались уже несколько тысячелетий назад. На этих островах были найдены странные маленькие очки, сделанные из дерева. Так как стекло еще не было известно в те времена (по крайней мере 3000 лет назад), линзы очков представляли собой чешуйки черепах, искусно утонченных вручную до состояния почти полной прозрачности. Подобные же очки найдены в Персии, на Цейлоне, на побережье Красного моря, на других островах Тихого океана.
Испанские хроники XVI в. повествуют о том, как испанцы заставляли местных жителей-ныряльщиков буквально за кусок хлеба разыскивать обломки многочисленных галеонов, садившихся на мель и тонувших вблизи Антильских, Карибских, Багамских островов и прежде всего вдоль побережья Флориды.
В наши дни во всех частях света существуют различные этнические группы, живущие на доходы от погружений в апноэ. Во время моих путешествий мне не удалось познакомиться со всеми, и, следовательно, в дальнейшем я смогу рассказать вам лишь о некоторых наиболее типичных, тех, чью бедную и скудную жизнь я разделял какое-то время; это — ловцы омаров с островов Кайкос, ама в Японии, свирепые ныряльщики итомены с островов Окинавы и Истоки, баджао — морские кочевники с Филиппин и ловцы жемчуга Тихого океана.
Ловцы омаров с островов Кайкос
Если и существует на свете что-нибудь, чем бы я занялся кроме апноэ, то это, без сомнения, подводная ловля омаров. Сознаюсь, что именно благодаря ей (не считая, естественно, дельфинов) я выбрал себе дорогу, которая стала моей судьбой: поиск рефлекса погружения в человеке. Если позволите, коротенький взгляд в прошлое, назад в мою жизнь в тот период, когда я работал (или, вернее сказать, всего лишь развлекался) с дельфинами Майамского океанариума.
Шел 1959 год. Два моих товарища по погружениям, американец и корсиканец, на парусном судне, где командовал Александр Римиальди, вернулись после круиза по Багамским и Антильским островам. За время своего плавания они открыли группу засушливых и практически забытых остальным миром островов к северу от Гаити, которые, выражаясь географическим языком, входили в цепь Багамских островов. Это были Теркс и Кайкос, расположенные между 21 и 22° с. ш. и 71 и 72° з. д. в 90 морских милях к северу от Гаити, в 720 милях к юго-западу от Бермуд и в 600 милях от воздушной трассы на Майами. Из тридцати островов только восемь были обитаемы. 5,5 тыс. человек населения были представлены в основном неграми, и, кроме, как в главном городе Грэнд-Терксе, нигде не было ни одной гостиницы. Но морское дно являло собой чудо красоты, прозрачности и невообразимого обилия фауны, особенно омаров, ловля которых не стала еще в то время основной индустрией, хотя их собирали тысячами с помощью вершей и сетей, и лишь редкий абориген, более смелый, чем другие, шел под воду, чтобы достать их крючком, закрепленным на деревянном шесте.
Там есть, чем заняться, — сказали мне мои товарищи. Таким образом, в конце 1959 г. я попрощался с Клоуном и другими земными и морскими друзьями Майамского океанариума и уехал с американским компаньоном на новейшем судне “завоевывать” острова Кайкос. Впрочем, было бы правильным сознаться, что это они завоевали меня. потому что я никогда не прекращаю говорить о них. Мы с моим компаньоном Бадди Клайном поставили подводную ловлю омаров на широкую ногу. В считанные годы все молодые люди деревни Кокбурн-Харбур сделались превосходными апноистами. В нагни дни там, должно быть, насчитывается их человек пятьдесят, продолжающих черпать из этого природного, похоже, неисчерпаемого резервуара тысячи омаров ежедневно, составляющих главное богатство этих затерянных островов. Здесь я пережил незабываемые моменты. Отсюда возникли в двух моих документальных фильмах и стали главными героями романа “Голубая бездна” такие персонажи, как мой дражайший морской брат Буль Джон и само место действия — гигантская и таинственная синяя впадина.
Японские ама
В наши дни по побережью Японии рассыпан целый маленький мир ныряльщиков и ныряльщиц, традиционное и единственное занятие которых — подводный сбор устриц, раковин, морских ужей и водорослей, предназначенных для индустрии жемчуга, питания и разного другого использования. Эти ныряльщики зовутся ама. Для европейца от этих слов веет чем-то экзотическим и мелодичным. Мне же, родившемуся на Дальнем Востоке, прожившему там до 12-летнего возраста и постоянно возвращающемуся туда (особенно в Японию) в зрелом возрасте, этот термин вдвойне близок, я воспринимаю его совсем по-домашнему. Гувернантки, занимающиеся в Китае с детьми европейцев, а в нашем доме их было несколько, зовутся “ah-mah”. Кроме того, на пляжах Японии моими товарищами в играх часто были дети ныряльщиков-ама. Хотя слово “ама” употребляют как к ныряльщику-мужчине, так и к ныряльщице-женщине, оно вызывает, скорее, образ женщины. Мысль о женщине-ныряльщице, особенно обнаженной, была всегда и соблазнительна, и поэтична. Невозможно не вспомнить о сиренах. Во время моих недавних посещений Японии я неоднократно бывал в обществе ама и погружался со многими из них. Они очаровательны, хотя и не обязательно красавицы. Я никогда не забуду их визит-сюрприз на хрупких цветастых лодочках во время моей попытки погружения на 75 м на озере Футо, на полуострове Идзу, к югу от Токио в 1970 г. Восемнадцать тысяч японских ама, официально зарегистрированных и облагаемых налогом, живут сегодня общиной в своих деревнях и практикуют профессиональное погружение в апноэ, пользуясь традиционными методами, истоки которых восходят к глубокой древности. Некоторые японские хроники, например, Гиси-Вадзин-Ден (Gishi Wajin Den), датированные 268 г. до н. э., уже упоминают о них. Многочисленные города и деревни, чьи названия связаны со словом “ама”, свидетельствуют о значительном распространении в прошлом этой деятельности. А существование нагромождений ракушек, идентичных обнаруженным у кйоккенмодингеров, доказываем сходство образа жизни этих двух этнических групп, таких далеких во времени и в пространстве, какими являются ама в Японии и наши ныряльщики-протоскандинавы, и в то же время подтверждаем древность этой практики. Таким образом, изучение современного поведения этих традиционных маленьких сообществ, где погружение хотя и потеряло свой первоначальный священный характер, но сохранило, однако, многие обряды и ритуалы, ставшие принадлежностью праздников, будет иметь исключительное значение для познания способа обитания и пропитания некоторых народностей, живших 10 тыс. лет назад в Европе. В архаичном японском языке слово “ама” означает “океан”, из глубокой древности доносимся еще один смысл — “ныряльщик”. Идеограмма ныряльщика (а изображение очень красивое) означает “самурай моря”, а ныряльщицы прозаичнее — “женщина моря”. Мужчины-ама посвящали себя подводной рыбной ловле вручную или с гарпуном, однако эта их деятельность практически исчезла. Зато женщины-ама все еще выполняют эту важную функцию в японской экономике, несмотря на то что их число значительно уменьшилось. Именно они обеспечивают сбор устриц для индустрии, производящей жемчуг, и бесконечное число морских пищевых продуктов, водорослей и ракообразных, до которых японцы большие охотники. Изучение ама в Японии, так же как и их эквивалента на полуострове Корея хае нио (hae nyo — женщины моря) и ям-coo (iam-soo — синьоры-ныряльщицы), длится многие сотни лет. Хроники XVI и XVII вв. очень точны в описании их жизни и содержат множество подробных документов о свободном погружении в апноэ и практических технических рекомендаций по рыбной ловле и сбору подводных растений и моллюсков. Рискую повториться, но нужно прежде всего хорошо понять, что погружение за дарами моря не есть простой эпизод или времяпровождение. Речь идет, наоборот, о социальной и экономической деятельности, которая есть суть поступков и методов, сложившихся со временем, строго подчиненных критериям эффективности и максимальной производительности, хотя они и не были никогда приложены к какой-нибудь теории современного техницизма, а приведены в “рабочее состояние” чисто эмпирически. Несмотря на разбросанность ама почти по всему берегу Японии, отсутствие средств передвижения, изоляцию, в которой находилось сообщество каждой эпохи, способы их погружения всегда подразделялись на три категории, три типа, которые обнаруживались всюду, когда у человека на нашей планете возникала необходимость к погружению.
