Станислав Хохель - Чудеса возможны, или Путь к Волшебству
Продолжая свой путь, я забираюсь всё выше и выше. День вступает в свои права, припекает солнце, я останавливаюсь, чтобы поесть дикого винограда, сделать несколько глотков воды и надеть панаму – и снова карабкаюсь дальше.
Вот я и на первой вершине – с неё открывается великолепный вид на линию пляжей с белоснежными корпусами санаториев. Я медитирую на вершине, а затем осматриваюсь в поисках наилучшего варианта дальнейшего пути.
Сейчас можно спуститься по крутой, зато полностью видной отсюда тропе вниз, чтобы продолжить свой путь по линии пляжа – или продолжать движение по гребню горы, понадеявшись, что возможности для спуска ещё будут. Спускаться мне не хотелось и я продолжил свой путь поверху.
Я иду по гребню, преодолевая незначительные препятствия. В какой-то момент крутизна перепадов увеличивается и мне приходится использовать не только ноги, но и руки. Камешки, за которые я хватаюсь, на поверку оказываются кусочками сухой глины, предательски рассыпающейся прямо в руках – один раз я чуть не сорвался из-за этого в пропасть. Я начинаю серьёзнее относится к походу по невысоким, но коварным горам: оказывается, риск есть и здесь.
Добравшись до конца хребта я вижу, как резко он уходит вниз – спускаться тут уже нельзя. В поисках дальнейшей дороги я озираюсь вокруг и в десятке метров вижу расщелину, по дну которой пролегает русло высохшего ручья. Часть русла скрыта от меня возвышенностью, но ближайший отрезок вполне пригоден для спуска. Мои силы были на исходе, продолжать прыжки между скалами больше не хотелось и я решил начать спуск.
Обогнув возвышенность, закрывавшую от меня часть тропы, я столкнулся с неприятным сюрпризом: как оказалось, русло ручья упиралось в пропасть, на дне которой в беспорядке лежали острые камни.
Обойти пропасть было невозможно – справа возвышалась отвесная скала, а слева уходил вверх крутой уклон, упиравшийся в тот же обрыв.
Я подумал о том, что помимо раскрученных турагентствами водопадов, в Крыму есть и другие, менее известные – из тех, что пересыхают летом и попадаются на пути уставших туристов в самый неподходящий момент.
Попытавшись спуститься по почти отвесному склону обрыва, я едва не сорвался после того, как очередной кусок глины, который я принял за каменный выступ, лопнул у меня в руках.
Я с большим трудом забрался обратно, перевёл дух и долго сидел на кромке обрыва, анализируя ситуацию.
Самым безопасным способом завершения моего путешествия был бы обратный подъём на гребень и возвращение к предыдущей тропе – но это заняло бы несколько часов, а у меня и так уже не было сил – значит, надо было идти вперёд. Но как?
– Впрочем, почему невозможно? – подумал я.
– А что, если попробовать ползти влево – через несколько опасных метров уклон станет меньше, а дальше растёт куст и за ним виднеется тропа вниз. Если я дотянусь до куста, спуститься уже не составит труда. Главное – преодолеть ближайший ко мне, самый опасный участок.
Я плашмя лёг животом на уклон и боком, как краб, сантиметр за сантиметром попытался его преодолеть – и до середины мне удалось это сделать. Однако в самой уязвимой точке моего пути произошло то, что и должно было произойти: я с возрастающей скоростью поехал вниз на предавших меня катышках сухой глины, в изобилии покрывавших поверхность уклона, к кромке обрыва. Я пытался хвататься за редкие пучки травы, но они тут же вылазили из почвы и оставались у меня в руках, а сползание постепенно ускорялось.
Моё падение с обрыва означало тяжёлые травмы – а то и смерть. Привет, вот и встретились! Ты меня уже забираешь – или не в этот раз?
Мне оставалось только молиться – что я и сделал.
– Господи, помоги! – хрипло выдохнул я. И тут же явно, как если бы кто-то прошептал мне в ухо, услышал:
– Тормози кожей.
Я как можно сильнее прижался обнажёнными предплечьями и голенями к глинистой поверхности и услышал скрип – это перетиралась и лопалась моя кожа, оставляя за мной кровавый след. Было больно, но сползание в пропасть, действительно, замедлилось. Я принялся лихорадочно крутить головой в поисках чего-то, что могло бы меня остановить и у самой кромки обрыва заметил небольшой камень.
– Если он не покатится вниз и не разлетится в пыль при первом же прикосновении, как уже бывало не раз, я выживу, – подумал я.
– Камешек, выдержи меня, пожалуйста! – взмолился я, вытягивая в его направлении ногу.
Через секунду моя нога коснулась камня и чтобы снизить на него нагрузку, я ещё некоторое время сползал вниз, плавно притормаживая сгибанием в колене. Затем ухватился за ближайший ко мне пучок травы – и – о, чудо – он уже не вылез из почвы.
Отдышавшись, я постепенно пришёл в себя, вися над самым краем обрыва. Затем медленно, прижимаясь обнажёнными участками тела к земле, пополз дальше. Вот и спасительный куст – я ухватился за него и уже более уверенно преодолел оставшиеся до тропинки метры. Ура, я спасён!
… Когда я вышел к морю, пляжники с удивлением таращились на бомжеватого вида странника в грязной одежде, омывавшего свои раны в морской воде. Но мне было всё равно – я ликовал, внутренне переваривая полученный мной опыт.
Борись до конца
Я с грузом проклятий в тьме бездны лежал.
Никто бы из ада меня не спасал
И разве возможно бы было спасти
Того, кто нить света утратил в пути?
Но вот в темноте замерцал огонек.
Безглазый, его увидать я не смог
Но ты подтолкнула, сказала: «Вставай!
Тебе подаю я спасительный край!»
Частицы ткала ты мне лестницы той
Из света, чтоб я возвратился домой
Но – чудо! Воспрянув, из собственных сил
Ступеньку последнюю – сам я сложил!
О, счастье! Строитель я, значит – творец!
За лестницей строю небесный дворец
Стремлений пред Богом своих не тая,
Вместилище их сконструировал я!
Высок этот дом. Сердце замерло аж
Когда я увидел последний этаж —
Мы вместе – одно на моем этаже
На меньшее я не согласен уже.
Несколько лет назад, благополучно отработав тренинг с одним из зарубежных заказчиков, я решил посмотреть на Байкал – кто знает, когда это чудо природы ещё раз окажется у меня на пути.
Влюбленность в Байкал жила во мне давно – и он отплатил мне взаимностью. Мне удалось купить билет на последний в навигационном сезоне пароход и на его борту я познакомился с девушкой, тоже влюбленной в Байкал и особенно в бухту Песчаную – она и водила меня в ожидании обратного рейса по самым красивым ее местам.
Побродив по берегам Песчаной, потрогав таежные кедры и искупавшись в холодном, как лед, Байкале, я вернулся в порт. До отлета оставалось время и я решил запастись экзотической рыбой, некогда в изобилии водившейся во всех сибирских реках, а теперь избравшей своей главной резиденцией знаменитое озеро.
– Довезёшь до Листвянки? – спросил я первого попавшегося таксиста с цепким, внимательным взглядом и большими, натруженными руками.
– Имоверно, – прозвучало в ответ фирменное сибирское словечко.
Во всем мире жаждущий общения и находящийся в машине человек имеет преимущества перед случайным прохожим. А контакт в Сибири имеет еще и свои особенности: люди долго присматриваются и, если есть возможность, на расстоянии изучают друг друга – но однажды решив, что возможности для сближения имеются, вдруг начинают говорить о самом сокровенном.
Так произошло и на этот раз.
Поездка через тайгу заняла около часа и за это время я знал о таксисте все: как он большую часть жизни проработал на небезопасном для здоровья производстве, как молодым ушёл на пенсию «по вредности», как дефолт съел большую часть его сбережений и как он, чтобы заработать средства на учебу в институте поздно родившейся дочери, вложил остаток средств в подержанное японское авто и стал колесить по городу в поисках заработка. Все это чудесным образом вплеталось в накатанный экскурсионный текст об особенностях родного края, однако почему-то рассказ таксиста о себе захватывал больше. Было в нем что-то притягательное – иногда энергию такого рода называют харизмой. Как правило, мы замечаем ее в тех, кто многого достиг, либо же в тех, кому довелось пережить нечто необычное.
Последняя наша остановка случилась возле базара. Таксист помог мне купить рыбы, выторговав ее на правах местного за приемлемую цену, рассказал по пути к машине еще о нескольких достопримечательностях и предложил подбросить в аэропорт. Я согласился.
– Платить сейчас? – осведомился я, запихивая в багажник увесистые кульки с копченым хариусом, омулем и сигом.
– Не к спеху. Брать деньги вперед – дурная примета; довезу – тогда и рассчитаемся.
– А не боишься, что кинут?
– Если захотят, так по-любому кинуть могут. Я, правда, тоже так просто не дамся, – и таксист, нагнувшись, показал мне из-под сиденья увесистый ломик.
– Так на кого же все-таки больше надежда? – спросил я, показывая на образ Божьей матери, покачивавшийся под лобовым стеклом.
