Бодхи - Твердые реки, мраморный ветер
- А что ты знаешь о том – как дальше складывается жизнь тех детей, которых ты учишь?
- Практически ничего.
- Неинтересно?
- Не думал просто об этом. Вообще интересно.
Андрей перебрал в памяти несколько пацанов и девочек, которые ему особенно запомнились, и ему и в самом деле захотелось сейчас узнать – что с ними происходит, как они живут.
- Я могу тебе сказать. Хочешь?
- Сказать что? Как складывается их жизнь? Скажи.
- Их стараются сломать и убить. И как правило своей цели достигают.
- Кто??
- Ты что, идиот?
Андрей помотал головой.
- Ты имеешь в виду родителей?
- Конечно.
Андрей помолчал.
- Насколько я понимаю смысл курсов, они предназначены для того, чтобы дать детям опыт того – как можно жить…
- Ты можешь мне не рассказывать, я знаю, для чего они предназначены, - перебила его девушка. – И я также знаю, что меня это не устраивает. Ты даешь этим детям опыт того, как можно жить, прекрасно. Затем эти дети возвращаются в свою прежнюю жизнь, так как возвращаться им больше некуда, и попадают снова в полное и безграничное рабство. Родители, столкнувшись с тем, что дети как-то странно теперь смотрят на мир, и как-то странно проводят свое время, читая книжки, приходят в бешенство, и чем успешнее твоя работа, чем в большей степени тебе удается повлиять на ребенка, тем более ожесточенное изнасилование он получает впоследствии.
При слове «изнасилование» что-то приятно откликнулось в глубине попы, но Андрей вернул себя к теме разговора.
- Насколько я понимаю, тут нет выбора, - начал он. – Родители и в самом деле имеют полную власть над детьми, и мы не можем отнять у них их собственность. Поэтому мы делаем то, что возможно – рассчитываем, что многие дети смогут, подчинившись, не сломаться, вырасти более самостоятельно мыслящими и озарено чувствующими людьми, и, получив в будущем независимость, вести несколько иной образ жизни, чем тот, который они вынуждены были бы влачить, если бы не то влияние, которому они подвергались на наших курсах.
- Звучит гладко, - кивнула девушка.
- Но неверно?
- Но неверно.
- Что именно неверного в моих рассуждениях?
- Беспочвенность. Ты рассуждаешь обо всем этом, опираясь на некие представления, которые ты не потрудился сопоставить с реальностью. А я потрудилась.
- Ты тоже преподавала на курсах?
- Нет, но это неважно. Я проследила за судьбой наиболее интересных пупсов, в отличие от тебя. Для этого я прикинулась обычной женщиной, - она провела рукой по своему платью, - которую никто не мог заподозрить в симпатиях к мордо-культуре, и сближалась, как будто по воле случая, с семьями, в которых жили эти дети.
- Интересно!
- Да, интересно, - кивнула она. – Интересно было увидеть, как этих детей попросту раздавили. Я думаю, тебе будет особенно интересно, если я скажу тебе о судьбе кое-кого, кто знаком тебе лично.
Андрей насторожился.
- Я смотрю, ты неплохо подготовилась к нашей встрече, - пробормотал он.
- Я всегда хорошо готовлюсь к тому, в чем намерена добиться результата, - отрезала она. – Будь то маркетинг, или война, или постройка культуры в окружении враждебных культур, или шахматы – законы почти идентичны, и это, обобщенно говоря, закон войны, так что если ты не хочешь быть неудачником, учись воевать – читай Лао Цзы и Клаузевица, Тита Ливия и Алёхина, Займана и Гитлера, Пастера и Сэссон. Учись на их победах и поражениях. Ты можешь быть великодушным, если хочешь, или не очень, но по сути выбор перед тобой невелик – ты или побеждаешь, или проигрываешь, и проигрыш остается проигрышем несмотря на то, что ты закрываешь на него глаза.
- Ты имеешь в виду, что мы на самом деле проигрываем на своих курсах, но закрываем на это глаза, делая вид, что все хорошо?
- Я имею в виду то, что говорю. Сукир, глазастая девочка из Куала-Лумпура, курсы географии, три месяца назад, помнишь ее?
- Помню! Очень клевая девочка… а что?
- Ничего. Ты научил ее думать, попутно рассказывая географии и других странах, и она додумалась до того, что если в других странах девушки могут ходить без паранджи, то и она может.
- И…? – Андрей непроизвольно сжался, предчувствуя что-то нехорошее.
- Я не буду вдаваться в детали, чтобы не травмировать твою детскую психику. Просто можешь больше не рассчитывать, что она когда-нибудь напишет тебе или проявится каким-либо другим образом. Проще будет считать, что она умерла в результате несчастного случая. Саида – маленькая девочка из Тернате, ты учил ее математике полгода назад. Помнишь?
- Саида из Тернате, помню…
- Ее избили до полусмерти, и она стала инвалидом. С точки зрения ее родственников, это было единственное, что им оставалось, так как она категорически не хотела становиться хорошим человеком, хорошей женой.
- Женой??
- Твои вопросы выдают в тебе большего кретина, чем ты кажешься на первый взгляд… Женой, женой. Там выдают замуж согласно местным обычаям, и ты мог бы поинтересоваться – каковы они. Ее муж – весьма достойный человек, работает в аппарате губернатора, чудный мужчина пятидесяти лет…
- Что???
- Чудный, да… но вот только всякие эти новомодные штучки ему ни к чему, и жена, которая вместо того, чтобы готовить ему обед, изучает геометрию Лобачевского, вызывает в нем законное возмущение. Будучи человеком по своей природе мягким, он всего лишь избивал ее, но она оказалась упрямой. Тогда он вернул ее родителям, пригрозив, что потребует обратно и дом, который он им подарил. Родители славно поработали, чтобы не ударить в грязь лицом. Ну перестарались немного, так разве можно их в том винить, если дочь столь непослушна?
Андрей слушал, и что-то нехорошее поднималось в нем.
- Мне продолжать? – Поинтересовалась девушка? – Ты очень любишь Непал, как я знаю, да и я тоже, кстати, его люблю. Как-то я провела там незабываемое время… Непальцы - чудный, мирный народ, особенно по сравнению с русскими, пакистанцами, сомалийцами, израильтянами и разными другими чудными народами. Ты проводил курсы в Кхумджунге, помнишь, конечно?
- Конечно.
- Помнишь Раджа – восьмилетнего мальчика, который сидел за астрономией с утра до ночи?
- Да.
- Тебе известно – где он сейчас и что с ним?
- Нет…
- Конечно, зачем тебе это знать? Тебе приятнее закрыть глаза, рот и уши, и мечтать, представляя себе розовые восходы и оранжевые закаты в мире прекрасного будущего, который, несомненно, наступит.
Андрей что-то такое пожевал ртом, но промолчал.
- Раджа окучивали, как водится, всей семьей – дедушки, бабушки, соседи… ведь он – наследник, он – мужчина, он должен не спектральный анализ изучать, а помогать отцу, чтобы со временем кормить семью. Радж оказался тоже норовистым мальчиком, и никак не хотел воспринимать мудрость старших, поэтому аргумент в виде жестокой порки оказался наиболее приемлемым – всё-таки старые добрые методы куда эффективнее этих новомодных… Теперь Радж помогает папе – он стоит с утра до вечера в лавке, и выполняет разные полезные дела, и если он хоть на минуту задумается или, не дай бог, возьмет в руки книжку или блокнот, ему гарантирована очередная доза родительской любви. И если в твоем воображении предстал несчастный мальчик, который, как древний христианин, стойко выносит удары судьбы, мечтая о светлом будущем, то выкинь эту чушь на помойку. Радж сломался. Он и не пытается больше читать или писать. Он теперь с важным видом ходит по своей лавке, орет, как и его отец, на подчиненных и даже бьет их, и я своими глазами видела, как он с силой ударил ногой собаку, которая подошла к нему. Ударил и довольно засмеялся, увидев, как ей больно. Он хороший гражданин – он подает йогам и молится и уважает старших. Так что того Раджа, которого ты знал, с которым сидел за книгами и которому рассказывал о квазарах, ледяных вулканах на Энцеладе и попутно об озаренных восприятиях – его больше нет. Он умер так же надежно, как если бы попал под грузовик.
Андрей хорошо помнил Раджа – пухлый непальский пацан, который сначала выглядел несколько застенчивым, а потом стал раскрепощаться – задавать вопросы, участвовать в общих тусовках, когда они изображали солнечную систему. Он оставался после занятий и непрерывно задавал вопрос за вопросом, и у него был достаточно цепкий ум, легко схватывающий физические закономерности. Он неохотно шел домой, когда Андрей всё-таки заканчивал занятия, и вприпрыжку приходил на следующее. И значит, теперь всего этого больше нет – есть озлобившийся человек, который и сам станет верным продолжателем традиций умерщвления друг друга, и детей своих в будущем воспитает в правильной манере…
- Ты потратила много времени, чтобы проследить за ними, значит ты уже давно присматриваешь за мной?
- Не так много. Это совсем несложно, просто берешь список учеников, которые занимались с тобой, и разыскиваешь их – всё просто и быстро. Я взяла нескольких наугад.
