Джон Данн - Эксперимент со временем
Разумеется, теория о нормальности рассматриваемых нами явлений нуждается в тщательной проработке. Предположение, сделанное в предыдущей главе, страдает незавершенностью; да и кто знает, будет ли вообще дано полное описание его доказательства. Впрочем, была также выдвинута и прямо противоположная гипотеза о ненормальности. Но это означало ненормальность не просто в смысле избытка или недостатка какого-то свойства ума, а в смысле, который сам есть бессмыслица. Но трудно поверить в совершеннейшую нелепицу.
Кроме того, если предположение о нормальности, иначе говоря, о наличии некой особенности, присущей самому времени, а не отдельному человеку, верно, то оно означало бы (и это привлекало меня больше всего), что интересующие нас явления должны быть потенциально «доступны для наблюдения любому при условии, что он выполняет необходимые требования».
И если бы кто-нибудь придумал эксперимент, позволяющий преодолеть две изначальные трудности припоминания и нахождения нужной ассоциации, выяснилось бы, что описываемые нами явления могут быть непосредственно наблюдаемы любым нормальным человеком, включая и вас, читатель.
Итак, проведение такого эксперимента стало для меня первым шагом. Позднее могло бы найтись (и действительно нашлось) объяснение.
ГЛАВА Х
Читатель, вероятно, догадался, что эксперимент, о котором шла речь в предыдущей главе, был осуществлен, причем успешно; в противном случае эта книга не была бы написана.
Лишь зимой следующего года я смог достаточно серьезно отнестись к гипотезе о нормальности, чтобы проверить ее на практике. И, томимый дурными предчувствиями, почти не надеясь на успех, я приступил к проведению первого весьма важного эксперимента на самом себе. Я знал, что интересующие меня сны снятся мне регулярно, но с промежутками в год и более. Однако, согласно моей новой теории, я должен был видеть такие сны в течение всех этих промежутков, хотя и не осознавать их.
Как правило, в девяти случаях из десяти, просыпаясь утром, я вообще не помнил, чтобы мне что-нибудь снилось. Впрочем, данное обстоятельство не сильно тревожило меня. Многие люди искренне полагают, что никогда не видят снов. Между тем проведенные мной опыты убедили меня, что «сон без сновидений» — обман памяти. На самом деле человек в момент пробуждения просто забывает свои сны. Например, однажды я лишь через несколько дней вспомнил сон, который видел, находясь под анестезией; но в течение всех этих дней я думал, что был тогда в полностью бессознательном состоянии.
Итак, прежде всего я поверил в возможность воскресить в памяти фрагменты утраченных снов, снившихся мне в те ночи, когда я, казалось бы, спал вообще без сновидений. В соответствии с моей новой гипотезой фрагменты должны содержать в себе образы и прошлых и будущих событий. Причем в большинстве случаев эти образы не возникают изолированно друг от друга, но, напротив, настолько тесно сплавлены и переплетены между собой, что трудно соотнести их с какими-то конкретными реальными событиями. И если иногда удается отождествить тот или иной компонент сплава с конкретным событием прошлого (см. определение «интеграции», данное в части I), значит, вполне возможно отождествить другой компонент сплава с конкретным будущим событием. Но нужно сделать одно важное замечание: никогда не пытайтесь отыскать в сновидении законченную идею или сцену, целиком относящуюся к будущему. Иллюстрацией моей мысли может служить сон о лошади, рассказанный в части 11. Сон в основном относился к будущему, однако такие детали, как внешний вид животного, размеры полей и высота изгороди, были взяты, насколько мне известно, из моего прошлого опыта.
Проводя эксперимент, желательно записывать запомнившиеся сны, чтобы затем сравнить два реальных весомых факта — запись и событие, происшедшее наяву. И лучше всего записывать сны как можно подробнее: это облегчит последующий анализ приснившихся образов. Краткая, с указанием массы деталей запись ценнее любого многословного расплывчатого пересказа.
Но подробности важны и по другой, еще более убедительной причине. Длинное сновидение содержит великое множество образов, а длинный день — великое множество впечатлений. И по закону вероятности некоторые из них совпадут, если, конечно, проводить эксперимент достаточно долго. Итак, подтверждающие сходство детали имеют решающее значение, например, привидевшийся ночью во сне столбик монет, стоящий на столе, и созерцание на следующий день монет, сложенных аналогичным образом, вполне может относиться к разряду простых совпадений. Значит, необходимы дополнительные детали, характеризующие эпизод: например, вам снится кучка шестипенсовиков, рассыпанных на красной книге, а затем вы видите подобную картину наяву. (Остальные подробности сновидения — стол, комната, причина, по которой рассыпались монеты — наяву могут быть совершенно иными; но не это главное.) Существенно другое: нельзя считать явно относящимся к будущему все, что не содержит в себе элементов, так сказать, «двоеборья», если воспользоваться термином игрока на скачках.
Далее следует установить некоторые временные ограничения на проведение эксперимента. Ибо очевидно, что даже сон о рассыпавшихся по красной книге шестипенсовиках когда-нибудь бы да совпал с реальным событием, если, конечно, посвятить всю свою жизнь отысканию соответствия. Между тем банковскому служащему, должно быть, понадобилось бы на это недели две. Я решил ограничиться двумя днями, хотя этот срок мог быть увеличен пропорционально необычности приснившегося эпизода. Так, сон о бомбардировке Левештофта приснился мне примерно за год до соответствующего реального события; а однажды я увидел во сне образ (ниже я опишу его), бесспорно относившийся к событию, которое произошло лет двадцать спустя.
Поскольку возможность удовлетворительной идентификации зависит, по-видимому, в основном от степени необычности приснившегося, наихудшее время для проведения эксперимента — период, когда вы ведете скучную, будничную жизнь. Но даже в таких условиях полезно отправиться в театр или кинотеатр (это, замечу, очень ценный совет). Не исключено также, что вам будут сниться сцены из романов, которые вы собираетесь прочесть (от себя добавлю, что этот путь приносит великолепные результаты). Но в целом для экспериментов лучше всего выбирать ночи накануне путешествия или какого-либо другого события, нарушающего монотонное течение вашей жизни.
Затем возникает вопрос о подсчете полученных результатов. Выдержавшими испытание считались случаи, когда прежде чем произойти наяву, снилось какое-то одно очень необычное событие либо снилось несколько довольно необычных событий. Причем если только одно из приснившихся довольно необычных событий подтверждалось реальным фактом, случай можно было бы с полным основанием приписать исключительному совпадению. Поэтому случаи, касающиеся какого-то одного важного события, я решил помечать знаком «+», а случаи, касающиеся нескольких менее важных событий и требующие дополнительных подтверждений, — знаком, похожим на булочку с изображением креста: Е.[3]
Таковы были определенные мной условия эксперимента и природа трудностей, с которыми я приготовился столкнуться. И я действительно с ними столкнулся. Но двух трудностей я все-таки не предвидел.
Сновидящее сознание — искусный лжеинтерпретатор всего, что оно воспринимает. Вот почему следует выделять в качестве отдельных фактов (а) собственно внешний облик приснившихся объектов; и (б) данную ему интерпретацию.
Поясню свою мысль на конкретном примере. Однажды во время проведения эксперимента мне при шлось раздувать костер с помощью ручных мехов. И неожиданно сопло инструмента соприкоснулось с раскаленной докрасна поверхностью бревна, находящегося передо мной. Не знаю, доводилось ли читателю пережить такой момент или нет, но эффект был потрясающим, если не сказать пугающим. От костра прямо мне в лицо брызнул мощный каскад искр — зрелище, напоминающее сезонные фейерверки в Хрустальном Дворце. Потоки искр заструились мимо моих ушей, и, боясь ослепнуть, я отпрянул назад. Но огня в искрах, похоже, не было; по крайней мере, одежду они не прожигали. Событие, согласитесь, удивительное и неординарное, причем накануне ночью мне снился точно такой же каскад искр, мелькавших мимо моих ушей. Однако при записи сна я зафиксировал не это непосредственное впечатление — каскад мельчайших искр, а объяснение, которое я впоследствии дал ему: будто люди из толпы кидают окурки от сигарет. Итак, всегда необходимо отмечать и сам образ, и интерпретацию образа.
Ко второй трудности надо отнестись с особым вниманием, ибо именно в ней я нашел ответ на волновавший меня вопрос: почему такая особенность нашего восприятия времени, как видение во сне будущих событий, на протяжении веков ускользала от взгляда людей.
