Титус Буркхарт - Алхимия / Нотр-Дам де Пари
— Старуха! — сказал этот свирепого вида человек затворнице. — Мы ищем ведьму, чтобы ее повесить. Нам сказали, что она у тебя.
Несчастная мать постаралась принять самый равнодушный вид.
— Не понимаю, что вы такое говорите, — ответила она.
Человек продолжал:
— Черт возьми! Что же он нам напел, этот сумасшедший архидьякон? Где он?
— Он исчез, господин, — ответил один из стрелков.
— Ну, старая дура, — продолжал начальник, — не врать! Тебе поручили стеречь колдунью. Куда ты ее девала?
Затворница, боясь отнекиваться, чтобы не возбудить подозрений, угрюмо и с показным простодушием ответила:
— Если вы говорите об этой высокой девчонке, которую мне час тому назад навязали, так она укусила меня, и я ее выпустила. Ну вот! А теперь оставьте меня в покое.
Начальник отряда скорчил недовольную гримасу.
— Смотри, не вздумай мне врать, старая карга! — повторил он. — Я Тристан-Отшельник, кум короля. Тристан-Отшельник, понимаешь? — Оглядывая Гревскую площадь, он добавил: — Здесь на это имя отзывается эхо.
— Будь вы хоть Сатана-Отшельник, больше того, что я сказала, я не скажу, и бояться вас мне нечего, — сказала Гудула, к которой снова вернулась надежда.
— Вот так баба, черт возьми! — воскликнул Тристан. — Значит, проклятая девка улизнула! Ну, а в какую сторону она побежала?
Гудула с равнодушным видом ответила:
— Кажется, по Овечьей улице.
Тристан обернулся и подал своему отряду знак двинуться в путь. Затворница перевела дыхание.
— Господин! — вдруг заговорил один из стрелков. — Спросите старую ведьму, почему у нее сломаны прутья оконной решетки.
Этот вопрос наполнил сердце несчастной матери мучительной тревогой. Однако она не совсем утратила присутствия духа.
— Они всегда были такие, — запинаясь, ответила она.
— Уж будто! — возразил стрелок. — Еще вчера они стояли тут красивым черным крестом, который призывал к благочестию!
Тристан исподлобья взглянул на затворницу.
— Ты что это, бабушка, путаешь?
Несчастная сообразила, что все зависит от ее выдержки; тая в душе смертельную тревогу, она рассмеялась. На это способна лишь мать.
— Вот тебе раз! — сказала она. — Да этот человек пьян, что ли? Еще год тому назад тележка, груженная камнями, задела решетку оконца и погнула прутья! Уж как я проклинала возчика!
— Это верно, — поддержал ее другой стрелок, — я сам видел.
Всегда и всюду найдутся люди, которые все видели. Это неожиданное свидетельство стрелка ободрило затворницу, которую этот допрос заставил пережить чувства человека, переходящего пропасть по лезвию ножа.
Но ей суждено было беспрестанно переходить от надежды к отчаянию.
— Если бы решетку сломала тележка, то прутья вдавились бы внутрь, а они выгнуты наружу, — заметил первый стрелок.
— Эге! — обратился Тристан к стрелку. — Нюх-то у тебя, словно у следователя Шатле. Ну что ты на это скажешь, старуха?
— Боже мой! — воскликнула дрожащим от слез голосом доведенная до отчаяния Гудула. — Клянусь вам, господин, что эти прутья поломала тележка. Вы ведь слыхали, вон тот человек сам это видел. А потом, какое все это имеет отношение к вашей цыганке?
— Гм!.. — проворчал Тристан.
— Черт возьми! — воскликнул стрелок, польщенный похвалою начальника. — А надлом-то на прутьях совсем свежий!
Тристан покачал головой. Гудула побледнела.
— Когда, говоришь, проезжала здесь тележка!
— Да вроде как месяц тому назад или недели две, монсеньер. Хорошо не помню.
— А сначала она говорила, что год, — заметил стрелок.
— Подозрительно! — сказал Тристан.
— Монсеньер! — закричала Гудула, все еще прижимаясь к оконцу и трепеща при мысли, что подозрение может заставить их заглянуть в келью. Господин! Клянусь, эту решетку сломала тележка. Клянусь вам всеми небесными ангелами. А если я вру, то пусть я буду проклята навеки, пусть буду вероотступницей!
— Уж очень горячо ты клянешься! — сказал Тристан, окидывая ее инквизиторским взглядом.
Бедная женщина чувствовала, что теряет самообладание. Она стала делать промахи, с ужасом сознавая, что говорит совсем не то, что надо.
Как раз в эту минуту прибежал стрелок и крикнул:
— Господин! Старая ведьма все врет. Колдунья не могла бежать через Овечью улицу. Заградительную цепь не снимали всю ночь, и сторож говорит, что никто не проходил.
Лицо Тристана с каждой минутой становилось все мрачнее.
— Ну, а теперь что скажешь? — обратился он к затворнице.
Она попыталась преодолеть и это затруднение.
— Почем я знаю, господин, может быть, я и ошиблась. Мне думается, она переправилась через реку.
— Но это же в обратную сторону, — сказал Тристан. — Да и мало вероятно, чтобы она захотела вернуться в Сите, где ее ищут. Ты врешь, старуха!
— И кроме того, — вставил первый стрелок, — ни с той, ни с другой стороны нет никаких лодок.
— Она могла броситься вплавь, — сказала затворница, отстаивая пядь за пядью свои позиции.
— Разве женщины умеют плавать? — спросил стрелок.
— Черт возьми! Старуха, ты врешь! Врешь! — злобно крикнул Тристан. Меня так и подмывает плюнуть на эту колдунью и схватить тебя вместо нее. Четверть часика в застенке вырвут правду из твоей глотки! Идем, следуй за нами.
Она с жадностью ухватилась за эти слова.
— Как вам угодно, господин. Пусть будет по-вашему! Пытка? Я готова! Ведите меня. Скорей, скорей! Идемте!
«А тем временем, — думала она, — моя дочь успеет скрыться».
— Черт возьми! — сказал Тристан. — Она так и рвется на дыбу! Не пойму я эту сумасшедшую!
Из отряда выступил седой сержант ночного дозора и, обратившись к нему, сказал:
— Она действительно сумасшедшая, господин. И если она упустила цыганку, то не по своей вине. Она их ненавидит. Пятнадцать лет я в ночном дозоре и каждый вечер слышу, как она проклинает цыганок на все лады. Если та, которую мы ищем, — маленькая плясунья с козой, то эту она особенно ненавидит.
Гудула сделала над собой усилие и сказала:
— Да, эту особенно.
Остальные стрелки единодушно подтвердили слова старого сержанта. Это убедило Тристана-Отшельника. Потеряв надежду что-либо вытянуть из затворницы, он повернулся к ней спиной, и она с невыразимым волнением глядела, как он медленно направлялся к своему коню.
— Ну, трогай! — проговорил он сквозь зубы. — Вперед! Надо продолжать поиски. Я не усну, пока цыганка не будет повешена.
Однако он еще помедлил, прежде чем вскочить на коня. Гудула, ни жива ни мертва, следила за тем, как он беспокойно оглядывал площадь, словно охотничья собака, чующая дичь и не решающаяся уйти. Наконец он тряхнул головой и вскочил в седло. Подавленное ужасом сердце Гудулы снова забилось, и она прошептала, обернувшись к дочери, на которую до сей поры ни разу не решалась взглянуть:
— Спасена!
Бедняжка все это время просидела в углу, боясь вздохнуть, боясь пошевельнуться, с одной лишь мыслью о предстоящей смерти. Она не упустила ни единого слова из разговора матери с Тристаном, и все муки матери находили отклик и в ее сердце. Она чувствовала, как трещала нить, которая держала ее над бездной, двадцать раз ей казалось, что вот-вот нить эта порвется, и только сейчас она вздохнула наконец свободнее, ощутив под ногами опору. В эту минуту до нее донесся голос, говоривший Тристану:
— Рога дьявола! Господин начальник! Я человек военный, и не мое дело вешать колдуний. С чернью мы покончили. Остальным займетесь сами. Если позволите, я вернусь к отряду, который остался без капитана.
Это был голос Феба де Шатопера Нет слов, чтобы передать, что произошло в душе цыганки. Так, значит, он здесь, ее друг, ее защитник, ее опора, ее убежище, ее Феб. Она вскочила и, прежде чем мать успела удержать ее, бросилась к окошку.
— Феб! Ко мне, мой Феб! — крикнула она.
Но Феба уже не было Он мчался галопом и свернул на улицу Ножовщиков. Зато Тристан был еще здесь.
Затворница с диким рычаньем бросилась на дочь Она оттащила ее назад, вонзив ей в шею ногти, — матери-тигрицы не отличаются особой осторожностью Но было уже поздно. Тристан ее увидел.
— Эге! — воскликнул он со смехом, обнажившим до корней его зубы, что придало его лицу сходство с волчьей мордой — В мышеловке-то оказались две мыши!
— Я так и думал, — сказал стрелок.
Тристан потрепал его по плечу и сказал.
— У тебя нюх, как у кошки. А ну, где тут Анриэ Кузен?
Человек с гладкими волосами, не похожий ни по виду, ни по одежде на стрелка, выступил из рядов Платье на нем было наполовину коричневое, наполовину серое, с кожаными рукавами, в сильной руке он держал связку веревок Этот человек всегда сопровождал Тристана, как Тристан — Людовика XI.
