Николай Рерих - Химават
Бесчисленные благовония, духи, помады и косметика притекали с Востока. Названия мебели и обихода оттуда же: диван, балжахты, альков, сундук, графин, джар — все оттуда, так же, как и названия многих драгоценных камней. Даже слово “галета” напоминает нам Галату.
Часто восточные народы изображались летописцами нетерпимыми, жестокими, безнравственными, предательскими. В то же время мы имеем несомненные доказательства их терпимости, человечности, благотворительности. Мы восхищаемся храбростью и мужеством Чингисхана и всех прочих воителей и Дальнего, и Ближнего Востока. Сарацины назывались невежественными варварами, а в то же время по школам их и по их цивилизации, по наукам и по искусству их можно было видеть, насколько иногда они превосходили гордый Запад. Соприкасание с народами Востока явилось одним из важнейших импульсов средневековья. Оно вызвало во всех областях неожиданное пробуждение. Это был первый расцвет, первый ренессанс.
Послушаем, что говорит о современных монголах Ларсен, посвятивший Монголии более сорока лет своей жизни. Конечно, Ларсен встречался со всевозможными монгольскими родами и знает их в разных проявлениях основного характера. Такие свидетельства, почерпнутые из многолетнего опыта, всегда ценны. В книге своей о Монголии Ларсен замечает: “Общие впечатления иностранца, проезжающего через Монголию, будут о безнадежности военной силы этой страны, но в действительности военная мощь Монголии вовсе не так мала, как случайный наблюдатель может думать. Каждый монгол — хороший наездник и прекрасный стрелок. Все население увлекается охотой, как спортом. Монголы стреляют с седла и с детства приучаются к луку и стрелам и к лассо на скачущих конях.
Лук и стрелы даже в недавнем прошлом были главным монгольским оружием. Соревнования в стрельбе из лука являются годовым праздником во многих монгольских родах… Требуется верный глаз и твердая рука, чтобы пустить стрелу в цель, обернувшись во время скока лошади. Монголы, научившиеся этой верности со стрелами, оказываются чудесными стрелками из винтовок, с которыми они научаются обращаться с неожиданной легкостью. Когда вооруженные винтовками монголы посланы в битву, редко бывает, чтобы они не свалили врага каждым своим выстрелом. Почти нет выстрела, который не достиг бы своей цели.
Монголы любят свою страну, много превосходя в этом глубоком чувстве все народы, с которыми я встречался. В защите своей страны они всегда имеют преимущества. Они испытаны в распознавании расстояний, приучены к чистому воздуху и к высотам и могут судить о дальности расстояний лучше посторонних. Монголы очень умны в маневрировании и испытаны в преследовании своего врага и в окружении его.
Монголы обладают необыкновенной выносливостью и могут проходить большие расстояния без пищи или воды и выдерживать превратности погоды. Физически они необыкновенно приспособлены. И ламы и светские люди закалены всякими переходами и ежедневными продолжительными скачками на своих необъятных равнинах…” “В дополнение к активному сопротивлению монголы обладают терпеливою мощью сопротивления пассивного, победить которое еще труднее”. Монгольское население, живущее в юртах, может быстро покинуть место прежнего поселения. Скот уведут, колодец будет разрушен, и незваный гость окажется в необитаемой пустыне без пищи и воды, брошенным на милость суровой природы.
“В течение моей жизни в Монголии многое случалось, которое убедило меня, что монголы вполне способны выдержать натиск врага, что и отмечено в летописях о днях Чингисхана”.
Показания таких свидетелей, не случайных проезжих, но посвятивших жизнь свою Монголии, чрезвычайно ценны. Швед Ларсен принадлежит к типу людей наблюдательных и знающих, что значат суровые условия природы. Ларсен совершенно верно отмечает и активную и пассивную мощь монголов, эту же мощь можно отметить и на всем Востоке.
Запад действительно многое самое ценное воспринял от Востока. И религия, и философия, и многие другие ценнейшие нахождения в духе и культуре в целом по справедливости должны быть отнесены именно к Востоку, к Азии. Почему это так, а не иначе — не нам судить. Историк лишь может считаться с действительностью. И никто никакими предположениями и доводами не может поколебать эту великую действительность даров Востока.
В свое время я был рад получить книгу доктора Хара Давана о Чингисхане. Автор сам принадлежит к народам Востока, и потому его проникновенные оценки еще более убедительны. Он знает, о чем говорит. Он понимает глубину культуры в основании многих великих движений, которые могут быть непонятны посторонним. Также необыкновенно глубоко понимал великого воителя Азии и недавно скончавшийся Владимирцев. Как ценно встречать в жизни справедливые суждения.
Признательность есть качество Архатов. Следуя этому примеру, будем признательны о всех великих дарах, во всей их своеобразности и значительности.
Вспомним все великие дары Индии. Вспомним, как часто неожиданно выражалась признательность там, где в средневековой сдержанности имелось недостаточное знание. Данте в своем произведении “Рай” вдохновенно упоминает Восток, Ганг и Благословенного!
На этом склоне, там, где он, ломая,
Смягчает кручу, солнце в мир взошло,
Как всходит это, в Ганге возникая;
Чтоб это место имя обрело,
“Ашези” — слишком мало бы сказало;
Скажи “Восток”, чтоб точно подошло.
Данте. Рай
Меч Гессер-Хана
Подают воду в жестяной чашечке. Еще живет эта чашечка, а ведь она прошла с нами весь Тибет, и Китай, и Монголию. А вот и ягтан, сделанный еще в Кашмире. Выдержал старик всю Азию, на всех перевозных средствах. Надо его поберечь, слишком много он знает. А вот и знамя бывшей экспедиции — “Майтрейя”. С тех пор под разными углами встречались мы с этим понятием. Уже далек тибетский художник, писавший это Знамя. Уже нет ламы Малонова, украсившего Знамя китайскими шелками. И Знамя видело немало. Участвовало и склонило на нашу сторону диких голоков. Удивило и смягчило тибетского губернатора. Било по лбу хотанского амбаня и далеко пестрело красками при сооружении субургана в Шарагольчи. Теперь оно в Гималайском Институте, выросшем из экспедиции. Пусть оно охраняет все целебные травы гималайские, в которых так много лучших решений.
Каждый предмет, прошедший с нами всю Азию, делается необыкновенно милым и незабываемым. Сами трудности пути претворяются в необычные радости, ибо они овеяны просторами, вобравшими в себя столько чудесного прошлого.
Опять гремят бубенцы караванных мулов. Опять крутые всходы горного перевала. Опять встречные путники, каждый из них несущий свою житейскую тайну. Опять рассказы о местных духовных сокровищах, о памятных местах. Опять на скале запечатлен героический меч Гессер-Хана; опять перед нами пещеры и вершины священного паломничества. Вечно бродящие странники тянутся с котомками за плечами. Не только вера, но непреодолимое стремление к житию странному увлекает их по трудным горным тропинкам.
Мы идем в Лахул. Опять продолжение экспедиции. Как будто так же, как бывало. С тою разницею, что там никакая почта, никакие сведения из внешнего мира по долгим месяцам нас не достигали. Но здесь мы еще на границе последних почтовых бегунов, и смятение мира может стучаться к нам каждую неделю. Но за перевалом Ротанг уже повеял сухой тибетский воздух. Тот самый воздух, целительный и вдохновляющий. Звавший к себе всех искателей духовного восхождения. Ночью же по ясному небу со всеми бессчетными светилами, с млечным путем, зарождающимися и умирающими звездами, полыхали странные зарницы. Не зарницы это, но то самое замечательное гималайское свечение, о котором уже не раз упоминалось в литературе.
Пройдя Тибет и Ладак, можно оценить и Лахул. Снеговые пики, цветочные травы, пахучий можжевельник, яркий шиповник не хуже лучших долин Тибета. Многие святыни, ступы, пещеры отшельников не уступят Ладаку. На скалах тоже ритуальные фигуры лучников, догоняющих стрелою круторогих горных баранов. А ведь древний айбеко был символом света! Те же погребения в могилах, уставленных камнями, и в каменных склепах-камерах. Над Кейлангом раскинулась мощная гора Колокола — “Духовного отдохновения”, со своею священною триглавою вершиною подобно Норбу Ринпоче.
Сколько здесь медицинских книг и записей, хранимых ламами. Местный знаменитый лама-лекарь уже ходит для нас с мальчиком кули и, подобно Пантелеймону-целителю, наполняет длинную заплечную корзину травами и корнями. Хорошо, что Юрий так хорошо знает тибетский язык; хорошо, что с нами лама Мингиюр, столько знающий по тибетской литературе. За первые же дни к нам принесли несколько сочинений, еще никогда не переведенных. Среди них и медицинские записи и поэтическое описание местных святынь. Кругом все насыщено именами знаменитыми, тут и пещеры Миларепы, слушавшего на заре голоса дэв, тут был и Падма Самбхава и Джава Гузампа, и все главы учения нуждались в незаменимом сиянии Гималаев.
