Зор Алеф - БЫТЬ

ГЛАВА I. ВРЕМЯ ВЕЛИКИХ ВОПРОСОВ 

Вершину Синая обволакивал густой туман. Временами откуда-то из недр горы доносился глухой, дробный гул, словно для того, чтобы напомнить расположившемуся у подножия Израилю о славе Господней.

Моисей стоял, скрестив руки, неподалеку от едва проступающего сквозь туман входа в пещеру. Тяжелые морщины собрались возле мучительно нахмуренных бровей пророка. В людях зрело недовольство: привилегии левитов[1] вызывали плохо скрываемый ропот, а вышедшие в поход и его милостью принятые в среду Израиля моавитянки, бывшие жрицы мрака[2], казалось, только и ждут своего часа… Нет, он не допустит провала. Слишком много времени и сил, слишком много наждежд и непоколебимой веры было вложено в исход. Гонения в Египте, отлучение от храма, жестокое испытание, которому он подверг себя за убийство солдата, – все отступило и казалось ничтожным по сравнению с великой целью.

Мало-помалу воспоминания захлестнули его, лоб разгладился, в сознании ожили давно отплывшие по Реке Времени образы.

Молодой девятнадцатилетний жрец со спокойным достоинством слушал неторопливую грустную речь Иерофанта Осириса.

– Ты спрашиваешь, почему в этом мире нет справедливости, Хозарсиф[3]? Откуда столько жестокости, боли и ненависти, почему люди готовы убивать друг друга из-за пяти локтей земли у берегов Нила? Ты знаешь, что так происходит не только в Кеми[4], так было и будет всегда и везде, куда направит стопы свои человек. Осирис мудр, скажешь ты, – как мог он воспитать детей своих во зле? Душа человека, подобно его телу, имеет уши, и таков закон, что большинство людей открывают их не для святых и милостливых речей Осириса, а для коварства, лжи и порока, которым учит противящийся Ему, «духом тьмы» назови его, и это будет истинно. И потому не жалости, а скорее ужасного наказания достоин человек, ведь, имея силы победить в себе зло и презреть Врага, он не делает этого, но с головой бросается в бездны низменного, самому себе изрекая проклятие.

– Каким же образом тогда постигнуть правосудие?

Старый жрец улыбнулся, но проницательный взгляд Хозарсифа различил давнюю боль за кажущимся спокойствием Иерофанта.

– Ты задал мне вопрос, сын мой, на который сам Тот[5], равный Осирису и живой сын Бога, не оставил нам ответа. Великая загадка заключается в том, что, постигнув истинное и ложное, познав волю Творца, мы не в силах применить эти великие и светлые законы в людской общине – ибо уши человеческие открыты для Врага. Конечно, ты спросишь меня, Хозарсиф, в каких их всех известных нам миров следует искать мудрость, а в применении к управлению государством – ибо ты – царского рода, и это не может тебя не интересовать – как найти меру вины и меру правоты, установить между ними чашу правосудия, не так ли?

Ты знаешь, что мир, по которому мы идем, – лишь отображение более высоких, совершенных миров и является их подобием точно так же, как твое лицо, отражается в куске начищенной бронзы, – но это далеко не полное представление о сущности вещей.

Вглядись в лицо Сфинкса, сын мой! Недаром перед тобой проходят тени быка, льва, орла и человека: методы их действия и поведения – лишь символы бесконечного разнообразия мира. Подобно тому, как вода тоньше и свободнее земли и этим покоряет ее, в свою очередь воздух победит воду еще большим изяществом и силой, а сам отступит перед могучим напором огня. Где же искать Истину?

Над миром грубой материи царствует Мир Созидания – из него сотворены вода и воздух, и прекрасное сочетается в нем с отвратительным. В этом мире живут и движутся по разным орбитам похоть и преданность, продажность и благородство, порок и раскаяние. Горе тому, кто, достигнув этого предела материи, возомнит, будто заглянул в лицо Духа! Слепец! Воля Творца отражена здесь лишь чуть в большей степени, чем на земле. Но в этом мире и находится дом Врага. Противящийся Богу – не творец, но совратившаяся тварь – живет и блуждает на рубеже плотного и тонкого. Так рождается человеческий закон, сплавленный из равных частей милосердия и ненависти. Закон Божий находится дальше, в мирах более высоких, более прекрасных, имя которым – Мир Творения и Мир Сияния; в них и ищи лицо Творца. Знай, Хозарсиф: земля успеет поглотить славные ныне царства, из отступающих морей поднимутся горы, а пустыни расцветут и украсятся новыми городами, прежде чем Человек познает и примет Закон Сокрытого….

…Туман сгущался все больше и больше, медленно поглощая стоявшего на коленях человека. Моисей молился.

Бог и сатана, Бытие и небытие, вечность, бесконечность и начало – каждый из нас стоял в беспомощности перед медленно проплыващим рядом противорчечий и вопросов, кто-то продолжает вглядываться в них, иные – отворачиваются.

Эти вопросы кажутся нам отвлеченными, возможность обретения ответа – призрачной, а попытка честно повернуться к ним лицом оборачивается тоской и душевной болью.

Доступно ли Человеку то, что находится за пределами земного разума? Не вредим ли мы своей жизни, работе и повседневным обязанностям, пытаясь проникнуть туда, где мерещится лишь пустота и космический холод?

Вредно ли искать ответы на великие вопросы жизни, полезно ли – это не меняет ровным счетом ничего. Человеческая душа устроена так, что всегда и при любых обстоятельствах будет искать эти ответы. Люди, кажущиеся нам злыми и грубыми, добрые, страдающие и счастливые, материалисты и верующие, мужчины, женщины и дети – каждый, с кем сталкивает нас жизнь, в каждое ее мнгновение, всегда – осознанно или неосознанно – охвачен стремлением к Покою, Ясности и Целостности.

Увы, эти блага не могут быть ни куплены, ни подарены или найдены. Они могут быть только завоеваны – единственным и лучшим в мире оружием – Любовью к Истине.

Древний царь Ашока, кровавый завоеватель, внезапно прозревший и раскаявшийся на поле брани, в одном из своих «скальных эдиктов» обратился к потомкам словами, полными раскаяния и боли:

«Царь Ашока, гордый покоритель калингов, сейчас горько раскаивается. Он объят болью и мукой, потому что понимает, что завоевание любого народа неизбежно сопровождается резней, депортацией и смертью. Единственно необходимым завоеванием царь Ашока считает теперь завоевание Истины».

Да не устыдимся же и мы своей жажды Истины – ведь мы не одиноки на этом Пути. Лучшие из людей, когда либо ступавших по этой многострадальной земле, стояли перед такими же вопросами, терзались теми же противоречиями и, рано или поздно, отправлялись в свой «завоевательный поход», чтобы разделить его плоды с нами. Эти Великие Души отличаются от обычного Человека только одним: они сумели возвыситься над своей болью и повседневными трудностями.

«А что, если я не найду никаких особенных ответов, и вся эта затея окажется бесплодной», – всхлипывает наш критический разум, как всегда боящийся неизвестности и сомневающийся.

Спокойно. Никогда не поздно отложить эту книгу и попытаться забыть все, что в ней написано.

В конце-концов, никому еще не удавалось обмануть собственную душу, а вопросы, оставленные без ответов, оборачиваются чувством безысходности и гневом на самого себя.

Укрепим же сердце и поднимем глаза к Великим Вопросам, которые, подобно снежным вершинам, медленно проступают из рассеивающейся мглы.

Пять вопросов души

Сформулируем важнейшие вопросы человеческой души так:

> Кто я?

> Где я?

> Откуда я?

> Зачем я?

> Что мне делать здесь и сейчас – со всей этой болью и запутанностью, в которых я нахожусь?

Выдающийся мистик, психолог и гуманист двадцатого века – Карл Густав Юнг, словно подводя итог своей многолетней работе, рассуждал об этих вопросах так :

«Я часто видел, как люди становились невротиками оттого, что довольствовались неправильными или недостаточными ответами на вопросы, которые задавала им жизнь. Они искали успеха, положения в обществе, удачной женитьбы, славы, но оставались несчастными и страдали от неврозов, даже достигнув всего, к чему они так стремились. Эти люди страдают какой-то духовной узостью, жизнь их обычно бедна и лишена смысла. Как только они находят путь к духовному развитию и самовыражению, невроз, как правило, исчезает. Поэтому я всегда придавал столько значения самой идее развития личности».

Действительно: может ли душа обладать качествами Силы, Здоровья и Чистоты – этими важнейшими составляющими СЧАСТЬЯ – не ведая того, кто она, где находится, зачем она нужна в этом мире, и что ей делать со своими вопросами и болью? Не формирует ли внутри нас подобная интеллектуальная и психологическая дезориентированность некое клаустрофобическое состояние – ощущение темной закрытой комнаты, давящей своей неизвестностью и мраком? Не уподобляемся ли мы – оторванные от твердого и авторитетного знания о своей природе и предназначении – Человеку, внезапно обнаруживающему себя в глухом лесу темной ночью, без всяких средств к сообщению с окружающим миром? И не подобны ли многие из ныне живущих еще худшей категории заблудившихся: идущим через болото слепцам, увязающим на каждом шагу, размахивающим руками и выкрикивающим проклятья в адрес неведомого виновника их несчастья?