Александр Берзин - Развитие сбалансированной чувствительности: практические буддийские упражнения для повседневной жизни (дополненное второе издание)
(2) Чтобы перестать компульсивно стремиться к одобрению со стороны окружающих, мы вспоминаем, как делали что-либо лишь потому, что хотели доставить удовольствие другому человеку, например устроились на престижную, но скучную работу. Доставлять удовольствие другим, например родителям, конечно же, очень славно, но не ценой того, что полезно еще кому-нибудь, будь то наш супруг или дети, или нам самим. Нам нет необходимости подтверждать собственное существование, получая одобрение от окружающих. Понимая это, мы стараемся успокоиться. Это означает окончание тройственного кинофильма о якобы прочном неполноценном «мне», якобы прочном, стоящем на пьедестале «тебе» и якобы прочном действии: другой человек радуется нашему поступку, и это подтверждает нашу ценность. По мере того как стихает волна нашей неуверенности, мы пытаемся представлять, что принимаем решения, которые кажутся нам удобными и подходящими. Если окружающие одобрят и довольны нашим выбором – очень хорошо. Если нет – мы чувствуем себя достаточно уверенными, чтобы это не имело для нас большого значения.
Затем мы вспоминаем человека, который постоянно старается получить наше одобрение. Мы пытаемся ослабить собственное тройственное чувство якобы прочного «тебя», который пытается переложить ответственность за успех или неудачу своих решений на якобы прочное «я», и якобы прочное действие – одобрение. Мы пытаемся представить, что поощряем человека принимать решения самостоятельно и уверяем, что любим его независимо от принятых им решений.
(3) Чтобы перестать бояться приятно проводить время, мы вспоминаем, как были на корпоративной вечеринке и полагали, что, потанцевав, утратим достоинство. Понимая, что приятное времяпровождение и танцы являются проявлениями человеческих качеств, не отрицая их, мы смотрим сквозь тройственный кинофильм. Проектор перестает показывать якобы прочное пристойное «я», якобы прочный унизительный танец и якобы прочное, лишающее достоинства действие – получение удовольствия. Волна напряженности стихает. Не заставляя остальных чувствовать себя неловко из-за того, что мы сидим, неодобрительно нахмурившись, мы расслабляемся и пытаемся представить, что танцуем и приятно проводим время вместе с ними.
Думая о человеке, который боится в нашем присутствии расслабиться и получать удовольствие, мы пытаемся оставить собственное тройственное чувство раздражения и осуждения его или ее застенчивости. Это лишь заставит человека чувствовать себя еще более нервно и неуверенно. Затем мы пытаемся представить, что не отвергаем человека независимо от того, что он делает.
(4) Наконец, чтобы развеять неловкость из-за того, что другие нами довольны, мы вспоминаем, как кто-нибудь выражал удовлетворенность нашей работой. Мы возражали, чувствуя, что сделанное нами несовершенно и мы никуда не годимся. Тем не менее, удовлетворение своими достижениями не вредно. Это не делает нас уязвимыми или самодовольными. Это понимание выключает тройственный кинофильм о якобы прочном недостойном «мне», якобы прочном покровительствующем «тебе» и якобы прочном неискреннем действии – выражении удовлетворенности. Когда проектор исчезает и волна напряженности успокаивается, мы стараемся представить, что принимаем признательность с благодарностью, говоря спасибо, и чувствуем счастье.
Затем мы вспоминаем человека, который не способен принять нашу удовлетворенность. Человек убежден: независимо от того, что мы говорим или делаем, мы не любим и не одобряем его или ее. Мы пытаемся представить, как рассеиваем собственное тройственное чувство оскорбленности тем, что человек нам не верит. Это позволяет нам стать более непринужденным и сострадательным, благодаря чему человек не будет сомневаться в нашем одобрении.
Удовлетворенность окружающими и собой
Мы практикуем вторую фазу упражнения с партнером. Мы стараемся воспринимать семь волн естественной деятельности ума без тройственного чувства якобы прочного «меня», столкнувшегося с якобы прочным «тобой» благодаря участию в якобы прочном действии. Это означает вовлеченность в действие и восприятие действия без озабоченности собой, страха перед этим человеком и переживаний по поводу собственного поведения и того, принимает ли нас другой. Для этого нам самим необходимо быть как можно более восприимчивыми и принимать человека и самих себя. Неосуждение и свобода от умственного диалога являются ключевыми в этой практике.
Если возникают тройственные чувства нервозности или озабоченности собой, мы пытаемся деконструировать их так же, как в первой фазе упражнения. Мы представляем, что проектор фантазии в нашем уме выключается и растворяется. Затем мы пытаемся представить, что ветры нашей кармы успокаиваются, волна переживания больше не кажется нам чудовищной и наконец оседает обратно в океан нашего ума. Если во время выполнения упражнения возникают различные положительные и отрицательные чувства, мы также пытаемся ощущать, как они проходят, подобно океанской волне. Мы не цепляемся за них и не боимся их.
Несколько мгновений мы держим одну свою ладонь в другой, чтобы приучить себя к нетройственному физическому ощущению, и сначала массируем человеку плечи. Затем человек, с которым мы практикуем, массирует плечи нам. После этого мы садимся лицом друг к другу и массируем друг другу плечи одновременно. Не беспокоясь о том, что мы делаем и насколько хорошо это у нас получается, а также не вынося суждений о собственных действиях или о действиях другого человека, мы просто переживаем волну физической деятельности и позволяем ей пройти. Мы получаем удовольствие от волны, но не преувеличиваем ее до чего-то прочного, за что можно ухватиться, чего можно бояться или во что можно погрузиться.
После этого мы душевно беседуем с человеком несколько минут, рассказывая, как у нас шли дела и что мы чувствовали последние несколько дней. Затем слушаем, как наш партнер делает то же самое. Когда мы говорим, мы стараемся не волноваться о том, принимает нас человек или отвергает: принимает ли он нас такими, какие мы есть, с нашими настоящими или мнимыми недостатками, без критики и высокомерия. Слушая, мы стараемся быть полностью внимательными, восприимчивыми и не осуждающими. В обоих случаях мы стараемся не считать нашу беседу большой проблемой, осознавая нелепость тройственных кинофильмов, проецируемых нами на наше общение, и представляя, что они заканчиваются.
Затем мы спокойно смотрим партнеру в глаза, не чувствуя, что мы должны что-либо сказать или сделать. Другой человек делает то же самое. Мы полностью принимаем друг друга. Как только мы почувствовали, что это уместно, каждый из нас выражает свое теплое отношение к другому, не принуждая себя это делать и не чувствуя озабоченности собой или нервозности. Мы можем взять человека за руку, обнять его или ее или сказать: «Вы мне действительно нравитесь», – или: «Приятно быть с вами», – то, что кажется нам естественным. Затем мы пытаемся чувствовать и принимать энергию друг друга, не нервничая и не защищаясь. После этого мы полностью расслабляемся и спокойно сидим рядом. Наконец мы просто чувствуем радость от компании друг друга.
Сначала мы практикуем эту последовательность с человеком противоположного пола, а затем того же пола с нами. Если это возможно, мы практикуем с людьми обоих полов нашего возраста, затем младше нас и наконец старше нас – сначала с людьми трех возрастов противоположного пола, а затем с людьми трех возрастов одного с нами пола. Будет полезно, если среди этих людей окажутся люди с отличным от нашего культурным наследием или другой расы. Кроме того, полезно чередовать практику с людьми, которых мы знаем, и практику с незнакомыми людьми. Мы пытаемся обратить внимание на различные уровни озабоченности собой и нервозности, возникающие у нас, когда мы практикуем с людьми каждой категории. Во всех случаях мы пользуемся образом выключающегося проектора, чтобы деконструировать собственные тройственные чувства и просто быть непосредственными и принимающими.
Мы практикуем третью фазу этого упражнения, сосредотачиваясь на самих себе. Поскольку, когда мы видим свое отражение в зеркале или свои прошлые фотографии, это зачастую вызывает двойственность, которая может послужить основой для чувства тройственности, мы работаем без зеркала и фотографий. Мы пытаемся переживать семь естественных действий, направленных на самих себя, без тройственного чувства якобы прочного действия и двух «я» – деятеля и объекта. Это означает, что мы не осуждаем, полностью расслаблены, полностью принимаем себя и не ведем умственного диалога.
Сначала мы приглаживаем рукой волосы, не преувеличивая это действие и не чувствуя себя ни безумно любящим родителем, ни ребенком, который терпит оскорбительное ухаживание за своими волосами. Затем мы молча говорим с собой о том, что нам надо больше работать или быть непринужденнее. Представляя, что проектор перестает показывать тройственный кинофильм, мы завершаем монолог тем, что не отождествляем себя ни с дисциплинированным, ни с непослушным ребенком. Из-за того что наше заблуждение уменьшилось, мы перестаем считать внутренний монолог травмирующим. Не чувствуя к себе ненависти, отвращения или вины, мы просто говорим то, что нам надо сделать.
