Ум в равновесии. Медитация в науке, буддизме и христианстве - Б. Алан Уоллес
С точки зрения этой идеалистической версии эмпиризма единственные объекты, которые мы познаем и переживаем, — это то, что мы воспринимаем. Поэтому все, что мы называем «реальными» и «материальными» объектами, состоит лишь из того, что содержится в нашем восприятии. Философию Беркли можно обобщить в принципе «Esse est percipi» («Существовать — значит быть воспринятым»), подразумевающем, что мы можем напрямую познавать только ощущения, которые воспринимаем, и свои представления об объектах, но не независимые объективные сущности, которые мы называли бы «материей». Рамки для этой философии создают три основополагающих утверждения: (1) любые знания о мире, которыми мы обладаем, можно было получить только посредством прямого восприятия; (2) ошибочные идеи о мире — результат мышления о том, что мы воспринимаем; (3) наши познания о мире можно очищать и совершенствовать, просто снимая с нашего чистого восприятия слои всех мыслей (а вместе с тем и языка). Если бы мы стремились к подобному чистому восприятию, утверждал Беркли, мы бы смогли обрести глубочайшие возможные прозрения относительно мира природы и человеческого ума.
К этому идеалу прохладно отнеслись как ученые, так и западные философы, хотя представление о том, что наши познания о мире можно усовершенствовать с помощью очищения актов восприятия, и распространено в буддизме. Среди трех основных древнеиндийских подходов к получению знаний — на основе людей или текстов, которые считаются авторитетными, на основе логических рассуждений и на основе прямого восприятия — Будда делал упор на третьем. Он, в частности, предположил: прямое наблюдение за умом и его отношениями с чувственным опытом — исключительно эффективный способ обрести познания о реальности как таковой[257]. Величайший источник ошибок с точки зрения буддийской традиции — наши концептуальные проекции относительно мира. Нирвана же обретается благодаря непосредственному, неконцептуальному опыту.
Иммануил Кант (1724–1804 гг.) — один из наиболее выдающихся и влиятельных европейских философов современности — отверг субъективный идеализм Беркли, но при этом сам ощущал глубокий скепсис относительно мысли, что мы можем узнать что-либо о мире независимо от своего восприятия и идей. Кант вырос в очень религиозной семье, которая делала упор на мощной преданности и буквальном прочтении Библии, однако со временем стал очень критично относиться к религиозным нормам своего времени — но при этом всю жизнь не переставал верить в Бога. В соответствии с философией Канта все, что мы наблюдаем, состоит из видимостей, которые возникают относительно наших методов наблюдения, а все наши представления об объективном мире также переплетены с человеческим разумом и не отображают физические реалии так, как те существуют сами по себе. Аналогичным образом, когда мы с помощью интроспекции наблюдаем за своими умственными состояниями и процессами, мы постигаем только психологические видимости, а не некий абсолютно субъективный их источник — не некий субъект, который познает, изъявляет волю и выносит суждения. Хотя Кант не отрицал неотъемлемого существования явлений, он отверг возможность того, что мы когда-либо их позна́ем — либо посредством прямого наблюдения, либо с помощью логических умозаключений[258].
Несмотря на претензии к метафизическому реализму, озвученные такими философами, как Беркли и Кант, он оставался доминирующим мировоззрением среди ученых на протяжении всего XIX века. Однако в начале века двадцатого Уильям Джеймс разработал новую философию радикального эмпиризма, которая, как мы уже увидели, отвергает абсолютную двойственность ума и материи в пользу мира опыта. С точки зрения этих представлений сознание не существует как некая самостоятельная сущность и не является функцией материи; не считается самостоятельной сущностью и сама материя. Сами категории ума и материи — это концептуальные построения, а чистый опыт (как нейтральная территория между этими категориями) первичен[259]. Эта гипотеза сильно напоминает вывод, сделанный буддийскими созерцателями на основе переживаний в глубоком самадхи.[260]
Критикой метафизического реализма с позиций эмпиризма продолжают заниматься такие современные философы, как Бас ван Фраасен из Принстонского университета. Этот философ, обратившийся в католицизм во взрослом возрасте, отмечает: между сторонниками эмпиризма и представителями метафизического реализма с XIV века происходят философские битвы. Вторые считают, что философия и наука совместными усилиями пытаются выявить то, что происходит в природе, — независимо от человеческих наблюдений и мышления. Эмпирики, напротив, призывают нас вернуться к опыту, при этом скептически относясь к философским и научным объяснениям того, почему опыт должен быть таким или эдаким. Ван Фраасен утверждает: наука может лишь предоставлять нам вразумительные описания эмпирических данных, при этом не полагая, что она описывает или объясняет то, что происходит независимо от опыта[261].
Чарльз М. Тейлор — еще один современный философ (и еще один набожный католик), который критически относится к метафизическому реализму, особенно в вопросе о человеческой самости. Он преподавал в Оксфордском университете, Университете Макгилла и Северо-Западном университете, а в 2007 году получил престижную Темплтоновскую премию за продвижение к исследованиям или открытиям относительно духовных реалий. В своей влиятельной работе «Истоки „я“: формирование современной идентичности» Тейлор описывает четыре признака, которые обычно считаются применимыми к объектам научного изучения. Объекты изучения должны рассматриваться «в абсолютном измерении», то есть не с точки зрения их значения для нас или любого другого субъекта, а самостоятельно («объективно»); объекты являются сами собой — независимо от каких-либо описаний или интерпретаций, приписанных им любыми субъектами; объекты в принципе можно описать явным образом, а также (в теории) без отсылок к тому, что их окружает[262].
Под влиянием научной революции идеал постижения космического порядка благодаря созерцанию стал рассматриваться как тщеславная и ошибочная, как самонадеянная попытка избежать тяжкого труда, связанного с доскональным изучением[263]. Тем не менее Тейлор предупреждает: если мы позволим научным изысканиям стать главенствующей силой в нашем мировоззрении, «мир полностью потеряет свой духовный контур, все дела окажутся бессмысленными, а мы будем бояться устрашающей пустоты, своего
