Путь Дзэн - Уотс Алан

Классы часто представляются в виде пяти типов взаимоотношений между господином и слугой или хозяином и гостем. Эти образы воплощают соответственно основополагающий принцип и вещь-событие. Вот они:

1. Господин сверху взирает на слугу.

2. Слуга снизу взирает на господина.

3. Господин.

4. Слуга.

5. Господин и слуга беседуют друг с другом.

Первые четыре позиции соответствуют четырём Дхармадхату школы Хуа-яня, хотя это соотношение и является более сложными. Пятая позиция соотнесена с «естественностью». Иначе говоря, универсум или Дхармадхату можно рассматривать с различных, равно оправданных точек зрения — как множественное, как единое, как одновременно единое и множественное. Но в конечном счёте Дзэн не принимает ни одну из этих точек зрения, хотя оставляет за собой свободу выбирать любую позицию в зависимости от обстоятельств. Как говорил Линь-чжи:

Иногда я убираю человека (т. е. субъект), но не убираю обстоятельств (т. е. объект). Иногда я убираю обстоятельства, но не убираю человека. Иногда я убираю и человека, и обстоятельства. Иногда я не убираю ни человека, ни обстоятельств. [5–1:4, с. 3–4]

А иногда, мог бы он добавить, я просто не делаю ничего особенного (у-ши).[82]

Обучение коану завершается, когда достигнута полная естественность свободного поведения в обоих мирах — абсолютном и относительном. Но так как эта свобода не та, что противостоит конвенциональному порядку, а скорее та, что ‘удерживает мир’ (локасамграха), — заключительной стадией обучения является изучение правил Дзэн для светской и монашеской жизни. Как сказал когда-то Юнь-мэн: «В таком огромном мире — зачем слушаться звонков и и надевать ритуальный наряд?». [11–16] На это можно ответить словами другого наставника, сказанными, правда, в совсем иных обстоятельствах, но вполне подходящими здесь: «Если в этом есть хоть какой-нибудь смысл, можете отрубить мне голову!». Ибо нравственный акт является глубоко нравственным только тогда, когда он свободен, не мотивирован принудительно ни разумом, ни необходимостью. Таково же в своём глубочайшем значении христианское учение свободной воли, по которому действовать «в союзе с Богом» — значит действовать не под влиянием страха или гордыни, не в надежде на вознаграждение, но из необоснованной любви к «неподвижному движителю».

Можно сказать, что система коана содержит некоторые опасные тенденции и недостатки. Но это легко сказать о любом деле, ибо испортить можно всё. Коан — техника изысканно сложная и весьма формализованная, поэтому в неё легко проникает притворство и искусственность. Но это же происходит и с самой простой техникой, например, с методом Банкея, называемым «методом не-метода». И он может превратиться в фетиш. Важно, однако, помнить о тех сторонах, которые легко поддаются излечению, — и таких, как представляется в обучении при помощи коана, — две.

Первая опасность — в настойчивом подчёркивании того, что коан является «единственным способом» истинной реализации Дзэн. Естественно напрашивается вывод, что кроме и сверх опыта пробуждения Дзэн является ничем иным как методом овладения буддизмом, который и есть коан. Но в таком случае школа Сото не принадлежит Дзэн, и вообще Дзэн нет нигде в мире, кроме как в одной определённой традиции, воплощённой в традиции Риндзай. При таком понимании Дзэн лишается своей универсальности и становится столь же экзотическим и культурно обусловленным явлением, как драма Но или китайская каллиграфия. С точки зрения Запада такой Дзэн интересен лишь поклонникам «Ниппона», романтикам, которые любят играть в «японщину». Не то чтобы в этом романтизме содержалось что-нибудь порочное; ведь не существует такой вещи, как «чистая» культура, и заимствование стиля жизни других народов всегда обогащает и разнообразит жизнь. Но Дзэн всё-таки есть нечто гораздо большее, чем культурный изыск.

Вторая, и более серьёзная, ошибка может возникнуть из связи и противопоставления сатори с сильно развитым «чувством сомнения», которое сознательно культивируют некоторые приверженцы коана. Но это значит — поощрять дуалистическое сатори. Говорить, что глубина сатори прямо пропорциональна интенсивности поисков и усилий, ему предшествующих, значит путать сатори с его чисто эмоциональными последствиями. Иными словами, если человеку хочется ощутить восхитительную лёгкость при ходьбе, всегда можно добиться этого, если походить в обуви со свинцовой прокладкой — а затем её вынуть. Ощущение облегчения, несомненно, будет прямо пропорционально сроку ношения этой обуви и весу свинца. Это равноценно испытанному приёму религиозных проповедников — ривайвилистов, которые создают у своих подопечных глубокий духовно-эмоциональный подъём тем, что сначала внушают им мучительное чувство греховности, а затем снимают его с помощью веры в Иисуса Христа. Но «подъёмы» эти длятся недолго, и именно о такого рода «сатори» Юнь-фэн говорил: «Монах, обладающий сатори, летит прямо в ад, как пущенная стрела». [5-41]

Пробуждение почти всегда обязательно сопровождается чувством облегчения, потому что оно кладёт конец вошедшим в привычку судорожным психологическим усилиям уловить ум с помощью ума, что, в свою очередь, ещё более развивало «эго» со всеми его комплексами и самоутверждением. Со временем чувство облегчения выветривается — но пробуждение не исчезает, если только вы не спутали его с чувством облегчения и не пытались эксплуатировать его, впадая в экстаз. Пробуждение, таким образом, может и не быть экстатическим и вызывать ощущение сильного эмоционального освобождения лишь вначале. Само по себе оно — просто прекращение искусственного и неразумного пользования умом. Вне и сверх этого оно есть у-ши, т. е. ‘ничего особенного’, поскольку высшее содержание пробуждения никогда не может быть каким-то особым объектом знания или опыта. Буддийская доктрина «Четырёх невидимок» утверждает, что Пустота (шунья) для Будды — то же самое, что вода — для рыбы, воздух — для человека, природа вещей — для заблуждающегося; она — вне концепций.

Нужно понять, что то, чем мы являемся в сокровенной глубине и существе своём, никогда не станет отчётливым объектом знания. Что бы мы ни познавали — жизнь и смерть, свет и тьму, твёрдое и пустое — всё это будут лишь относительные аспекты чего-то столь же непостижимого, как, скажем, цвет пространства. Пробуждение заключается не в том, чтобы узнать, что такое реальность. Как говорится в стихотворении «Дзэнрина»:

Пробуждение в том, чтобы знать, чем реальность не является. Это прекращение отождествления себя с каким бы то ни было объектом знания. Так же, как бессмысленно любое утверждение о первичном веществе или энергии реальности, вершина глупости — любое суждение о том, чем я являюсь в сокровенных корнях своего бытия. Заблуждение вообще есть ложная метафизическая посылка, уходящая корнями в здравый смысл; это бессознательная онтология и эпистемология среднего человека, его молчаливое допущение, что он есть «нечто». Но допущение «я — ничто» является, конечно, столь же ошибочным, ибо нечто и ничто, бытие и небытие — понятия соотнесённые и равно принадлежащие области «знаемого».

Один из методов овладения релаксацией мышц заключается в том, чтобы начинать с увеличения мышечного напряжения и таким образом ясно почувствовать, чего не надо делать.[83] И первоначальные коаны могу пригодиться таким образом как средство интенсификации абсурдных усилий ума постичь самое себя. Но отождествлять сатори с наступающим чувством облегчения, с ощущением релаксации — глубоко неверно, ибо сатори есть само «отпущение», а не ощущение этого отпущения. Сознательным аспектом жизни в Дзэн, следовательно, является не сатори, не «изначальный ум», а всё то, что может творить и видеть свободный человек, когда его ум освободился от судорог.