Ум в равновесии. Медитация в науке, буддизме и христианстве - Б. Алан Уоллес
Ваше знание того, что вы осознаете, — возможно, самое точное из имеющихся у вас познаний. Это знание знания, осознавание того, что происходит осознавание, — прямо здесь, прямо сейчас. Поддерживайте пристальное, бдительное осознавание осознавания и проверяйте, сможете ли вы различить его качества. Неподвижное оно или текучее? Есть ли у него пространственные размеры, большие или маленькие? Обладает ли оно формой, центром или границами? Если у него есть размер или форма, будут ли они изменчивыми или постоянными? Наконец, можете ли вы опознать уникальные черты сознания, которые не присущи ничему иному?
В этой практике вы поддерживаете памятование о самом осознавании, но также важно применять и способность к самонаблюдению: отслеживать качество внимания. С помощью самонаблюдения вы отмечаете, не поддался ли ваш ум вялости; как только это происходит, вы можете ей противодействовать — можете пробудить внимание, обновляя свой интерес к осознаванию. Когда с помощью самонаблюдения вы замечаете, что ум увяз в отвлекающих мыслях или других раздражителях, немедленно расслабьтесь и отпустите эти умственные объекты. Чтобы продолжать держаться за отвлечения, нужны усилия, а потому откажитесь и от этих усилий, и от отвлекающих вас объектов; пусть ваше ведение вернется домой. Вы словно бы погружаетесь в глубокий сон без сновидений, но не теряете ясность осознавания, как это обычно происходит в процессе отхода ко сну, а поддерживаете высокий уровень бдительности. Все больше и больше привыкая к этой практике, вы, возможно, постепенно обнажите неподвижность и светоносность, которые естественным образом присущи осознаванию. В этом случае вам больше не нужно будет противодействовать возбужденности и притупленности — вы перестанете увязать в умственных состояниях, которые скрывают основополагающую природу сознания.
Продолжайте практиковать двадцать пять минут, а затем завершите медитацию. Привыкая к этой практике все больше и больше, вы можете увеличивать продолжительность сессий, но не делайте их настолько длинными, чтобы снижалось качество. Полезно использовать таймер, который сообщит вам об окончании отведенного времени, — так вам не придется прерывать практику, поглядывая на часы. Пока вы медитируете, старайтесь поддерживать ясное, непоколебимое памятование.
10
Теория. Исследование природы сознания
Поиски в христианстве
Направление осознавания вовне, чтобы оно озарило самое себя, — это практика, которая веками использовалась в различных созерцательных традициях Востока и Запада. В рамках христианства ее истоки можно возвести к отцам-пустынникам, которые в ранние века существования христианской церкви медитировали в Египте. Так, замечания об этой практике в своем трактате «Слово о трезвении и добродетели»[108] нам оставил Исихий Пресвитер (VII в.) — иеромонах, живший в обители на горе Синай. Центральная тема этого руководства по медитации — внимательность, которую автор определяет как «неподвижность сердца, безмолвствующего от всякого помысла»[109]. «Когда сердце достигло неподвижности, — пишет он, — оно воспримет высоты и глубины познания; а ухо безмолвствующего разума услышит от Бога дивное»[110]. Благодаря этому мы начинаем переживать особый вид духовного благобытия.
Медитативную практику, в рамках которой осознавание направляют на него само, с X по XIV век сохраняли греко-православные отшельники. Так, монах Симеон Новый Богослов (949–1022 гг.) советовал устремляющимся к созерцанию прежде всего озаботиться тремя целями: (1) освободиться от всех тревог относительно вещей подлинных и воображаемых, (2) стремиться к чистой совести, без какого-либо чувства самоосуждения, и (3) достичь полной непривязанности, чтобы мысли не влекло ни к чему мирскому, включая наше собственное тело[111]. Затем, когда осознавание оттянуто от всех обыденных забот, нужно сфокусировать внимание в сердце и продолжать практику следующим образом:
Сначала ты найдешь там мрак и непроглядную толщу. Позже, подвизаясь и практикуя это занятие днем и ночью, ты отыщешь, словно бы чудом, непрестанную радость. Ибо как только разум находит место сердечное, он сразу узревает то, чего прежде совсем не знал. Он видит в сердце открытое пространство и созерцает себя светоносным и полным различения. Отныне, с какой бы стороны ни появился отвлекающий помысел, разум немедленно изгоняет и истребляет этот помысел, призывая Иисуса Христа… Прочему ты научишься, с Божьей помощью, ограждая ум и держа Иисуса в сердце. Ведь, как сказано, «сиди в келье своей, и это всему тебя научит»[112].
Никифор Уединенник жил во второй половине XIII века и пребывал в тихих местах на святой горе Афон. В своем трактате «О трезвенности и хранении сердца» он подчеркивал значимость обращения вовнутрь, при котором мы позволяем своему ведению погрузиться в глубины сердца, чтобы отыскать сокрытые сокровища внутреннего царства. Святой Григорий Палама (1296–1359 гг.), который провел в монашеском уединении на святой горе двадцать лет, также призывал тех, кто ищет «жизни, проводимой во внимании к себе и неподвижности, вернуть разум вовнутрь и заключить его в тело — в частности, в сокровенное тело внутри тела, которое мы называем сердцем»[113]. При этом он ясно давал понять, что слова о ведении, которое опускается в сердце, не следует понимать буквально, ведь наши умственные способности, как он писал, не расположены — с точки зрения местоположения — в физическом сердце «как в сосуде»[114].
Хотя христианские созерцательные изыскания относительно природы ведения по мере перехода к современности все больше и больше угасали, они не исчезли целиком. Еще в XIX веке русский православный монах Феофан Затворник (1815–1894 гг.) упомянул эту практику, когда написал: «Образы держат внимание вовне, как бы они священны ни были, а во время молитвы вниманию надо быть внутри, в сердце: сосредоточение внимания в сердце есть исходный пункт должной молитвы»[115]. А современный американский исследователь созерцания Мартин Лэрд ясно описывает этот метод следующим образом:
Перенесите свое осознавание с отвлечений на само ведение, на осознающесть. Нет ничего, кроме самой этой светоносной обширности, этой бездонной глубины. Что взирает в эту светозарную обширность? Сама светозарная обширность. Это не отдельное «я», которое боится, сердится или завидует. Очевидным образом, страх, гнев и зависть могут присутствовать — но мы не найдем никого, кто бы боялся, сердился или завидовал: только светоносную, бездонную
