Дух дзен-буддизма - Алан Уотс
Таким образом, чем больше силы он прикладывает, пытаясь победить мастера джиу-джитсу, тем вероятнее он пострадает. Это все равно, что влететь в дверь со слабым замком: она просто откроется, а нападающий упадет на пол. В этом примере джиу-джитсу выражается и сама жизнь. Попытаешься схватить его или повалить так, чтобы у него больше не было над тобой власти – и его уже нет! Ведь чем больше ты сражаешься, чем сильнее бьешь, тем быстрее он ускользает, ведь он готов, что ты оттолкнешь его своей собственной силой.
Если говорить про второй принцип – незамедлительность нападения и защиты – то здесь мы обнаружим, что джиу-джитсу не пройдет успешно, если между этими двумя действиями есть хотя бы небольшая пауза. Если остановиться и задуматься об ответном шаге хотя бы на долю секунды, у противника появится время, чтобы восстановить баланс, и его можно победить, только если правильно поддаться его атаке во время нападения. Если поддаться слишком поздно, в нем появляется достаточно сопротивления, чтобы не позволить атаке превысить саму себя, и в тот момент, когда он находит нечто, против чего он может биться – у него появляется шанс на успех. А сущность джиу-джитсу в том, что не бывает того, что можно побороть. Мастер джиу-джитсу должен быть таким же неуловимым, как истина дзен. Он должен превратиться в коан – загадку, которая ускользает всякий раз, когда ее пытаются решить. Он должен быть как вода, что утекает сквозь пальцы, когда ее пытаются удержать. Вода не сомневается, прежде чем утечь, и когда пальцы смыкаются, она просто делает это – но используя не свою собственную силу, а то давление, которое на нее оказывают. Поэтому в джиу-джитсу два бойца двигаются как один, атака и защита – это одно движение, и здесь нет никакого напряжения, сопротивления или сомнения, пока вдруг один из них не окажется поваленным на землю ударом огромной силы. Он сделал неправильный шаг, и противник лишил его равновесия, так что тот рухнул на землю под собственным весом – только, возможно, его лишь подтолкнули сзади, чтобы немного ускорить его поражение.
Нечто похожее есть в принципах кэндзюцу – искусстве фехтования на бамбуке, который заменяет длинный двуручный самурайский меч, что может своим острым лезвием рассечь тело человека от ключиц до середины груди. У-вэй здесь проявляется не так сильно, как в джиу-джитсу, хотя незамедлительность нападения и защиты снова приобретает здесь огромную важность. Как было сказано ранее, подложечная ямка – это центр энергии, и удары совершают не столько руками, сколько этой центральной точкой баланса, которая использует руки как свои рычаги. Поэтому руки во время удара по голове противника – крепкие и неподвижные, и сила вытекает из внезапного движения всего тела вперед. После этого на протяжении всего сражения фехтовальщик должен двигаться как будто из подложечной ямки, используя ее как устойчивую точку опоры, на которой остальное тело может держаться и тотчас отклоняться вправо или влево – в зависимости от ситуации. Опять же мы говорим про принцип спокойного центра посреди молниеносного действия: во время быстрых ударов и защиты точка баланса должна оставаться неподвижной, насколько это возможно. Здесь нет яростных прыжков и беготни туда-сюда, ведь в кэндзюцу не положено тратить энергию зря. Поэтому источник силы и центр движения остаются в покое, пока не наступает момент для смертельного удара, и тогда лезвие опускается вниз с устрашающим взмахом, который завершается резким и мощным движением центра, и при этом испускается такой поразительный крик, словно воздух вытолкнуло с самых глубин желудка.
Психологический настрой фехтовальщика должен быть в состоянии «Муга» – это когда нет чувства, что «это делаю именно я». Обычно это чувство – серьезная помеха, ведь здесь такая же ситуация, как и с прослушиванием музыки: идея о том, что ты слушаешь музыку или занимаешься фехтованием, отвлекает от мелодии или движений меча. Сознание «я» должно подчиняться концентрации на самом задании, а разум должен следовать за соперником, быть так близко к его движениям и так скоро отвечать на них, что разделение на «атаку» и «защиту» исчезает, они становятся одним целым. Именно этот склад ума лежит в основе бусидо – «пути воина». Еще в феодальной Японии часто шли междоусобные войны между конкурирующими феодалами («дайме») и жизни воинов были под постоянной угрозой. Это «прямота» дзен сохраняла их психологическое состояние, самураи зачастую наведывались к учителям дзен и набирались сил из их религии «пути только вперед и без оглядки назад», которая учила, что жизнь и смерть – всего лишь две стороны одного существования, и которая показывала, как «я» может быть забыто в слиянии с жизнью. Бусидо требовало беспрекословной верности господину или учителю, огромной физической силы, стойкости и прежде всего – этого состояния «Муга», которое описано в кредо самурая:
У меня нет родителей; небо и земля – вот мои родители.
У меня нет божественной силы; честность – вот моя сила.
У меня нет никаких средств; покорность – вот мое средство.
У меня нет магической силы; моя внутренняя сила – вот моя магия.
У меня нет ни жизни, ни смерти; вечность – вот моя жизнь и смерть.
У меня нет тела; сила духа – вот мое тело.
У меня нет глаз; вспышка молнии – вот мои глаза.
У меня нет ушей; чувствительность – вот мои уши.
У меня нет конечностей; проворство – вот мои конечности.
У меня нет плана; возможность – вот мой план.
У меня нет чудес; дхарма – вот мое чудо.
У меня нет правил; уметь приспосабливаться ко всему – вот мое правило.
У меня нет друзей; разум – вот мой друг.
У меня нет врагов; неосторожность – вот мой враг.
У меня нет защиты; хорошая сила воли и праведность – вот моя защита.
У меня нет зáмка; неподвижный разум – вот мой замок.
У меня нет меча; «сон разума» – вот мой меч.
Заключение
Для истории дзен и того, как она сформировала культуру всего Дальнего Востока, потребуется отдельный том. Цель этой книги – всего-навсего дать ключ к разгадке духа дзен, а также изложить в общих чертах то, как это перевели в мысли и действия. Когда пишешь о дзен, нужно избегать две крайности: первая – когда даешь определения и
