Отчего вы не буддист - Ринпоче Дзонгсар Кхьенце
Река, несущая прохладные воды, постоянно меняется, а мы продолжаем называть её рекой. Придя на её берег через год, мы считаем, что это та же самая река. Но как она может быть той же самой? Если мы выделим один аспект или качество, это тождество рушится. Вода другая; Земля, вращающаяся и перемещающаяся в галактике, находится в другом месте; листья опали и сменились другими. Всё, что осталось, – это видимость этой реки, похожая на ту, которую мы видели тогда. «Видимость» – довольно неустойчивая основа для «истины». Путём простого анализа мы обнаруживаем, что подпорками нашей условной реальности служат весьма расплывчатые обобщения и предположения. Хотя Сиддхартха использовал слова, похожие на те, которыми обычные люди определяют «истину», – не воображаемая, определённая, неизменная, необусловленная, – он употреблял их как точные термины, а не как общие слова. По его мнению, «неизменное» должно обозначать то, что неизменно во всех измерениях без исключения, даже при самом тщательном и скрупулёзном анализе.
Наше обычное определение «истины» – это результат неполного анализа. Если анализ приводит к удовлетворяющему нас ответу, если он даёт нам то, чего мы хотим, мы не выходим за его рамки: «Это действительно сэндвич? На вкус он похож на сэндвич, и я буду его есть». На этом наш анализ заканчивается. Парень ищет себе подругу, он видит девушку, она красивая, и он перестаёт анализировать и подходит к ней. Анализ Сиддхартхи идёт всё дальше и дальше, пока сэндвич и девушка не будут разложены на атомы, а потом и атомы перестанут быть пределом для такого анализа. Не найдя в конечном итоге ничего, Сиддхартха был далёк от разочарования.
Сиддхартха обнаружил, что единственный способ определить что-то как истинно существующее – это доказать, что оно существует само по себе и свободно от толкования, придумывания и перемен. Под это данное Сиддхартхой определение не подпадает ни одна из кажущихся действенными схем и механизмов повседневной жизни – физических, эмоциональных или умозрительных. Все они состоят из неустойчивых, непостоянных частей. А потому всё время изменяются. Мы можем понять это утверждение применительно к обычному миру. Например, можно сказать, что ваше отражение в зеркале не является истинно существующим, поскольку появляется в зависимости от того, стоите вы перед зеркалом или нет. Будь оно независимым, оно имело бы место даже при условии отсутствия вашего лица. Точно так же ни одна вещь не существует истинно, вне зависимости от бессчётного множества причин и условий.
Когда мы смотрим на огненное кольцо, нам не трудно понять условия его появления. Мы признаём, что, пока все составляющие взаимодействуют, огненное кольцо действительно существует… в данный момент. Но почему мы не можем рассуждать точно так же о книге, которую держим в руке, или о кровати, на которой лежим? Этот предмет выглядит как книга, другие тоже видят в нём книгу, он служит книгой. Но когда вы начинаете эту книгу анализировать, к ней тоже применим принцип «в данный момент». Всё, что мы воспринимаем в течение жизни, пребывает «в данный момент». Вещи существуют лишь на какой-то момент, только мы не отваживаемся или не желаем рассматривать их подобным образом. А поскольку нам недостаёт мудрости видеть вещи, разбирая их на составные части, нас устраивает смотреть на них как на целое. Если у павлина выщипать все перья, мы уже не будем замирать перед ним в восхищении. Но мы не должны стремиться воспринимать мир именно таким образом. Это всё равно что, нежась в посте ли, смотреть сладкий сон, слегка осознавая, что спишь, и не желая просыпаться. Или, например, когда, видя красивую радугу, вы не хотите подойти ближе, чтобы она не исчезла. Иметь мужество проснуться и заняться исследованием – именно это буддисты называют отречением. В противоположность распространённому представлению буддийское отречение – это не самобичевание и не суровый аскетизм. Сиддхартха желал и был способен видеть, что всё наше бытие – просто ярлыки, навешанные на явления, которые не существуют истинно, и именно благодаря этому он достиг духовного пробуждения.
Будда не был мазохистом
Многие люди, имея лишь смутное представление о том, чему учил Будда, считают, что буддизм – это какое-то извращение, что буддисты отрицают счастье и думают только о страдании. Они полагают, что буддисты избегают красоты и физических удовольствий, потому что всё это – искушения. Предполагается, что буддисты должны быть целомудренными и исповедовать воздержание. На самом деле в учениях Сиддхартхи предубеждений против красоты и наслаждения отнюдь не больше, чем против других представлений, – ведь мы не считаем, что такие вещи реально существуют.
У Сиддхартхи был один ученик-мирянин, воин по имени Манджушри, известный своими хитроумными выдумками и умением вводить в заблуждение других. Среди других учеников был очень прилежный и уважаемый монах, славившийся своей практикой «медитации на уродстве», одного из методов, предназначенных для тех, кто склонен поддаваться вожделению и страстен по натуре. Эта медитация заключается в том, что нужно представлять всех живых существ как совокупность жил, хрящей, кишок и тому подобного. Манджушри решил, прибегнув к своим сверхъестественным способностям, испытать прилежного монаха. Он превратился в прекрасную апсару и явился перед монахом, чтобы искушать его. Некоторое время добродетельный монах оставался невозмутим и не поддавался искушению. Но Манджушри принял такой неодолимо чарующий облик, что монах стал поддаваться его чарам. Он был искренне удивлён, потому что за многие годы медитации ему удавалось хранить бесстрастие в присутствии самых красивых женщин. Поражённый и разочарованный самим собой, монах решил спасаться бегством. Но Манджушри в облике апсары преследовал его до тех пор, пока обессиленный монах не рухнул на землю. Когда соблазнительница стала приближаться к нему, он подумал: «Ну вот, теперь эта красавица станет меня обнимать!» Он крепко зажмурился и стал ждать, но ничего не происходило. Когда он наконец открыл глаза, апсара растаяла и его взору явился Манджушри, который сказал, смеясь: «Думать, что кто-то красив, – это лишь концепция, умозрительное представление. Привязанность к этому представлению сковывает тебя, порабощает и лишает свободы. Но если ты думаешь, что кто-то уродлив, это тоже умозрительное представление и оно тоже порабощает тебя».
Каждый год мы тратим огромные суммы денег на то, чтобы добавить привлекательности себе и тому, что нас окружает. Но что такое красота? Мы можем сказать, что она – в глазах смотрящего, однако миллионы людей включают программу, где показывают конкурс красоты на звание «мисс Вселенная», чтобы им сказали, кто во всей Вселенной, по мнению жюри, самая красивая женщина. Предполагается, что эти десять человек дают нам неоспоримое определение красоты. Конечно, всегда будут несогласные с мнением жюри, если учитывать тот факт, что на конкурс не приглашают упитанных красавиц из Папуа-Новой Гвинеи и грациозных женщин из африканского племени, которые носят кольца на своих вытянутых шеях.
Если бы Сиддхартха присутствовал на шоу, где выбирают «мисс Вселенную», он имел бы в виду совсем другой тип высшей красоты. Для его взора та, что получает корону, не могла бы воплощать абсолютную красоту, потому что её красота зависит от смотрящего на неё. Поскольку определение «абсолютного» для Сиддхартхи требует независимости от всех условий, победительнице не нужно было бы такого внешнего условия, как конкурс, потому что все в мире сами собой согласились бы с тем, что она обладает абсолютной красотой. Если же она поистине красива, в принципе не может существовать такого момента, когда она «чуточку не так красива». Она должна быть красива, когда зевает, храпит во сне, когда слюни текут у неё изо рта, когда она справляет нужду или превращается в дряхлую старуху, – всё время.
Вместо того чтобы считать одну из конкурсанток более или менее красивой, чем другие, Сиддхартха видел бы пустоту: то, что все женщины свободны от уродливости и красоты. Красота, которую он видит, пребывает в сотнях миллионов ракурсов, в которых можно рассматривать каждую из конкурсанток. Если взять всё изобилие точек зрения во вселенной, то кто-то будет смотреть на эту женщину с ревностью, для кого-то она – возлюбленная, дочь, сестра, мать, друг, соперница. Для крокодила она – корм, а для паразита – среда обитания. Для Сиддхартхи вся эта вереница сама по себе удивительно прекрасна. Будь хоть одна из этой череды красавиц истинно и безупречно прекрасной, ей пришлось бы застыть в этом состоянии красоты на веки вечные. Ей не понадобились бы никакие наряды и купальники, освещение и губная помада. Тем не менее феерический парад конкурсанток продолжается, и теперь, здесь и сейчас, зрелище это столь же прекрасно и захватывающе, как наше старое составное и непостоянное огненное кольцо.
