Лия Флеминг - Девушка под сенью оливы
А между тем охранники умело сортировали узников на отдельные группы. Пенни лишь мельком увидела евреев и поразилась обреченности на их лицах. Все смирились с неизбежным, никто не пытался протестовать. Ее собственная попытка окончилась лишь синяком под глазом. Потом шепотом из уст в уста стали передавать потрясающую новость: союзники наконец высадились во Франции. Неужели война действительно близится к своему завершению и свобода близка?
К вечеру за ними снова пришли грузовики, и конвой медленно тронулся в сторону порта. Как замечательно было увидеть необъятную морскую гладь, вдохнуть свежий морской воздух. В душе снова затеплилась надежда – и тут же угасла, стоило Пенни взглянуть на судно, которым их будут транспортировать на Большую землю. Крохотный пароходик с одной закопченной трубой, из которой валил густой дым. Самое настоящее корыто. И куда же они собираются затолкать всю эту кучу народа? Повсюду в гавани были видны следы недавних бомбежек: остовы обгорелых кораблей, круги мазута на воде.
Впрочем, времени на разглядывание не было. Всех заключенных выстроили в один ряд, и началась посадка с обязательной сверкой документов и уже привычным подсчетом общего числа узников. Да, еще ни разу в жизни она не отправлялась в путешествие под прицелом автоматов. «Смелость, смелость и еще раз смелость», – меланхолично повторила она по-французски известные слова Дантона. Завтра утром она снова увидит Афины. А куда потом?
Райнер стоял на палубе и наблюдал за тем, что происходит внизу. Пароход старый, развалюха, да и только. Удивительно, как он вообще уцелел во время последней ночной бомбежки. На таких стареньких, давно уже отработавших свой век судах обычно перевозят солдат. В качестве сопровождения – два парусника с пушками на борту. Что ж, если им повезет, то завтра утром они уже будут в Афинах.
Началась посадка заключенных. Райнер видел, что помимо депортируемых евреев везут еще и большую группу военнопленных, главным образом итальянцев. Особняком держалась небольшая кучка гражданских, видно из числа партизан или сочувствующих им. В общей сложности человек четыреста, если не больше. Куда же они затолкают всех этих бедолаг, подумал он почти сочувственно. Ведь трюм совсем небольшой. А в очереди – дети, старики, много женщин. В эту минуту взгляд его упал на одну из них, и он с ужасом узнал в высокой, много выше остальных, женщине свою медсестру. Светлые волосы, заплетенные в косу, издали были похожи на толстую веревку. Он замер, не в силах отвести от нее глаз.
Все остальные несчастные были для него обычными порядковыми номерами, он не знал их имен, его не интересовала их дальнейшая судьба. Но она! Горделивая англичанка! Мужественная медсестра! Как же ловко она обвела его вокруг пальца! Пенелопа Георгиос. Он не забудет, с каким ледяным презрением смотрела она на него там, на площади. Да, но почему ее отправляют вместе с остальными узниками?
* * *«Потерпи, потерпи, – уговаривала себя Пенелопа. – Еще несколько часов, и все будет кончено». Их сгрузили в темный трюм словно скот. Люди стояли, прижавшись друг к другу, в невыносимой духоте, без глотка свежего воздуха.
То и дело слышались негромкие стенания: «Я задыхаюсь!», «Воздуха! Мне не хватает воздуха!», а ведь впереди еще целая ночь, которую нужно будет провести вот так, стоя. Скольких еще узников они недосчитаются к утру? Чтобы отогнать прочь пугающие мысли, Пенни представила себе, что она снова в доме Ике, сидит под своей любимой оливой, а кругом убаюкивающе жужжат пчелы, собирая цветочную дань на окрестных лугах. А потом она перенеслась в Шотландию, стала вспоминать, как ловко карабкалась когда-то по скалистым утесам, омываемым неприветливым Северным морем. Как там было привольно, как вкусно пахло вереском и свежескошенным сеном! Но если она все еще в состоянии вспоминать о хорошем сейчас, в этом аду, значит, у нее еще есть силы. Значит, она еще может побороться с адом.
Она принялась изо всех сил колотить в тяжелую дверь.
– Будьте же милосердны! Сжальтесь над нами! Здесь нечем дышать! Я сестра милосердия Красного Креста. В Афинах я сообщу обо всех творимых вами безобразиях. Позор! Нельзя обращаться с людьми, будто это скот! – Она продолжала отчаянно барабанить в дверь, ни на что, впрочем, не надеясь, но, к ее изумлению, дверь вдруг слегка отворилась и показалась узкая полоска света. Струя свежего воздуха ударила в лицо.
– Пенелопа Георгиос! Медсестра из Красного Креста! – рявкнул солдат в проеме. – На выход!
– Да, это я! Сестра Георгиос! – Пенни стала энергично проталкиваться вперед. Повернувшись к своим товаркам, она крикнула: – Я скоро вернусь! Я заставлю этих конвоиров самих спуститься сюда!..
– Вперед! – подтолкнул ее немец, и дверь с лязгом захлопнулась за ее спиной. Она услышала громкий стон сотен людей, снова оказавшихся взаперти. Подталкиваемая в спину дулом автомата, она поднялась по железной лестнице наверх. Откуда они узнали ее настоящее имя? Она машинально нащупала в кармане свои фальшивые документы и значок медсестры. Надо готовиться к худшему.
На палубе сгрудились солдаты и члены команды, но при виде Пенни они молча расступились, образовав круг. В центре круга лежал солдат и громко стонал от боли. Из руки обильно сочилась кровь, а из рукава рубашки торчала кость.
– Морфий! Вы давали ему морфий? – спросила она на греческом, но никто не понял, и ей пришлось повторить вопрос уже с помощью жестикуляции. Солдаты согласно закивали головами.
На таком утлом суденышке врач не предусмотрен, но должна быть аптечка или хотя бы средства оказания первой помощи. Она повернулась к членам команды и попросила срочно принести ей все, что есть. Раненому нужно немедленно наложить шины и сделать бандаж. Однако это будет непросто. Мужчина мертвецки пьян, стучит ногами, извиваясь от боли.
– Держите его крепче! – приказала она его товарищам и принялась за работу.
Она не чувствовала к раненому ни капли жалости. Тот по пьяни наткнулся в темноте на какую-то железяку и распорол себе руку до самой кости. Нет, жалости не было. Просто она быстро и профессионально делала свое дело, одновременно наслаждаясь возможностью подышать свежим воздухом. Но вот рана обработана, шины наложены, сделана тугая повязка. К сожалению, этот выживет и через какое-то время снова будет готов убивать. Но все же интересно, как они узнали ее имя.
– Спасибо! – услышала она у себя за спиной мужской голос, говоривший на английском. – Я был уверен, что вы справитесь безукоризненно.
Пенни повернулась на голос и увидела Райнера Брехта. Он стоял неподалеку и курил, внимательно глядя на нее.
– А вы как оказались на этом судне? – спросил он у нее. – Вас здесь быть не должно.
– Здесь никого не должно быть из тех, кто внизу, – ответила она, стараясь сохранять самообладание. А он здорово изменился, подумала она, взглянув на осунувшееся лицо офицера. Волосы выгорели добела, но на висках уже седина. А что он здесь делает? Куда направляется? Вопрос уже готов был сорваться с ее уст, но в это мгновенье страшный взрыв, раздавшийся откуда-то снизу, потряс все судно. Видно, напоролись на мину. Немедленно завыли сирены, послышались команды, но судно уже перестало быть управляемым. Двигатели заглохли, свет погас. Ударной волной Пенни отбросило куда-то в сторону, она ухватилась за стенку, пытаясь сориентироваться в кромешной тьме среди орущих и мечущихся в растерянности людей.
– Сюда! – услышала она голос Брехта. – Где спасательные жилеты?
Пароход стал стремительно крениться набок, видно, пробоина образовалась по самому центру судна. Члены команды еще пытались спустить на воду шлюпки, но вода прибывала столь стремительно, что все их усилия были тщетными. Пароход буквально на глазах погружался в воду.
– А что с теми, кто внизу? – в отчаянии выкрикнула Пенни. – Выпустите их! Я пойду помогу им!
– Нет! – Брехт железной хваткой вцепился в ее запястье. – Нет, мисс Георг, вы останетесь на палубе. Туда нельзя. Это верная смерть.
– Отпустите меня! – попыталась она вырваться. – Так нельзя! Они ведь утонут! Это бесчеловечно!
– Им уже не поможешь! За мной! – Он еще сильнее сжал ее руку.
И тут раздался второй взрыв – такой оглушительной силы, что судно раскололось надвое и, объятое вихрем пламени, мгновенно скрылось под водой.
Пенни пришла в себя от холода. Она не помнила, как очутилась в воде, и сейчас плыла, подчиняясь исключительно какому-то неведомому инстинкту, толкавшему ее навстречу жизни. Рядом плыл Брехт, одной рукой стараясь придерживать ее на плаву.
Пенни ничего не чувствовала. На нее вдруг снизошло странное спокойствие, словно она в тысячный раз видит один и тот же сон, который успела уже выучить наизусть. У них не было времени на размышления. Они просто плыли и плыли, сражаясь с волнами, подгоняемые страхом, что их тоже может затянуть в громадную воронку, которая образовалась после того, как судно ушло на дно. Прочь, прочь от этого проклятого места, прочь от всех ее товарок по несчастью, прочь от Соломона и Сары Маркосов, прочь от всполохов огня, от языков пламени на воде, от обломков судна и мертвых тел, мешающих плыть. Один из двух парусников сопровождения под названием «Гера» уже спешил к месту крушения.