Татьяна де Росней - Сердечная подруга
Думаю, в этот день у меня появился первый вопрос без ответа.
За несколько дней до отъезда я согласился поехать с Матье во Флоренцию. Миссис Уэзерби одолжила нам свой «фиат». Матье вел машину медленно, чтобы я успел вдоволь налюбоваться пейзажами, которые успел полюбить. Однако стоило нам припарковать машину и выйти на тротуар, как скопление людей вокруг собора показалось мне невыносимым. Мы отправились на поиски менее посещаемых и шумных улиц города.
Я быстро устал, проталкиваясь через плотный поток прохожих, и Матье нашел для нас кафе на одном из холмов. Отдохнув, мы углубились в лабиринт улочек, но я почти не смотрел по сторонам, так у меня болели ноги. Поглядывая в рекламную брошюрку, Матье перечислял церкви, мосты, площади, дворцы, монастыри, названия которых не сохранились в моей памяти. До закрытия музея, который ему непременно хотелось посетить, оставалось совсем немного времени. Я решил остаться на улице и отдохнуть немного на солнышке, но Матье настоял на том, чтобы мы пошли вместе: под этой крышей были собраны прекраснейшие полотна эпохи Кватроченто.
Матье шел впереди меня по бесконечным коридорам, переполненным посетителями. Картины проносились перед моими глазами, не вызывая никакого интереса. Следуя за сыном, я старался не терять из виду его собранные в «хвост» волосы, и это удавалось мне до того момента, пока между нами не вклинилась группа японских туристов. Когда я сумел их обойти, Матье исчез. Мне оставалось только присесть на скамейку перед залом номер семь и ждать, пока сын вернется за мной, поскольку сил идти его искать у меня не осталось.
Я обратил взгляд на панно на противоположной стене. Мое внимание привлекли четкость контуров и насыщенность цветов. Это была довольно темная картина в охристых и коричневатых тонах, выполненная с искренностью и силой. Точность линий очаровала меня. Забыв об усталости, я встал, чтобы рассмотреть ее вблизи.
Упорядоченная суматоха композиции, великолепная симметрия копий и перьев на старинных шлемах были столь впечатляющими, что мне показалось, будто я оказался в самом сердце битвы. Я слышал глухой стук оружия, звон ударяющихся о щиты доспехов, металлическое бряцание кирас и мечей, ржание спутанных лошадей в пурпурно-золотой сбруе. Две лошади лежали на земле: одна металась в агонии, а вторая была мертва. Я ощутил едкий запах крови, более кисловатый – лошадиного пота, и влажный, осязаемый – развороченной лошадиными копытами земли. Фоном для жестокой битвы стал спокойный пейзаж: крестьяне собирают виноград, по далекому полю за зайцем гонится собака…
Картина настолько увлекла меня, что я забыл о времени и о том, где нахожусь. Время остановилось; я слышал не гомон голосов в музее, а рокот сражения, упивался каждой деталью с алчностью, прежде никогда не испытываемой. Восхищаясь гармоничностью этого произведения, его геометрической четкостью, мощной динамикой перспектив, я вдруг почувствовал, что задыхаюсь.
Музыка картины захватила меня до такой степени, что я не замечал, как часто бьется мое сердце. Прижав руку к груди, я вслушался в его ритм и пришел к неутешительному выводу. Мне вдруг стало страшно. Голова закружилась, ноги и руки задрожали. Откуда-то пришла уверенность, что прямо на этом месте, перед картиной, изображавшей сражение, мое сердце остановится. Так, прижимая руку к груди, я стоял и ждал Матье.
Когда он наконец появился, моя бледность его испугала. Он решил, что мне необходима помощь медиков. Охранник вызвал скорую, и нас отвезли в ближайшую больницу. Местный интерн послушал мое сердце и решил, что в такой ситуации человеку, недавно перенесшему столь сложную операцию, благоразумнее будет остаться на ночь в больнице. Матье позвонил миссис Уэзерби, которую эта новость очень расстроила.
Проснувшись на следующий день, я почувствовал себя лучше, если не считать легкой усталости. Врачи сообщили, что причин для беспокойства нет.
* * *Когда я вернулся, квартира предстала перед моими глазами, успевшими привыкнуть к яркому солнцу Италии, во всей своей серости и аскетизме. Как мог я провести столько лет в этих унылых комнатах с безликой мебелью? Миссис Уэзерби подарила мне картину сестры, на которой был запечатлен сад pensione «Дочиоли». Я повесил ее над диваном. Еще я заказал рамки для набросков Матье, и теперь эти картинки из озаренной ярким солнцем загородной жизни украшали мою гостиную. На них были изображены Хотспур и Франческа, улыбающиеся фройляйн, мистер Уэзерби, обнимающий супругу на террасе.
Мне вдруг безумно захотелось обновить квартиру, перекрасить стены, сменить занавеси, обивку, расположение мебели. Целая стена в ванной теперь была покрыта «волдырями» вздувшейся краски и от нее несло гнилью. Не откладывая, я позвонил домовладельцу и сообщил ему это неприятное известие. Он прислал слесаря, который оценил состояние труб. Жильца из квартиры сверху обязали устранить течь, а я получил страховку и на эти деньги перекрасил ванную в ярко-желтый цвет. Ограниченный бюджет не позволял мне отремонтировать заново остальные комнаты.
Теперь мне нравилось, чтобы ванна сверкала, унитаз благоухал соснами, стекла блестели чистотой, а ворс ковра был пропылесосен в направлении ворса. Жалкие усилия мадам Робер отныне не производили на меня должного впечатления. Зато сам я стал прекрасно управляться с уборкой. Поэтому я решил отказаться от ее услуг. Однажды, когда она кряхтела над половой тряпкой, я предложил ей новые условия нашего сотрудничества: пока я в отпуске по болезни, я буду дважды в неделю приносить ей свое постельное белье, а она, выстирав его и отгладив, станет заносить его мне по вторникам и четвергам.
Мадам Робер обиделась. Значит, я решил найти себе другую уборщицу? Ее работа меня больше не устраивает? «Я никого не пущу в свою квартиру, – заверил я ее. – Я все буду делать сам». Мадам Робер с нескрываемым удивлением покачала головой. «Что ж, мсье, это вам решать», – сказала она и поджала губы. Когда она ушла, я вздохнул с облегчением. Ноги ее больше не будет у меня в квартире! Однако, уходя, она посмотрела на меня с таким любопытством, что я почувствовал себя не в своей тарелке.
Разве это стыдно – любить убирать или готовить? Конечно, для мужчины трудно признаться, что ему в удовольствие заниматься домашними делами. Только Матье заметил эту перемену во мне. Однажды он застал меня за уборкой ванной. Я не успел спрятать от него губки и средства для гигиенической чистки. Покраснев– как роза, я объяснил, что мадам Робер больше ко мне не приходит. Сын тотчас же схватил губку и спросил, не нужно ли мне помочь.
– Ты правильно сделал, что прогнал ее, – сказал Матье, энергично отдраивая ванну. – Мадам Робер – настоящая лентяйка! Ты сможешь немного сэкономить, обходясь без нее!
Я снова стал абсолютным хозяином своей территории. Раньше я днями лежал перед телевизором и накачивался пивом, в то время как всюду накапливалась грязь и жир; теперь вместо этого я пылесосил, поглядывая на телевизор, по которому шла научно-популярная передача. Особенно я любил смотреть рекламу и передачи, посвященные телепокупкам. Меня совершенно не утомляли яркие картинки, расхваливающие чудодейственную продукцию – машины мечты, изысканные блюда, волшебные пылесосы. Картинки эти, как оказалось, влияли на мой выбор, хоть я этого сначала и не замечал. Но однажды я вдруг понял, что вместо одной коробки по субботам курьер приносит мне две, а порой даже три.
Сотрудника службы доставки звали Хасан. На вид ему было лет двадцать, и он никогда не улыбался. До сих пор меня это не смущало. Однако пришел день, когда при виде этого вечно мрачного лица я решил во что бы то ни стало заставить его улыбнуться. Обычно я, буркнув что-то нечленораздельное, совал ему в руку чаевые – парню приходилось подниматься на пятый этаж без лифта с коробками в руках. Он прятал деньги в карман и благодарил меня таким же неразборчивым бормотанием. Я никогда не слышал его голоса, не видел его зубов – может, он немой, да еще и беззубый?
Я знал, как его зовут, потому что его имя было указано в накладной, которую я подписывал каждую субботу. Однажды жарким утром, заметив, что Хасан вспотел, пока тащил наверх мои коробки, я предложил ему стакан прохладной воды. Он посмотрел на меня с удивлением. Потом кивнул. На смуглом лице блеснула белоснежная полоска зубов. Победа! У меня получилось! Я протянул ему чаевые.
– Спасибо, мсье Бутар! – сказал он и отвесил мне легкий поклон.
– В будущую субботу я угощу вас кофе, – пообещал я.
– Договорились, шеф!
И он убежал с улыбкой на губах. И в следующую субботу улыбался тоже.
* * *Разбирая чемодан по возвращении из Италии, я вдруг отметил про себя, что все мои вещи – серо-бежево-коричневые, как какая-то униформа, и сшиты из одной и той же синтетической ткани с легким блеском. Теперь мне хотелось больше цвета, я испытывал потребность носить качественные материалы – шелковистый хлопок, легкую шерсть, приятное телу тонкое белье.
