Лия Флеминг - Девушка под сенью оливы
Все чаще на стенах домов появлялись пропагандистские надписи мелом на немецком языке. Сообщалось, например, о капитуляции Италии. Гестаповцы почти не сомневались в том, что к безобразиям причастны уже и свои. Общие настроения в гарнизоне были далеко не радостными: участились случаи дезертирства, потом прокатилась волна самоубийств. Словом, все говорило о деморализации войск. Нужно было решительно и быстро переломить общую ситуацию, для чего был разработан план поимки вражеских агентов, из которых потом намеревались силой выбить все нужные имена и явки. В разработке операции был задействован и Райнер. Для решения некоторых локальных задач, связанных с операцией, срочно требовалось найти надежного молодого человека. Собственно, такой у Райнера в запасе имелся, но нужно было придумать ему правдоподобную легенду, а заодно и еще раз проверить, не является ли он двойным агентом.
Райнер назначил агенту встречу в Кносском дворце. Со стороны – два археолога, блуждающих по руинам и увлеченно обсуждающих какие-то свои профессиональные проблемы. Но это только со стороны, ибо повестка встречи была совершенно иной.
Сказать честно, поначалу Райнер вообще плохо представлял себе, где и в каком качестве он может задействовать агента Ставроса. Довольно необычная смесь английской благопристойности и бешеного греческого темперамента. Светловолосый, голубоглазый, пылкий поклонник идей фюрера и обожатель его самого, ревностный член партии национал-социалистов, приятель Освальда Мосли, ярый антикоммунист и при этом, что немаловажно, отличный теннисист, с которым можно неплохо провести время на корте. Однажды он выиграл у Райнера шесть геймов подряд, а поскольку нога у последнего была уже в полном порядке, то и никаких оправданий такому сокрушительному поражению быть не могло. Просто мальчишка играл лучше, носился по корту как угорелый, давал такие подачи, взять которые было практически невозможно, и все это проделывал с таким решительным выражением лица, которое не оставляло сомнений в его конечной победе. Райнер был вынужден сдаться, и тогда его партнер на безукоризненном английском языке сказал ему:
– Своей победой я всецело обязан школе. Знаете, в английских привилегированных школах любого заставят поползать на собственном брюхе, и все для того, чтобы добиться совершенства.
Ставрос учился в Афинах и увлекался археологией. После прихода немцев охотно пошел на сотрудничество с новыми властями, ни разу не дав повода усомниться в его преданности делу наци. Впрочем, так было во все времена. Самые ревностные проповедники, как известно, получаются из неофитов. Агента проверили в деле: отправили в Италию, где он с легкостью сдал немцам нескольких беглых британских солдат и постарался довести дела до их казни раньше, чем немцы успели проверить, не является ли он сам банальным английским шпионом.
Да, это был редкий экземпляр. Всякие примитивные штучки с ним не прошли бы! Английский джентльмен до самых кончиков ногтей, и при этом все повадки кадрового офицера. Первая попытка внедрить Ставроса в ряды критских партизан окончилась тем не менее полным провалом. Его забросили в горы, где он попытался разыграть беглого военнопленного. В одной из деревень попросился на ночлег, но хозяева не стали играть в благородство. Парня жестоко избили, а утром привезли в полицейский участок и сдали с рук на руки. Сам по себе случай был нетипичным и весьма запутанным. Либо эта семейка являла собой редкий пример лояльности критян к немецкому режиму, либо немцев попросту обвели вокруг пальца, сыграв на их же поле. В любом случае игру пришлось начинать заново и срочно лепить новую легенду для агента. Ведь на третий год оккупации уже трудно дать вразумительные объяснения по поводу того, что он до сих делает на острове в качестве уклониста от военной службы или в качестве дезертира. И те и другие уже давно разбежались кто куда.
Были придуманы новые сюжетные повороты. Дескать, тяжелое ранение помешало ему своевременно пробраться на юг острова и эвакуироваться вместе с остальными англичанами. А сейчас он оправился от ран и горит желанием присоединиться к партизанскому движению. Внести, так сказать, свой посильный вклад в благородное дело борьбы с фашистскими оккупантами. Ставрос лично расцветил легенду некоторыми весьма колоритными подробностями. Этакий тип рассеянного ученого, как их обычно рисуют в романах, всецело поглощенный изучением минойской культуры, немного эксцентричный, что свойственно англичанам, но при этом внушающий полное и абсолютное доверие. Если повезет, с жаром рассуждал Ставрос, и он выйдет на английских агентов, то, быть может, ему даже удастся добраться до Каира и внедриться в британскую армию. Разумеется, такая перспектива казалась Райнеру почти несбыточной, но парня было уже не остановить.
– А вы мужественный человек, – коротко прокомментировал его карьерные порывы Райнер.
– Я не успокоюсь до тех пор, пока лично не разберусь с этой бандой мерзавцев и жуликов. Да у них там идет сплошная грызня между собой. Ну а я им отлично подыграю. Как говорится, разделяй и властвуй.
– Но учтите: если вас схватят, мы вам ничем не сумеем помочь! – предупредил агента Райнер. – Придется выпутываться самому, потому что мы-то уж точно немедленно открестимся от вас.
– Хайль Гитлер! – рявкнул молодой человек и молодцевато щелкнул каблуками. – Для меня большая честь отдать жизнь за нашего фюрера.
До чего же самонадеянный мальчишка, с некоторым раздражением подумал Райнер. Да фюреру глубоко плевать на сотни своих обожателей, подобных этому, и живых, и мертвых. Впрочем, такая преданность делу не могла не впечатлять. Сам Райнер уже давно поистратил былой боевой дух и сейчас мечтал лишь об одном: дожить до того момента, когда он снова свидится с близкими. Младшей сестре Катерине уже шестнадцать лет. Настоящая юная фрау. Можно только представить себе, каково это – взрослеть среди бомбежек и обстрелов.
* * *Жить в деревне оказалось совсем не просто. Неприятные запахи, повседневные хлопоты по дому плюс вся остальная физическая работа, которую испокон веков тянут на себе сельские женщины. Для городской девушки, какой была Йоланда, все это было в диковинку, но приходилось приспосабливаться, приноравливаться и переучиваться буквально на ходу. Ведь с прошлой жизнью было уже покончено и надо было учиться жить так, чтобы не стать изгоем в новой для себя среде. Деревенские наблюдали за ней с настороженным любопытством и держались на заметном расстоянии.
В доме свекров не было книг, граммофона, на котором можно было послушать любимые пластинки, пианино, на котором можно было поиграть, если вдруг выпадет свободная минутка. Словом, не было всего того, к чему Йоланда привыкла с детства. Конечно, она страшно скучала по родительскому дому. Она даже рискнула и написала родителям письмо. Излила им всю душу, подробно рассказала о своей семейной жизни. О том, как заботлив с ней муж и как он любит ее, о том, что она по-прежнему помогает ему в работе, что в деревне для нее много странного и непонятного, что здесь еще бытует огромное количество всяких предрассудков и поверий, что люди предпочитают лечиться собственными снадобьями и одни из них действительно помогают, зато другие очень вредны и крайне опасны для здоровья. Словом, письмо получилось длинным, обстоятельным и подробным. Она передала его оказией в Ханью, но ответа так и не дождалась.
Родители Андреаса обращались с ней хорошо, и все же Йоланда уже не раз и не два вспомнила старую пословицу о том, что жених, каким бы он ни был хорошим, все же не сын, да и невеста не дочь.
Редкие встречи с Пенни стали единственной тоненькой ниточкой, связующей ее с прежней жизнью. Чаще всего подруги встречались в горах, когда обе отправлялись собирать хворост. Вид у Пенни был усталый, она сильно исхудала. Кто бы узнал, глядя на двух изможденных работой крестьянок, тех веселых жизнерадостных девушек, какими они были в Афинах. Пенни по-прежнему была зациклена только на новостях о своем ненаглядном Панайотисе, но весточки от Брюса долетали редко. И порой их приходилось ждать месяцами.
Сама Йоланда никогда не встречалась с Брюсом и с людьми из его окружения. Лишние знания в их среде не приветствовались. Все английские разведчики работали на острове под кличками. Чаще всего выбирались распространенные греческие имена. Кто они на самом деле, откуда и как их зовут, никто не знал.
О своих ночных отлучках Андреас тоже рассказывал жене крайне скупо. Вечером, едва стемнеет, он снимал висевший у двери вещевой мешок, брал нож и немного еды и уходил в ночь. Никто ни о чем не спрашивал, не задавал лишних вопросов, не интересовался подробностями. Йоланда молча провожала его до калитки, не смея даже подумать о том, чтобы попросить его остаться и никуда не ходить.
Зато какое счастье, когда он возвращался домой живым. До смерти уставшим, голодным, перепачканным кровью, но живым. Иногда он даже рисковал появляться в Ханье: маскировал отсутствие глаза очками или бинтовал голову, переодевался в поношенное деревенское платье и трогался в путь. Нужны были медикаменты, а еще больше нужна была информация, которую добывали бесстрашные девушки, работавшие в немецком штабе на всяких мелких должностях. Списки агентов, которых готовят к заброске в горы, информация о том, чем занимаются эсэсовцы, имена людей, находящихся в розыске. С особым удовольствием Андреас рассказывал дома, что в перечне разыскиваемых лиц значится и его имя.
