Крис Клив - Золото
Она вдруг обнаружила, что ее знобит. Предыдущую ночь она почти не спала, потом ее доконала «Звезда смерти», но тяжелее всего была обратная поездка на машине. Казалось, вот-вот Софи умрет. Кейт это упорно отрицала, а Джек?.. Зоя так и не поняла, о чем думает Джек.
Один день, проведенный с этой семьей, показался ей целой жизнью. Как же они справляются? Безумное море эмоций, но при этом в каждый конкретный момент плакать вроде бы не о чем. Невозможно!
Сейчас она поднимется к себе и выпьет кофе. Это будет благоразумно. Она легко могла представить себе женщину, намного лучше владевшую своими чувствами. Такая женщина сказала бы себе сейчас: «Так. Пойду-ка выпью чашечку эспрессо». Это было самое лучшее, на что она могла сегодня надеяться: заняться делами, которыми занимаются нормальные люди, уповать на то, что по какому-то волшебству привычное для этих людей ощущение благополучия перекочует к ней.
Шел легкий апрельский дождик. Тротуар перед подъездом Битхэм-Тауэр был перегорожен высокими пластиковыми оранжевыми конусами и перетянут красно-белыми лентами. Желтый подъемный кран поднимал в небо оливковые деревья – одно за другим. Оставалось поднять еще с десяток. Стоит посмотреть! Высота – футов в восемь, стволы обтянуты пузырьковой пленкой, корни спрятаны в оранжевых мешках. В порывах ветра, завивавшегося у подножия высоченной башни, ветви раскачивались, листья вертелись и вспыхивали, поворачиваясь тыльной стороной, – разом, одновременно, словно повинуясь невидимому и неслышному сигналу, как стайки серебристых рыбок.
Зоя, прищурившись, стала смотреть, как дерево поворачивается на тросе, отражаясь в окнах башни и поднимаясь все выше в сланцево-серое небо. Кран работал возле дома уже два дня. Деревья переправляли в пентхаус – на этаж выше ее квартиры. Управляющая компания решила создать «зеленое пространство» – с птицами, растениями и небольшими водоемами. Должно было получиться красиво – нечто вроде подарка с земли.
Хотелось стоять и смотреть, как поднимают оливы, но долго торчать на улице было нельзя: ее могли узнать. Как раз напротив башни, на другой стороне улицы, возвышался высоченный столб с рекламным щитом, на котором красовалось лицо Зои высотой в двадцать футов. Зеленые глаза, зеленые волосы, зеленая губная помада. В руке – на ногтях такой же зеленый лак – она держала запотевшую бутылку «Перье». «Подавать холодной», – гласил текст рекламы. Правую треть щита занимали олимпийские кольца, подернутые корочкой льда.
Зоя запрокинула голову и взглянула наверх, где в дымке облаков исчезал оранжевый мешок с очередным деревом. Цветовое пятно на миг задержалось, а потом растворилось на сером фоне. Зоя вдруг ощутила панический страх. Откуда он и почему она не может с ним совладать?
Она постаралась поскорее уйти с улицы, пока ее не узнали, и вошла в подъезд, опустив голову. Поспешно прошагав по мраморным плиткам, дождалась кабины лифта и поднялась в свою квартиру на сорок шестом этаже.
Шум города остался внизу, от него теперь ее отделяли пятьсот футов. Зоя вошла в квартиру и положила единственный плоский ключ на большое латунное блюдо, служившее исключительно для этой цели. Ключ звякнул, нарушив тишину. Рядом с блюдом на черной блестящей тумбе стояла старая-престарая, видавшая виды алюминиевая бутылочка для воды. Зоя сняла кроссовки, скатала два комка из газеты и засунула их внутрь промокшей обуви, надела серые фетровые шлепанцы.
Она попробовала вспомнить имя того, кого оставила спящим в своей постели. Он был довольно мил: высокий, похожий на итальянца, на несколько лет моложе нее. Карло – точно, Карло. Ну, или Марко. В любом случае, имя заканчивалось на «о». А улыбка такая, что сразу ясно – ничего серьезного не получится. Хотя надежда умирает последней.
– Привет? – на всякий случай сказала Зоя.
Никто ей не ответил.
Она не обнаружила записки ни на дверце холодильника, ни на кухонной стойке. Обошла комнаты – никого.
Постель в спальне пребывала в полнейшем разгроме. Зоя помнила, как они творили этот разгром. Трусы-боксеры валялись в углу – это она их туда закинула. Остальная одежда ее гостя исчезла. Она не увидела на полке и четырех золотых медалей. Сердце у нее екнуло. Но через секунду она заметила блеск металла из-под края подушки, подошла и взяла эти четыре медали в руки. Прижала холодный металл к груди и вздохнула. «Паршивец, – подумала она, – номера телефона не оставил, но хотя бы не вор. Наверное, мне опять повезло – если такое можно назвать везением».
В квартире было душно и, казалось, еще витал его запах.
Она приготовила себе чашку эспрессо, прошла в гостиную, села на темно-серую софу с невысокой спинкой. Тучи закрывали небо в высоких, от пола до потолка, окнах.
Зоя переехала сюда всего неделю назад. За эту неделю выдалось только два погожих дня, и тогда она рассмотрела Национальный центр велосипедного спорта, где тренировалась и выступала на соревнованиях. Центр находился в трех милях к востоку от ее нового жилища. Он походил на черную покатую спинку жука и, казалось, мог уползти куда-то вдоль нижних этажей промышленных зон и складских комплексов, окружавших город. Глядя на горизонт в бинокль, оставленный ей риелтором, Зоя видела горы на севере Уэльса, англиканский собор в Ливерпуле и башню в Блэкпуле. В третью ночь она наблюдала за грозой и молниями и видела, как ветер проносится над чеширскими равнинами.
Сейчас смотреть было не на что. Все серое – куда ни кинь взгляд. Трудно представить себя кем-то еще, а не призраком. Зоя поднесла руку к лицу – нет, сквозь ладонь ничего не видно, значит, она не призрак. Она встала, прошла к кухонной зоне и съела сухой кусок хлеба. Жевать этот хлеб из множества зерен было приятно. Зоя запила хлеб стаканом воды, вернулась в жилую зону и снова села на софу.
«Неужели такой и будет моя жизнь? – гадала она. – Так и буду передвигаться одна-одинешенька между этими заранее кем-то размеченными зонами? Так и буду обитать в них в соответствии с замыслом архитектора и дизайнера?»
Паоло – вот как его звали. Зоя открыла планшетник, включила и нашла Паоло в Фейсбуке. Он оказался еще симпатичнее, чем ей запомнился. Да, она приятно провела с ним ночь. Секс был хорош сам по себе. Но было и нечто большее – нежность, и это ее растрогало. Странно, что он не оставил записки.
Зоя закрыла глаза и позволила себе поверить, что прямо сейчас Паоло поднимается в лифте с букетом цветов. Она улыбнулась. Глупо, но приходится верить, что такое возможно. Чуть дальше того, что ты видишь, жизнь течет так, что какие-то ее мгновения тебе еще не открылись. Не стоило чересчур поддаваться разочарованию. От счастья тебя всегда отделяют стук в дверь и дюжина свежих, только что срезанных цветов.
Зоя открыла глаза и просмотрела профиль Паоло. Улыбка ее погасла. Она прочла, что он написал о ней в Фейсбуке. Увидела снимок, сделанный в ее квартире. Она, почти обнаженная, ее золотые медали – у него на груди. Потом перечитала то, что он написал: «бешеная», «агрессивная», «ей обязательно нужно находиться сверху».
Зоя позвонила своему агенту.
– Похоже, мне может понадобиться адвокат, – произнесла она осторожно.
Потом положила телефон рядом с собой, откинулась на спинку софы и обвела взглядом квартиру. Тридцатипроцентный депозит она внесла благодаря спонсорству «Перье». Пришлось также взять кредит в миллион фунтов, но выплатить его она сможет, только если победит через четыре месяца на Олимпиаде и заключит новую сделку со спонсорами.
Все эти долги и обязательства помогали ей преодолевать болевой порог на тренировках. Приходилось постоянно поддерживать себя в состоянии отчаяния. Тогда она становилась такой же дикой и неудержимой, как в те времена, когда у нее не было ничего. Всякий раз приходилось удваивать ставку или смотреть, как кто-то, напуганный еще сильнее, обгоняет тебя на треке.
Удивительно, но квартира, которую она купила, чтобы держать себя в страхе, старалась ее расслабить и успокоить. Стены были выкрашены краской Farrow & Ball, называемой «архивной». Они не отражали, но и не поглощали свет. Высокие окна были снабжены особыми стеклами – с реакцией на уровень наружной освещенности. Так что глазам не приходилось напрягаться.
На низком журнальном столике из железного дерева лежал свежий номер «Мари Клер» с улыбающимся лицом Зои на обложке. Она полистала журнал и узнала о себе, что была «свирепо-решительной», и еще – «безжалостной и неукротимой», и еще – «одержима бесами». Вот как о ней писали.
А она себя такой не представляла и не чувствовала. Зоя закрыла глаза и попыталась медленным ровным дыханием унять панический страх, поселившийся где-то там, под ложечкой. Она не слышала ни шума машин, ни звука соседского телевизора – ничего. На такой высоте от поверхности мира, убеждал риелтор, жильцу обеспечено полное уединение. На такой высоте над городом тишина казалась невыносимой.
