Кингсли Эмис - Эта русская
– Я понимаю, что оно именно так и выглядит. Просто я не знаю, что еще могу сейчас сделать.
Пэт давно уже перестала изображать отрешенность, а беспристрастной ее теперь назвал бы только самый пристрастный наблюдатель.
– А я знаю, – проговорила она таким тоном, что Ричард удивился, как это ее чуть выпяченная нижняя губа могла когда-то казаться ему умилительной. – Твое мнение об Анниных стихах – это всего лишь твоя точка зрения, точка зрения специалиста, профессионала и все такое, но не более чем точка зрения. Выходит твоя любовь, или привязанность, как хочешь, к Анне достаточно сильна, чтобы сбежать с ней, довести жену до нервного срыва и разрушить свой брак, но недостаточно сильна, чтобы заткнуть эту самую точку зрения куда подальше.
– А именно, солгать, – уточнил Ричард.
– А до этого тебе никогда лгать не приходилось? Да что ты говоришь? Нет, ты просто не хочешь лгать именно сейчас, именно в этой ситуации. Но даже если то, о чем ты сейчас говорил, в десятки раз важнее, чем следует из твоих слов, разве это повод отказаться от человека, которого любишь? Как ты там выразился? Извини за высокопарность?
Ричард подумал было напомнить, что, за кого бы Пэт его ни принимала раньше, пока он еще остается мужем женщины, которая, сколько ему известно, только что обошлась с Пэт совершенно по-хамски. Впрочем, подумал он об этом не более серьезно, чем о том, чтобы научиться летать.
Пэт тем временем разыграла красноречивую пантомиму, обведя пристальным взглядом роскошно обставленную Корделину гостиную, а потом оценивающе оглядев Ричарда. Наконец она проговорила:
– Как удобно. Как прелестно. Мы пошли пошалили, потом немножко запутались, потом маленько напугались, а теперь, как раз к месту, у нас приключился приступ профессиональной совестливости. Учти, тебе придется долго и тяжко гнуть спину, чтобы вернуть расположение дамы, которая сейчас сидит наверху, и вернуть его полностью тебе все равно не удастся. Но ведь есть ради чего потрудиться, а, Ричард?
Глава восемнадцатая
– Приезжай-ка сюда, и как можно скорее, – раздался в телефоне голос Фредди. Говорила она с несвойственной ей настойчивостью.
– Да я же только что тебе сказал, что в половине двенадцатого встречаюсь с Криспином. Он дома?
– Пока нет. Давай-ка приезжай прямо сейчас Дело в Анне.
– О Господи, – проговорил Ричард в телефон в своем кабинете. – Она тоже собиралась приехать к половине двенадцатого, но…
– А приехала минут двадцать назад. И сейчас лежит.
– Что? Господи, что с ней такое? Она не заболела?
– Не знаю. По-моему, нет. Но что-то с ней не так. Сам увидишь.
Ричард провел беспокойную ночь, причем беспокоили его не только собственные мысли и переживания, но и, так сказать, внешние раздражители. В дальних и ближних комнатах растворялись двери, а потом затворялись либо со стуком, доходящим до грохота, либо с подозрительной беззвучностью. Дважды особенно звучные хлопки, сопровождаемые характерным лязгом, донеслись из его душевой, где Корделия время от времени, но далеко не всегда мыла голову. Были, разумеется, и раскаты шагов на лестнице, было и два периода возни на кухне, разделенных загадочным интервалом примерно в полчаса. В один момент снизу долетел рокочущий бас какого-то духа, или лешего, или, если вдуматься, просто ночного диктора. Некоторые шумы не поддавались расшифровке, как, например, звонкий щелчок, будто выстрелили из мелкокалиберного пистолета, продолжительный нечеловеческий вой, словно закрывались автоматические ворота или маневрировал на круге локомотив, и совсем уж ни на что не похожий звук, словно какой-то увечный монстр медлительно и коряво ковылял по коридору мимо его комнаты. Вскоре после этого послышались человеческие шаги, замерли у его закрытой двери, потом удалились. Словом, на встречу, назначенную в «Доме», он явился бы не в лучшей форме даже без Фреддиного подхлестывающего звонка.
Небольшую, хотя и ощутимую часть пути туда Ричард провел, гадая, действительно ли в голосе Фредди звучал упрек, или то было просто приличествующее случаю притворство, а еще примерно столько же времени убил, упрекая самого себя за мнительность. Мнительность мнительностью, но вид у Фредди оказался не самый приветливый. Волосы ее были собраны на макушке в заковыристую прическу, фигуру облегало сильно декольтированное платье из пунцового бархата с дорогостоящей отделкой, и вообще она выглядела так, будто собиралась на маскарад, хотя час – довольно раннее утро – был для этого явно неподходящий, не говоря уж обо всем прочем. На запястье ее сверкали каменья, а среди них – самые миниатюрные часики, какие Ричарду доводилось видеть. Она отвела его в какую-то там комнату, в которой он уже побывал в прошлый раз, в ту, где стоял Криспинов письменный стол.
– Что-то у нее сегодня головка набекрень, у этой твоей подружки, – сообщила Фредди. – Я даже разволновалась. Похоже, она всю ночь промаялась без сна.
– Где? Я имею в виду, где она, со своей головкой набекрень?
– В гостиной. Я только что туда заглядывала, она лежит с закрытыми глазами, но, по-моему, не спит.
Ричарду уже трудно было побороть ощущение, что натянутость в голосе Фредди проистекает исключительно из тревоги за Анну и мучительного непонимания, чем бы той помочь. Вообще-то Ричарду всегда казалось, что Фредди не способна на такие простые человеческие чувства. Людей, на них способных, в его жизни оставалось все меньше и меньше, хотя раньше, казалось бы, они попадались сплошь и рядом.
– Я могу что-нибудь сделать? – осведомился он.
– Ты можешь с ней поговорить. Когда она сюда приехала, она хотела видеть Сэнди.
– Сэнди? Но…
– Она, видимо, решила, что Сэнди тут живет. Я объяснила, что Сэнди все еще в Тоскане.
– Судя по твоим словам, вы неплохо с ней объяснились. А на каком языке?
– Анна уже знает довольно много английских слов, потом, у нее был с собой разговорник. Хотя она все равно не сумела объяснить, зачем ей понадобилась Сэнди. – Фредди состроила гримасу, означавшую, что повод наверняка был далеко не безобидный. – Или не захотела объяснить.
– А она не попыталась объяснить, что произошло?
– По-моему, она и не хотела этого объяснять, во всяком случае мне. Я нашла в разговорнике фразу про плохое самочувствие, но она только помотала головой.
Пока она говорила, в комнату вошла Анна. Стул Ричарда стоял под таким углом к двери, что он увидел ее секундой раньше, чем она увидела его, и успел заметить, что вид у нее действительно нездоровый, во всяком случае усталый и осунувшийся. Однако, взглянув на него, она улыбнулась и слегка приободрилась, хотя и не до конца. В другое время он, возможно, отметил бы, что ее наряд своей строгостью, подчеркнутой неженственностью составляет полную противоположность Фреддиному – темный пуловер с высоким воротом, возможно, хотя и не наверняка, происходивший с того же рынка возле дома профессора Леона.
– Я услышала твой голос, – проговорила Анна по-русски, и они потянулись друг к дружке. Фреддин голос буркнул что-то насчет кофе, и когда они обернулись, в комнате ее уже не было. Где-то, невидимая, затворилась дверь.
– Мне нездоровится, – сообщила Анна. – Можно мы выйдем подышим воздухом?
– Я как раз собирался это предложить.
– Только сначала меня вырвет. Куда мне пойти?
И заявление, и вопрос застали Ричарда врасплох. К счастью, очень скоро отыскалась Фредди, которая увела Анну прочь. Ричард чувствовал, что, помимо жалости и тревоги за нее, испытывает скрытое раздражение. Он догадался, откуда оно происходит: что-то есть нарочито русское в том, чтобы вот так вот громогласно объявлять, что тебя сейчас вырвет, а потом у всех на глазах отправляться приводить свое намерение в исполнение. Впрочем, поразмышляв еще немного, он так и не придумал, что еще она могла предпринять в этой ситуации, а потом сказал себе, что его первоначальная реакция – это как раз то, от чего ему как можно скорее надо себя отучить, как и от многих других вещей.
Анна возвратилась; выглядела она куда жизнерадостней и благоухала, как опушка соснового леса. Ричард повел ее на воздух, мимо грядок с душистыми травами, среди которых сидел накануне и думал о своей жизни и о ней. За деревьями и подросшим кустарником они набрели на Г-образный кусок стены. Кое-где на ней росли или по ней ползли какие-то овощи, а в углу имелось подобие скамейки, где без особого неудобства могли разместиться два человека. Никаких строений отсюда не было видно. Ричард приготовился выслушивать замечания о том, как то или се похоже или не похоже на то-то и то-то в России, но тут же мысленно ущипнул себя за такие мысли. На деле он услышал безупречно тяжеловесное, почти что британское предложение обратить внимание на то, какая тут тишина и спокойствие.
Ну, тишина и спокойствие здесь не задержатся, мысленно предрек Ричард. Собственно, то, что сейчас произойдет, представлялось ему очень ясно. Ну, будь что будет. Он взял Аннину руку.
