Поппи Адамс - Мотылек
– Вивьен Моррис? – издалека спрашивает он, и я сразу вспоминаю о Вивьен, из неподвижного тела которой уже успела вытечь вся жизнь. – Я констебль Болт из участка Биминстер. Прошу прощения – кажется, я поднял вас с постели? – говорит он, переводя взгляд с моей ночной рубашки на тапочки с отрезанными носками у меня на ногах.
На вид констеблю Болту лет девятнадцать. Он стоит у своей машины, опершись об открытую дверцу, которая играет роль барьера между нами.
– Нет, – отвечаю я, отчаянно пытаясь сообразить, что привело его сюда и как он умудрился так быстро узнать, что я отравила свою сестру. У меня в голове проносится мысль, что он обладает экстрасенсорными способностями, которые позволяют ему видеть все правонарушения, происходящие в графстве.
– Вам нечего беспокоиться, – с улыбкой произносит он. – Мы называем это визитом вежливости.
Чувство облегчения во мне сменяется головокружением, и меня даже немного ведет в сторону. Я вспоминаю, что самого утра ничего не ела. Когда нарушается распорядок дня, я забываю о еде и тому подобных вещах.
– Да, и еще, – каким-то легкомысленным тоном продолжает он, – к нам поступил телефонный звонок от крайне взволнованной… – он достает из нагрудного кармана блокнот и сверяется по нему, – …от Эйлин Тернер, проживающей в Уиллоу-коттедж. Она была вне себя от беспокойства – по ее словам, сегодня в четыре часа вы должны были зайти к ней на чай, а время давно прошло.
– Вы уверены?
Я смотрю на свои электронные часы: они показывают двенадцать минут пятого.
– Я имел в виду, что вы опоздали, и миссис Тернер решила, что с вами что-то случилось. Я так и сказал ей, что вы, по всей видимости, просто забыли о приглашении, но она была иного мнения: настаивала, что я должен лично все проверить. – Он качает головой с таким видом, что сразу становится ясно: ему часто приходится улаживать разногласия престарелых, вызванные опозданием на чай. – Да вы наверняка и сами знаете этих пенсионеров. Ей просто не хотелось идти сюда самой.
Он замолкает, видимо, ожидая, что я ему что-то отвечу. Я молчу, и он, словно извиняясь, продолжает:
– Она заставила меня дать обещание, что я заеду сюда и проверю, все ли в порядке.
Я все так же молчу.
– Что ж, по пути назад я заеду к миссис Тернер и скажу ей, что все в порядке, – вы не против? Хотите, я передам ей, что вы зайдете позже, – или нет?
Я киваю. Констебль смеется:
– Это означает «да» или «нет»?
Я киваю опять.
– Что ж, тогда… – Полицейский заносит одну ногу в машину, уже собираясь сесть за руль, но потом поднимает глаза на возвышающийся над нами дом, башенки и горгулий, которые словно бы не дают кирпичам рассыпаться.
– Отличное место, – говорит он. – Очаровательное. Мне кажется, что по его телу пробегает дрожь.
– Всего хорошего, мадам.
– Так который, вы говорите, сейчас час? – спрашиваю я, совсем забыв, что еще минуту назад мне хотелось, чтобы он как можно быстрее убрался отсюда, что на втором этаже лежит мертвая – вернее, убитая – Вивьен.
Констебль смотрит на часы:
– Сейчас чуть больше семи.
– Правда? – Я не в состоянии скрыть свое изумление. – А я думала, что сейчас двенадцать минут пятого.
Полисмен смеется так, словно я удачно пошутила, я же столь потрясена, что у меня даже пропал дар речи, а мысли путаются.
– Ну, все понятно, – произносит он с таким видом, словно раскрыл сложное дело. – Это объясняет всю путаницу…
Но я его не слушаю – я в ужасе. Верхушки лип, выстроившихся вдоль подъездной дорожки, раскачиваются… Я думала, что часы опаздывают самое большее на одиннадцать минут – но на три часа?! Я наблюдаю за тем, как шевелятся полные влажные губы полицейского, складываясь в большие продолговатые овалы и открывая розовые десны внутри. Весь мир кажется мне каким-то ненастоящим, на меня накатывает головокружение. У лип такой вид, словно они собираются перевернуться вверх тормашками.
И на этом все.
На меня сверху вниз смотрят два человека. В одном из них я узнаю констебля Болта, а другой, незнакомый, светит мне в лицо карманным фонариком. В затылке у меня пульсирует резкая боль. Я слышу женский голос, а также еще какие-то голоса, звучащие за дверью. Я лежу на своей кровати. Ко мне разом возвращается память о том, что произошло. Я стояла на дорожке, констебль Болт сказал мне, который час, а потом я, должно быть, потеряла сознание. Я даже не представляю, сколько времени прошло с тех пор.
До меня доносится мягкий голос:
– Мисс Стоун? Вы меня слышите? Я констебль Болт.
Я поднимаю на него глаза.
– Вы мисс Вирджиния Стоун?
Я киваю.
– Да, а я и не понял, что вы та самая сестра, – говорит он.
– Который час? – спрашиваю я.
– Постарайтесь расслабиться и говорить поменьше.
– Который час? – вновь спрашиваю я.
– Все хорошо. Я доктор, с вами все будет хорошо, -
отвечает он громким голосом, словно разговаривает с глухой. Это просто невыносимо!
– Доктор, пожалуйста, скажите мне, который сейчас час, – умоляю я, но собственный голос кажется мне чужим: он какой-то слишком напряженный и исходит словно не из моего горла. Чтобы побороть разочарование, я вынуждена зажмуриться.
– Сейчас около восьми, – даже не взглянув на часы, небрежно отвечает доктор.
В отчаянии я перевожу взгляд на констебля Болта – быть может, хоть он меня поймет?
– Констебль, пожалуйста, скажите мне точное время. Мне надо знать! – прошу я его.
Он довольно долго рассматривает свои часы и наконец отвечает:
– Десять минут девятого.
Я ловлю себя на том, что, сама того не зная, напрягала шею – но теперь я могу опуститься на подушку и расслабиться.
Проходит пятнадцать минут. Я сижу на своей постели. На тумбочке исходит паром чашка чая. Мне хочется чаю, но я не могу заставить себя взять его – ведь это не я его приготовила. Кроме того, в нем слишком много молока. Со мной в комнате другой, совсем пожилой полисмен; он стоит рядом с кроватью.
– Не хотите чаю? – спрашивает он, жестом указав на чашку.
– Нет, спасибо.
– Я инспектор Пигготт.
Затем инспектор Пигготт, не сказав ни слова, идет в ванную и спустя пятнадцать секунд возвращается обратно (пока его нет, я смотрю на часы на тумбочке). В руках у него стакан воды.
– Выпейте это, – велит он. – Вы почувствуете себя намного лучше.
– А что это?
Я заглядываю в стакан – он напоминает мне, что лишь сегодня утром я то же самое говорила Вивьен. Бог ты мой, я совсем забыла! Вивьен!
– Вода, – отвечает он.
О господи! Знает ли он о Вивьен? Учуял ли он ее запах?
Сделав глоток, я возвращаю стакан инспектору.
– Думаю, вы поймете то, что я собираюсь вам сообщить, – громко и четко произносит он. – Мне очень жаль. Я получил весьма тревожные известия.
Он ставит стакан на тумбочку.
Как вы можете догадаться, за последнее время я получила слишком много тревожных известий, и к новым я не готова. На меня вновь накатывает слабость, а сердце болезненно щемит. Это ожидание нестерпимо.
– Ваша сестра Вивьен умерла.
Так вот оно что? Меня охватывает благодарность – новость, которую сообщил инспектор Пигготт, ничуть не тревожная.
– О боже, – выдавливаю я из себя ответ, ведь он внимательно смотрит на меня, дожидаясь моей реакции.
– Да, и похоже, это произошло уже несколько часов назад, – громко, с расстановкой продолжает он, после чего словно невзначай спрашивает: – Вы видели ее этим утром?
– Да, – отвечаю я, затем поправляюсь. – Вообще-то нет.
Потом, еще через несколько секунд, я добавляю:
– По правде говоря, я совсем запуталась.
Я пытаюсь ответить так, как лучше, а не так, как было на самом деле.
– Не беспокойтесь, миссис Стоун. Вы слегка ударились головой, и думаю, вскоре все разъяснится. Сейчас мы увозим ее, нам надо будет установить конкретную причину смерти, – говорит он, присаживаясь на край кровати.
Он как будто собирается рассказать мне длинную сказку на ночь. В лицо мне бросается кровь, и я ничего не могу с этим поделать. Я не привыкла к тому, чтобы на мою кровать садились чужаки.
– Была ли она больна и принимала ли какие-либо лекарства? – спрашивает он.
– Я об этом ничего не знаю.
Констебль Болт и доктор выходят из комнаты, а инспектор Пигготт остается сидеть. Когда за ними закрывается дверь, он тяжело вздыхает и потирает бровь кончиком пальца, словно пытаясь стереть морщины, которые вокруг нее сформировались.
– Я знаю, для вас все это слишком тяжело, но думаю, вам следует это знать. В стакане, стоявшем у кровати вашей сестры, мы обнаружили кое-что, и мы считаем, что это может быть цианид. Характерный запах, знаете ли.
Во рту у меня внезапно пересыхает. Мне хорошо известен этот миндальный запах.
Он опять ждет от меня какого-то ответа, и я повторяю:
– Цианид.
– Миссис Стоун, у вас есть какие-нибудь предположения, откуда мог взяться этот яд?
Он что, не собирается спрашивать, почему я убила ее? Вот на этот вопрос ответить будет непросто, а на предыдущий – легче легкого.
