Джесси Эндрюс - Я, Эрл и умирающая девушка
Грег: Я просто хочу захватить немного эпохи Рейчел! Ты понимаешь: пока еще могу.
Рейчел: Ну ты и бесчувственная скотина!
Грег: Попробуем еще раз.
Опенинг:
– Привет, это Грег. Я слышал, у тебя лейкемия, и вот, звоню, чтобы тебе стало лучше.
Возможный ответ:
Рейчел: С чего это от твоего звонка мне станет лучше?
Грег: Потому что! Блин, не знаю.
Рейчел: Я просто вспомнила времена, когда ты не хотел встречаться со мной.
Грег: Елки-палки.
Рейчел: А теперь решил изгадить мои последние дни – вот что ты делаешь.
Грег:
Рейчел: Мне осталось всего несколько дней на этой земле, а ты засираешь их своим говном.
Грег: Черт, давай попробуем заново.
Опенинг:
– Привет, это Грег. Паста, ты и я – дружная семья.
Возможный ответ:
Рейчел: А?
Грег: Я зову тебя на свидание. В своем стиле.
Рейчел: Что?
Грег: Послушай. Дни, отпущенные нам, чтобы побыть вместе, коротки и бесценны. Давай наверстаем упущенное время! Побудем вместе.
Рейчел: О Боже мой, это так романтично!
Грег:
Грег: Черт!
На свете не существовало хорошего способа выполнить мамину просьбу: возобновить дружбу, которая никогда не была основана на честности, а закончилась в высшей степени неловко. Как это сделать? Да никак.
– Алло? Кто говорит? – спросил голос мамы Рейчел, агрессивный и лающий. Обычная манера миссис Кушнер.
– Э-э, здрасьте, это Грег, – представился я. И тут, вместо того чтобы попросить номер Рейчел, выпалил: – Как у вас дела?
– Гре-э-эг! – протянула миссис Кушнер. – У меня хорошо-о-о-о.
Бац – в одно мгновение ее тон полностью изменился. Эту ее сторону я никогда не видел и даже не надеялся увидеть.
– Прекрасно.
– Грег, а как ты-ы-ы-ы? – Теперь она говорила голосом, какой женщины обычно приберегают для котяток.
– Э-э, хорошо.
– А как дела в шко-о-о-о-ле?
– Да вот скоро заканчиваю, – похвастался я и тут же сообразил: как же глупо говорить так человеку, чья дочь больна раком, отчего чуть не повесил трубку. Но вдруг она сказала:
– Грег, ты такой забавный. Ты всегда был таким забавным мальчишкой.
Говорила она будто бы серьезно, но при этом не смеялась. Все оказалось даже еще страннее, чем я боялся.
– Я звоню попросить у вас номер Рейчел, – объяснил я.
– Она. С. Удовольствием. Поговорит с тобой.
– Ага, – согласился я.
– Рейчел сейчас у себя в комнате, ждет.
Я понятия не имел, как это понять. В своей комнате, ждет. Ждет меня? Или смерти? Бог ты мой, это как-то мрачновато. Выберем светлую сторону монетки.
– Кутит, – предположил я.
Это была уже вторая выносящая мозг бестактность, которую я умудрился сказать за последние полминуты, и мне снова захотелось отключить мобильник и съесть его. Но…
– Грег, у тебя потрясающее чувство юмора, – сообщила мне миссис Кушнер. – Ни в коем случае не позволяй им отобрать его у тебя, ладно? Навсегда сохрани свое чувство юмора.
– Им? – Я встревожился.
– Людям. Всему миру.
– А-а.
– Мир будет пытаться свалить тебя с ног, Грег, – обрисовала перспективу миссис Кушнер. – Они захотят выдавить из тебя жизнь. – Я не нашелся, что сказать в ответ на это, и она добавила: – Ой, я уже сама не знаю, что говорю.
Пока миссис Кушнер растерялась, нужно оседлывать волну или тонуть в море бреда окончательно.
– Аллилуйя, – воскликнул я, – прямо проповедь!
– Проповедь. – Она расхохоталась кудахчущим смехом, – Ой, Грег!
– Миссис Кушнер!
– Зови меня Дениз, – предложила она, напугав меня.
– Потрясно!
– Вот номер Рейчел. – Дениз продиктовала мне номер, и, хвала богу, на этом все кончилось. После беседы с Дениз я почти с облегчением думал о предстоящем разговоре со своей бывшей ненастоящей девушкой о ее неминуемой смерти.
– Алло, это Рейчел.
– Привет, это Грег.
– Привет.
– Ага.
– …
– Я тут звонил врачу, и он сказал, что прописывает тебе Грег-альгин.
– Что это?
– Это я.
– А.
– Угу, в удобной таблеточной форме.
– О.
– Да-а.
– Что ж, видимо, ты знаешь, что я больна.
– Да.
– Это моя мама сказала тебе?
– Э-э, моя мама сказала мне.
– О.
– Ну, вот.
– Что?
– Что?
– Что ты хотел сказать?
– Ну…
– Грег, что?
– Ну, я… это… звонил… узнать… не хочешь ли встретиться.
– Прямо сейчас?
– Ну да.
– Нет, спасибо.
– Э-э… ты не хочешь встречаться?
– Нет, но все равно спасибо.
– Ну, может, позже?
– Может, позже.
– Ладно, ну… пока.
– Пока.
Я отключил телефон, чувствуя себя распоследним самовлюбленным болваном в мире. В какой-то степени наш разговор был на сто процентов таким, каким я и ожидал, и все равно ему удалось ошеломить меня. Я вообще вечно влипаю в неудобные истории, заканчивающиеся постыдным фиаско, – из-за мамы, которая пытается управлять моей светской жизнью. Нет, это нормально, когда мама организует общение ребенка, пока он ходит в детский сад. Но моя мама планировала мои встречи с друзьями до девятого класса! Хуже всего то, что в двенадцать-тринадцать лет единственные, за кого мамы решали, с кем и когда им поиграть, были дети с явными нарушениями развития: умеренными или серьезными. Не буду вдаваться в детали – и так ясно, что эмоционально это ужасно меня ранило, и возможно, именно из-за этого я так часто взрывался или притворялся трупом.
В любом случае то, что вы видите здесь, – лишь часть большого маминого Проекта по Вмешательству в Жизнь Грега. Без сомнения, она стала единственным крупным препятствием между мною и жизнью, которую я пытался описать выше: жизнью без друзей, врагов и неловкости.
Чувствую, пора представить вам мою семью. Пожалуйста, простите, если вас затошнит.
Глава 7
Семья Гейнс: обзор
И снова попробуем проскочить это как можно быстрее.
Д-р Виктор Гейнс. Это мой отец, профессор антиковедения в Университете Карнеги – Меллона. На свете не сыскать человека чуднее Виктора Квинси Гейнса, доктора философии. По моей теории, папа был страстным тусовщиком в 80-е, и ширево вместе с выпивкой частично расплавили провода в его мозгу. Одно из его любимых занятий – сидеть в кресле-качалке, раскачиваясь взад-вперед и пялясь в стену. По дому он обычно расхаживает в муу-муу – попросту говоря, в простыне с прорезанными дырками, – и разговаривает с котом, Кэтом Стивенсом, словно тот – самый что ни на есть настоящий человек.
Отцу трудно не позавидовать. Он преподает в лучшем случае двум курсам студентов за семестр, обычно одному, и, кажется, это занимает совсем немного его времени. А порой они и вовсе дают ему целый год отпуска на написание книги. Папа терпеть не может почти всех своих коллег, считая их нытиками. Он проводит кучу времени в мелких магазинчиках в районе Стрип, болтая с владельцами и покупая всякую хрень, которую никто в семье больше не ест, типа рубца яка, сосисок из страусятины или сушеных каракатиц.
Раз в два года папа отращивает бороду, становясь похожим на талиба.
Марла Гейнс. А это моя мама, бывшая хиппи. До того как выйти замуж за папу, мама вела очень интересную жизнь, подробности которой тщательно скрывает. Известно, что она некоторое время жила в Израиле, и мы подозреваем, что у нее был парень из Саудовской королевской семьи, что, конечно, большое событие, учитывая, что она еврейка. И не просто еврейка: Марла Вейсман-Гейнс – образцовая еврейка. Исполнительный директор Ахават-Ха-Эмет – некоммерческой организации, посылающей еврейских подростков в Израиль работать в кибуцах и терять невинность. Нет, конечно, потеря невинности не входит в официальные задачи фонда Ахават-Ха-Эмет, но просто невозможно съездить в Израиль и не перепихнуться. Можете прикрутить себе к бедрам титановые трусы толщиной восемь дюймов и все равно каким-то чудом перепихнетесь. Ей-богу, им нужно сделать это своим официальным туристическим слоганом: Израиль. Там, где заканчивается девственность. ТМ
Израильтяне будут в восторге.
В любом случае моя мама – любящая, заботливая и всегда позволяет папе делать что взбредет в голову, но она невероятно упряма и обладает поистине железной волей, особенно в вопросах Правильного и Неправильного. И если она назначает что-то Правильным, это будет сделано. Никаких «если», «а» или «но». К добру или к худу. Нравится нам это или нет. Эта черта многих мам – невероятный гемор. Она практически разрушила мою жизнь, какой я ее знал, как и жизнь Эрла. Спасибо тебе, мамочка!
Гретхен Гейнс. Моя младшая сестра. Ей четырнадцать, то есть любое нормальное взаимодействие с нею обречено на провал. Когда-то мы отлично ладили, но четырнадцатилетние девочки – это же сущий ад! Главное, что ее заботит – это кричать на маму и не есть ужин, что бы на него ни приготовили.
