Рейнбоу Рауэлл - Верность
– Могу и уйти, – ответил он и сделал шаг назад.
– Нет! – вставая, возразила она. – Нет! Я…
– Я думал, нам нужно поговорить, – сказал он.
– Давай, – согласилась она.
– Давай, – кивнул Линкольн.
Их разделяли каких-то два фута и стена кабинки.
– А может, не нужно, – сказала Бет, складывая руки.
– Почему это?
– Потому что, мне кажется, если мы заговорим, то только все испортим. А вот если оставим все как есть, тогда, мне кажется, все будет как надо.
– Значит, как есть? – уточнил он.
– Ну конечно, – заторопилась она. – Можно встречаться в темных кинотеатрах… а если мне нужно будет что-то сообщить тебе, я напишу с чьей-нибудь электронной почты.
Линкольн отшатнулся, как будто она его ударила.
Бет сморщилась, закрыла глаза:
– Извини. Я же тебя предупреждала. У меня лучше писать получается, чем говорить.
«Знает она все, – подумал Линкольн. – Знает, какая я сволочь. Никакой не милый мальчик. Знает… А подсела все-таки!»
– Закончила? – спросил он.
– Стыдиться себя самой? Наверное, еще нет.
– С обзором.
– В общем и целом да.
– Тогда пошли.
Линкольн протянул ей руку и почувствовал себя победителем, когда Бет, немного помявшись, приняла ее. Он пошел из отдела новостей, прикидывая, куда бы можно ее сейчас повести. В «Курьере» не было никакого укромного романтического дворика. И балкончика. И кабинки в углу.
Остановились они только в комнате отдыха.
– Подожди, – сказала Бет, когда он открыл дверь. В комнате было темно. Столики убрали. Торговые автоматы пока стояли, светили и гудели, но в них ничего не было.
– Закрыли, – тихо сказала Бет. – Теперь комната отдыха внизу. Здесь будут специалисты по Интернету. – Она нервно посмотрела в сторону коридора, завела руку назад.
– Вот и отлично, – сказал Линкольн.
Он вошел в комнату, не закрывая за собой дверь. Бет посмотрела на него, поколебалась, но тоже вошла. Дверь со скрипом закрылась за ними. Линкольн остановился и подождал, чтобы глаза привыкли к свету из автомата, где продавали пепси. У стены, рядом с кофемашиной, было свободное место. Бет шла за ним – он не ожидал этого, – и они опустились на пол, глядя прямо друг на друга.
Линкольн хотел снова коснуться ее, взять за руку, но она натянула юбку на колени, а сверху положила сжатые в кулаки ладони. Раньше он никогда не замечал, как она была одета. Джинсовая юбка до колен, розовый кардиган, колготки в цветочек, высокие синие сапожки. «Похожа на закат солнца», – подумал он.
– Ну так что, говорим? – спросила она.
– Думаю, да, – ответил Линкольн.
Бет посмотрела на свои кулаки и начала:
– Даже не представляю, что сказать такого, чего ты еще не знаешь…
– Не надо, – ответил он. – Не так это.
– Как это – не так? – сердито возразила она.
– Извини, – ответил он.
– Не извиняйся, – отозвалась она, и голос ее дрогнул. – Ну пожалуйста! Я совсем, совсем, совсем не хочу, чтобы ты извинялся.
– Не хочешь?
– Совсем!
– Что ты хочешь от меня услышать?
– Скажи мне что-нибудь. Не знаю – что-нибудь такое, чтобы я поняла, как меня сюда занесло. – Бет говорила быстро, сбиваясь, Линкольну даже показалось, что она вот-вот заревет. – Ну то есть… Дженнифер точно родит, если я расскажу ей об этом. Она все еще думает, как бы нам тебя вернуть. Но для чего? И для кого? Меня винит, что я испугалась твоего неотразимого обаяния… или твоей обаятельной неотразимости…
– Дженнифер ждет ребенка? – спросил Линкольн, несуразно улыбаясь.
Бет промокнула глаза свитером, взглянула на него:
– Ну да.
– Здорово, – ответил он от всей души. – Правда здорово!
– Угу, – ответила она, глядя на него, и закрыла лицо руками. – Как это все дико!
– Извини, – повторил Линкольн.
– Хватит!
– Хорошо. А что, если я скажу, что и не собирался читать твою почту? Ни Дженнифер, вообще никого? Я проверял фильтр, а твои письма всегда помечались флажком, когда ты нарушала правила, и вот только их я и читал, только те, что с флажками, и только твои. Может, конечно, это плохо, но других писем я почти и не читал. И когда ушел, записки на столе мне оставлять не нужно было.
– Зачем же ты мне писал? Эта записка вообще самое дикое из всего.
– Извиниться хотел, – ответил он, стараясь не отводить глаз.
– Но за что? – удивилась она. – Что там такого важного?
– Ты, – ответил он. – Мне хотелось быть перед тобой чистым.
– Анонимно?
Линкольну не хотелось еще раз извиняться, и он промолчал.
– Я все время о тебе думала, – сказала Бет. – Все представляла себе, как это было бы в книжке, в кино. Что-то в духе «Джейн Эйр», наверное, совсем неплохо – ты бы перехватывал мои письма, я бы подглядывала через забор… Пришли компьютеры и все испортили.
– Это я пришел и все испортил, – сказал Линкольн. – Не надо было писать ту записку. В довершение всего еще и она… Извини, что я тебя расстроил.
– То-то и оно, – ответила Бет. – Я даже не уверена, расстроилась ли. Только в самом начале, когда думала, что за посторонний читает мою почту. Но я тебя быстро вычислила. Я тебя перестала видеть и как-то спросила Дерека – помнишь, он рядом со мной сидит: «А куда девался тот здоровый парень, с темными волосами, он еще с Дорис все время обедал?» И он ответил: «Айтишник? Уволился». Вот тогда все и сошлось. Что ты – это… ты.
Бет перестала плакать и прислонилась к стене. Юбка уползла вверх над розовыми колготками. Линкольну хотелось припасть к ее коленям. Они так и сидели бок о бок, смотрели друг на друга, ее рука лежала на полу рядом с его рукой, так что они почти касались пальцами.
– А в кино как было бы? – заговорила она, глядя на их руки, и взгляд ее смягчался. – Как бы Мэг Райан с Томом Хэнксом разрулили эту ситуацию?
– Это ты про «Неспящих в Сиэтле»? – уточнил он.
– Ну да, – ответила она, – или про «Вам письмо». Мы бы все обговорили до съемок. Слишком уж все это непросто.
– Если бы это было кино с Мэг Райан и Томом Хэнксом, – заметил он, – я бы тебя поцеловал в середине предложения. И все бы наладилось.
Бет улыбнулась. Видел он когда-нибудь, чтобы она так улыбалась? Всем своим веснушчатым лицом?
– Прямо Луи Армстронг, – сказала она.
– Но я не буду тебя целовать, – покачал он головой. Слова приходилось выдавливать из себя.
– Как не будешь?
– Не буду. Потому что ты права. Это нужно объяснить. Нам нужно, обоим. Я хочу, чтобы ты оглянулась на сегодняшний вечер и поверила: именно так люди и находят друг друга.
– Ах… – вздохнула Бет. – «Когда Гарри встретил Салли».
Если она сейчас улыбнется еще шире, то просто сломает его.
– «Джо против вулкана», – подхватил Линкольн.
– «Джерри Магуайр», – продолжила Бет.
– «Империя наносит ответный удар», – не сдавался он.
Бет рассмеялась, и ее смех оказался даже лучше, чем он ожидал, – как будто бусинки рассыпались.
– Я бы ни за что не сделала того, что сделала в кинотеатре, если бы… короче, если бы не расспросила Дорис о тебе.
– Ну и…
– Ну и она стала мне напевать, что таких классных, как ты, почти не встречала, что ты, может, даже лучше, чем ее Пит…
– Пол.
– Пол, – поправилась Бет. – Ты всегда делился с ней обедом и помог переехать. Сказала еще, что ты один – девчонки из редакторской заигрывали с тобой, но ты вел себя исключительно по-джентльменски. А уволился ты потому, что тебе надоело чувствовать себя шпионом, читая чужую переписку, а от работы по ночам ты сам себе казался графом Дракулой.
– Вот так прямо все и выложила?
– Да. Три вечера за пиноклем – и пожалуйста.
– Надо было тебе в репортерах оставаться.
– Видишь? – шепнула она и быстро прикрыла глаза. – Вот оно! Что я могу сказать о себе такого, чего ты не знаешь? Что я могу сказать, если знаю, что ты уже знаешь?
– Да не так это, – возразил он.
– Сколько я о тебе писала, как называла…
– Я же знаю, ты это не серьезно, – снова возразил он, – у тебя же был друг.
– Ты поэтому и читал, что я писала? Потому что из-за тебя я потеряла голову?
– Нет. Когда ты это писала, я уже чувствовал… все-все.
– Я серьезно тогда, – сказала она. – Я бы даже Дженнифер не во всем признавалась. Я везде за тобой ходила. Один раз даже чуть до твоего дома не дошла.
– Знаю, – еле слышно выговорил он.
– У меня было к тебе чувство, вот и все. – Бет опустила глаза, поправила юбку. – Глупо, да?
– Надеюсь, нет.
Они помолчали.
– Так вот, – произнесла Бет и наклонилась вперед, как будто что-то решила. – Когда я была в восьмом классе, то по воскресеньям смотрела музыкальное шоу, там еще пели: «Вот так все и кончается». Помнишь?
Линкольн кивнул.
– Я MTV почти никогда не смотрела, только когда к подруге ходила, Ники, и то если ее родителей дома не было. Но когда увидела этот клип, даже не весь, самый конец, то сразу поняла: это до конца жизни будет моя любимая песня. Так и получилось. Она до сих пор моя любимая… – Бет заправила волосы за уши. – Линкольн, я сказала, что ты милый, потому что не находила другого слова. Я думала, что мне не разрешат говорить ничего другого. Но каждый раз, когда я встречала тебя, у меня в голове как будто включалась эта песня.
