Лия Флеминг - Девушка под сенью оливы
– Конечно! Но посмотри, какое время на дворе! Кто знает, что с нами будет завтра? Я хочу жить своей жизнью! Понимаешь?
В темных глазах Йоланды зажглась такая страсть, что Пенни невольно позавидовала ей. В ее чувствах к Брюсу уже давно не осталось ничего от того страстного влечения, которое она испытывала к нему когда-то. Было лишь беспокойство за его судьбу и желание узнать, где он и что с ним. Страница жизни, связанная с былыми любовными переживаниями, была окончательно перевернута. Да и сил для романтических увлечений у нее больше не осталось.
Она поделилась с подругой своими планами уйти из монастыря.
– Знаешь, я, наверное, сумасшедшая, но я просто задыхаюсь от этой размеренно-спокойной жизни в обители. Мне не хватает риска, постоянного чувства опасности, всего того, что мы с тобой изведали, когда работали в полевом госпитале. Не поверишь, но порой я даже скучаю о том времени, которое провела в пещерах вместе с ранеными. Скучаю по врачам и санитарам, с которыми работала. По своим больным! Я знаю, что тогда я занималась настоящим делом и приносила пользу. А в монастыре я чувствую себя бессловесной мумией. И пользы от меня там – ноль!
Пенни подробно, ничего не скрывая, поведала подруге, что именно толкнуло ее на такой странный шаг, как искать прибежища в монастыре. Когда немецкий капитан стал проявлять к ней повышенный интерес, она поняла, что спастись от него сможет только там, за стенами католической обители.
– Мне кажется, он догадывался, что я не гречанка, но молчал как рыба! Надеюсь, он уже покинул Крит.
– Это тот офицер, с которым ты ехала в машине? У него ужасный вид! Впрочем, все нацисты выглядят ужасно.
– Да! Он и меня пугает! Не хочу даже думать о нем! Ах, как же я рада, что мы снова вместе! Однако мне пора возвращаться!
– Побудь еще хоть немножко! – стала упрашивать ее Йоланда.
– Не могу. Я обещала. Сестра Ириния будет ждать меня на площади. Пойду попрощаюсь с твоими, и в путь!
Йоланда вышла проводить подругу на улицу.
– Знаешь, а я ведь когда-то пообещала Брюсу, что в случае чего уйду в горы! – неожиданно для себя самой выпалила Пенни. – Уверена, там бы я пригодилась! Но у меня нет ни документов, ни провожатого, который взялся бы отвести меня в горы. Конечно, можно попробовать и самой. Но в деревнях любой незнакомый человек сразу же бросается в глаза. Да у меня и карты даже нет, не знаю, куда идти.
– Хочешь, я поговорю о тебе с Андреасом? Вдруг у него появятся конкретные идеи на твой счет.
– А еще Брюс сказал мне, чтобы я обязательно перекрасила волосы. А я даже не знаю, как это делается.
– О, покраску волос предоставь мне. Когда придешь к нам в следующий раз, я из тебя моментально сделаю жгучую брюнетку.
Они подошли к бухте и остановились на берегу.
– Завидую я тебе, Пенни! – вздохнула Йоланда. – Ты свободна в своем выборе. Не то что я.
Пенни с сомнением покачала в ответ головой:
– Не завидуй. Свобода – это еще не все. Зато рядом с тобой – любящая семья, родные, близкие. А главное, у тебя есть любовь. Вот и посуди сама, кто из нас двоих на сегодняшний день богаче.
2001 год
Рынок постепенно пустел. Откуда-то из-за углов на свет божий повылазили бродячие собаки. Они стали методично, ряд за рядом, прочесывать базар в поисках лакомых кусочков из обрези и косточек, ненароком упавших на землю. Погруженная в свои воспоминания о том последнем ужине в доме Йоланды, я совсем позабыла о времени. Ах, каким счастьем стало для меня обретение подруги в то кошмарное лето! Можно сказать, именно она не дала мне тогда сойти с ума. Война – всегда разлучница! Она разъединяет близких людей, друзей, целые семьи, вырывает детей из объятий материй, от жен отнимает мужей и навсегда разлучает влюбленных.
В то страшное время каждый спасался как мог. Одни уходили в горы, искали укрытия в пещерах, превращали их, подобно животным, в свои норы, в свои жилища, защищавшие их от холода зимой и от изнуряющего зноя летом. Другие, как семья Маркосов, искали спасения в катакомбах, в подвалах, в подземельях. Но главное – чтобы все вместе, так они думали…
– Тетя, ты рада, что снова приехала на Крит? – прервала Лоис ход моих невеселых мыслей.
– А это правда, что ты была монахиней? – подал голос Алекс и окинул меня внимательным взглядом.
– Вот и Йоланда когда-то спрашивала меня о том же! – ответила я, все еще пребывая в плену у прошлого.
– А ты познакомишь нас с ней?
– Нет.
– А почему?
– Давай больше не будем портить такой чудесный день всякими невеселыми воспоминаниями о прошлом, ладно? – сказала я ребенку. – И вообще, не пора ли нам домой, а?
Часть 3 Сопротивление
Все хорошие слова в этом мире написаны чернилами.
И только слово Свобода нужно писать кровью собственного сердца.
Критская народная песня1
2001 год
Такси везло Райнера по старой дороге на Ираклион. Дорога то петляла среди гор, то шла вверх, то бежала вниз, устремляясь к равнине Аскифу. Современное шоссе, не имеющее ничего общего с теми горными тропами и руслами пересохших рек, по которым когда-то приходилось карабкаться наверх их карательным экспедициям.
– Вам нужно обязательно посетить мемориальный музей в горах! – посоветовали ему в отеле. – Второго такого музея нет на всем Крите.
И вот они свернули на проселочную дорогу, ведущую к деревне Карес, а Райнер с недоумением подумал, что и сам не может толком объяснить, зачем он тащится в этот музей. Музей, впрочем, действительно оказался по-своему уникальным. Груды ржавой военной техники возле входа в старый дом. Навстречу им вышел мужчина в черной рубашке и галифе и, представившись Георгосом Атзидакисом, сказал, что именно он является владельцем всей этой внушительной коллекции военной техники и оружия.
Все внутреннее пространство дома тоже было заполнено экспонатами: плакаты, полевые винтовки, которых Райнер не видел уже лет шестьдесят, радиопередатчики, шлемы, каски, револьверы, медицинские инструменты. По словам Георгоса, коллекцию он начал собирать еще десятилетним мальчишкой в 1941 году, когда битва за Крит докатилась и до дверей родительского дома.
Он видел все: как отступали англичане, как немцы преследовали их, а потом по одному вылавливали тех, кто не успел эвакуироваться вместе с основными силами. Кого-то добивали, кого-то брали в плен.
– Мы видел всё своими глазами, – сообщил он на ломаном английском языке супружеской чете из Великобритании. И с гордостью добавил: – Музей заменил мне семью. Здесь у меня, как в доброй семье, любимчиков нет: все равны.
Потом он угощал гостей ракией и бисквитами и, бросив хитроватый взгляд в сторону Райнера, поинтересовался у него:
– А вам доводилось бывать в здешних местах?
Райнер кивнул.
– Но не в момент отступления англичан. Я тогда был ранен. – Он хлопнул себя по ноге, словно оправдываясь перед владельцем музея. Дескать, ни с чем таким я в те годы не был связан. – Я попал в ваши места позже. Тут тогда и дорог-то не было. Одни горные тропы через перевалы.
– Да, мы тогда до Ханьи добирались два дня. Не то что сейчас! Всего час прямиком по шоссе, и там! Остров стал совсем маленьким, скукожился, словно прошлогодний лист. Не то что человеческая память! В памяти хранится всё.
– Да, память хранит много чего плохого! – поспешил согласиться с ним Райнер. Лучше озвучить эту суровую истину первым.
Георгос флегматично пожал плечами и кивнул в сторону своих экспонатов.
– У нас здесь нет ни правых, ни виноватых. Все это лишь свидетельство времени. Да и я сам тоже осколок той эпохи. – Он закатал штанину и показал глубокий шрам на ноге. – След от шрапнели! – пояснил он и добавил: – Той бомбой убило моего дядю и брата. Бомбы, знаете ли, сыпались с неба градом. А не выпить ли нам еще по стаканчику ракии? Сегодня сюда приезжают многие из тех, кто воевал когда-то на Крите. Тянет, видно, на места былых сражений.
Райнер поплелся за хозяином музея, бросив супружескую чету изучать многочисленные свидетельства минувшей эпохи: газеты, фотографии, плакаты, развешанные по стенам. Но лично с него впечатлений на сегодня хватит.
Вторая порция ракии ударила в голову. Захотелось присесть в теньке и перевести дыхание. Водитель такси терпеливо дожидался, когда клиент придет в норму, чтобы отправиться в обратный путь. Райнер сидел на скамейке и отрешенно разглядывал окрестности.
Какой мирный пейзаж! Все дышит негой и покоем. Аккуратно возделанные поля, нарядные домики, палисадники, утопающие в соцветиях роз и герани.
Да, совсем другими предстали все эти деревни перед ним тогда, шестьдесят лет назад. Тяжелое было время, полное неопределенности и упорной борьбы за остров. Сколько жертв было принесено тогда – и ради чего? Райнер глянул на груду ржавого оружия у входа в музей. Когда-то оно сеяло смерть, наводило страх, а теперь превратилось в кучу обычного металлолома. Почему со временем любое оружие превращается в хлам?
