Барбара Вайн - Ковер царя Соломона
В лондонских конторах очень часто устраивают подобные комнаты. Они предназначены для тех сотрудников, которые живут за городом и не могут добраться домой, в тех случаях, когда поезда отменяются из-за забастовок или непогоды. В конце января, когда на Лондон обрушился шторм и поезда на Суррей и Сассекс не ходили, двое директоров Алисиной конторы вынуждены были переночевать в «аварийке». Мартин Энджелл спал на матрасе, положенном на пол, а Джеймс Кристиансон – на голой кроватной сетке. Поздно вечером, когда Джеймс отправился купить хлеба и кофе, Мартин вынужден был открывать ему дверь, потому что у того не было ключей. Оказалось, что существуют всего два полных комплекта ключей от конторы. Поэтому Джеймс Кристиансон, предвидя, что «аварийка» может понадобиться еще не раз, поручил своей секретарше заказать пару комплектов.
Но Алиса сделала три.
Вообще-то, это было не в ее правилах и до этого она никогда в жизни не совершала ничего подобного. Наверное, на нее нашло какое-то затмение. Присущие ей рассудительность, мораль и этические нормы – все куда-то делось, рассеялось как дым. Ее пугало то новое, что она каждый день открывала в себе, то, на что оказывалась способна. Изготовление дополнительного набора ключей было едва ли не преступлением, обманом доверившихся ей людей. Она спрашивала саму себя, где находятся границы, за которые она не посмеет выйти, и есть ли они вообще.
Если Аксель прикажет украсть – она украдет. А вдруг он скажет, чтобы она убила Тома? Как она тогда поступит? Нет, он никогда такого не потребует! Алиса цеплялась за эту последнюю мысль. Наверное, именно так происходит с теми, кто, подпадая под влияние убийцы, помогает совершить преступление, просто потому, что ему велят. Это не было так называемым folie à deux[29], потому что в этом случае предполагается взаимное влияние партнеров. А Алиса не верила, что ее собственные идеи и желания могут иметь хоть какое-то влияние на Акселя.
О Майке и Кэтрин она уже почти забыла. Они стали просто тенями из ее прошлого, оставшегося где-то позади. Место постылого мужа занял Том. Сейчас молодая женщина воспринимала его именно так. Сам же он был уверен, что она отвергает его из-за несостоятельности, отказа вернуться в университет и найти работу, из-за неспособности выпросить у бабушки денег, из-за его бедности, наконец. Что же, пусть лучше так и думает, чем встретится с правдой лицом к лицу, решила скрипачка.
Влюблена ли она теперь? Действительно ли это любовь или только одержимость? И в чем разница? Во всяком случае, один положительный результат от всего этого был: она стала лучше играть.
В отличие от иностранных учительниц из романов, изрекающих что-то вроде: «Я научила тебя всему, что знаю! Теперь все в твоих руках!» или: «Это я должна теперь у тебя учиться», мадам Донская ничего такого не заявила. Но она не стала и брать в руки скрипку, чтобы своей игрой заставить ученицу устыдиться и понять, сколь многому ей еще надо научиться. Наверное, Елена была не в курсе предписанных романами сценариев поведения. Она сказала лишь:
– Что же, неплохо.
В ее устах это было высшей похвалой. Не исключено, что на Алису повлияла эта похвала, а может быть, с ней произошло нечто обратное тому, что случилось с Сибилой Вэйн, потерявшей актерский талант, влюбившись в Дориана Грея. Как бы то ни было, она считала, что играет безупречно. Впрочем, когда занятие закончилось – а этот урок был предпоследним, – учительница снова взялась твердить о Йегуди Менухине, а еще немного о записи музыки двадцатых-тридцатых годов, сделанной им совместно со Стефаном Граппелли. Вернувшись домой, Алиса написала в Бриттен-Пирс, чтобы узнать, не примут ли ее на двухнедельный мастер-класс.
В день, когда разразился шторм и метро остановилось, Том со своей флейтой застрял на внезапно застывшем эскалаторе, и ему пришлось возвращаться домой пешком. А Алиса в это время играла для Акселя на скрипке в кабинете рисования. Он сам ее пригласил. Было холодно, и за окном завывал ветер: он бился в окна, ломал ветви деревьев. В «переходном классе» разбилось стекло, и Тина, зайдя туда утром, обнаружила, что в него попал кусок черепицы, сорванный с дома напротив. Но Джонас не обращал на ветер внимания. Он вел себя совершенно обычно, так, словно был обыкновенный тихий вечер.
Подойдя к двери его комнаты, Алиса, прежде чем постучать, на мгновение замешкалась. Аксель потом посмеялся над ее щепетильностью:
– Чем, ты думала, я здесь занимаюсь?
При встречах с ним молодая женщина никогда много не говорила. Обнаружилось, что ей сложно общаться с ним. Джонас обнял ее, а точнее, схватил. В первый раз Алиса увидела его без пальто, и ее поразила его худоба. Когда он прижался к ней, она почувствовала, как костлявы его руки, а затем ощутила его эрекцию – как еще одну кость, упершуюся ей в живот. Что до нее, то она уже почти привыкла к своему постоянному желанию, такому сильному, что ей становилось дурно.
Почему же он так спокоен, так будничен? Как он может теперь просто улыбаться? Скрипачка всегда была уверена, что мужчины куда хуже женщин держат себя в руках, а ведь он явно был возбужден! Но Аксель только рассмеялся, отстранил ее от себя, сам открыл футляр и достал скрипку:
– Давай, сыграй мне.
– Не знаю, что тебе сыграть, – нерешительно пробормотала его подруга.
Джонас как-то странно, искоса глянул на нее. Его голубые глаза сверкнули.
– Что-нибудь такое, романтичное, – попросил он.
Когда-то она переложила для скрипки знаменитый вальс из «Кавалера розы» и помнила его наизусть. Ее друг знал этот отрывок. Алиса видела, как он шевелит губами, беззвучно проговаривая слова о том, что с ним все ночи будут слишком коротки: «Mit mir, mit mir, keine nacht ist zu lang». Подходящие слова. Пальцы скрипачки неуверенно дернулись, и она сфальшивила. Ее слушатель вздрогнул, а ей потребовалось все ее самообладание, чтобы не разреветься. Но играть она перестала:
– Боюсь, я сегодня не в форме.
– Да, – односложно буркнул мужчина уничижающим тоном.
Потом они ласкали друг друга. Он целовал ее тело, после чего, смеясь, заявил, что ей надо уходить, вновь повторив, что они находятся под одной крышей с Томом, пусть даже его и нет дома.
Она отдала ему ключи.
При этом женщина нервничала из-за убожества комнаты, пошлости всей этой затеи, всяческих недомолвок и нечестным способом добытых ключей. Алиса снова и снова спрашивала себя: почему снять комнату в гостинице было бы неприлично, а провести ночь здесь – нет? Она не верила, что Аксель не может себе позволить таких трат – скорее, наоборот, она была уверена, что он богат, но не хочет этого показывать.
Кое-кто сказал бы, что налет постыдности придает всей этой истории некоторую пикантность, Алиса читала о подобном. Она не знала, был ли Аксель из таких людей, но нисколько не удивилась бы, если бы так оно и оказалось. Может быть, его возбуждает привкус опасности? Сама скрипачка полагала, что их прятки в офисном здании, безмолвные молитвы о том, чтобы все наконец убрались домой, выглядывание в окна и перестилание грязных простыней, должны были убить всякое желание. Но не убили.
Он опаздывал. Она заранее знала, что так и будет, но все равно нервничала. Алиса уже давно поняла, что ее любимому нравится заставлять людей ждать. Вот ей, когда ее ждал Том, это было безразлично, никакого садистского удовольствия она не испытывала.
Молодая женщина спустилась вниз на лифте, а потом поднялась пешком по лестнице, чтобы, зайдя внутрь, ее гость мог сразу сесть в лифт. Это был просто способ убить время ожидания. Наверху, в комнатке, где она уже поменяла простыни, ей вдруг вспомнилась Кэтрин. Ребенок показался ей ужасно далеким – маленькой куколкой в конце длинного туннеля. Неужели это ее дочь? Невозможно. Это был только сон, весь ее коротенький брак был сном.
Алиса подтянула простыню и поправила одеяло. Грубое приглашение, исходящее от раскрытой постели, смущало ее. С другой стороны, стоит ей привести постель в порядок и закрыть за собой дверь, потеряв всякую надежду, как появится Аксель. Скрипачка снова спустилась вниз, посмотрела на ожидающий его открытый лифт и двинулась обратно наверх. «Я не хочу вечно его ждать, – думала она, – я больше не буду его ждать, еще полчаса – и все». Но она понимала, что это неправда. Она будет ждать его всю ночь.
Поднявшись, женщина услышала наверху шаги. Там кто-то был. Ей не пришло в голову, что это мог быть Аксель, что он просто решил подняться по другой лестнице. Она знала только, что никто не сел в лифт, по-прежнему стоявший на первом этаже.
Алиса замерла у двери комнаты и прислушалась. Свет на лестнице был выключен, она сама выключила его, когда поднималась. «Любовь не должна быть такой, – подумалось ей, – запланированной, рассчитанной, продуманной. Все должно происходить спонтанно, просто потому, что двое любят друг друга. Как бы там ни было, он уже не придет, я больше его не увижу».
