Грэм Джойс - Там, где кончается волшебство
Глейстер сдвинул очки на переносицу:
– Какой-то бред. Я не понял ни единого слова.
– Сегодня я услышал вполне достаточно, – сказал вдруг Блум. – Мне кажется, девушке будет лучше среди друзей.
– Что?! – вскрикнул Глейстер; Кавендиш моментально развернулась к Блуму.
– Жена полицейского, профессор акушерского колледжа, уважаемая учительница. Совершенно очевидно, что она тут под хорошим присмотром.
– Какой неожиданный поворот событий, – заметила Кавендиш.
– Под хорошим присмотром, говорите вы? – метался Глейстер. У него будто почва из-под ног ушла. – Лукреция Борджиа тоже была под неплохим присмотром.
– Осока не отравительница! – рявкнула Грета.
– Ах нет? – продолжил Глейстер. – А я слыхал другое.
– Простите, у нас здесь что? – встрял Блум. – Тайное судилище? Я принял решение.
– А я вот нет! – воскликнул Глейстер.
– Я полагаю, что тоже приняла решение, – молвила Кавендиш, захлопывая папку с документами. – Да.
Грета взглянула на меня поверх очков и улыбнулась в своей убийственной манере – до ушей. Я ей ответила нервозной скомканной ужимкой, а сама не переставая думала о Джудит и Блуме. Бедная Джудит, думала я, и на твою долю выпало немало печали. Бедная Джудит. Чудесная Джудит.
33
С тех пор я ничего от них не слышала. Мне не писали, заключения экспертизы никто не присылал. И хотя трое достойнейших господ решили не пользоваться своим негласным правом признать меня буйнопомешанной и запихнуть в дом пыток, где прежде держали Мамочку, нормальной они меня тоже не признали. Наверное, записали в категорию «недоказанных».
К счастью, забот у меня и без них хватало. К утру понедельника от меня ждали гигантский пирог. Страстную пятницу я собиралась посвятить сбору компонентов, субботу – шинковке и обработке, а воскресенье – тушению и выпеканию. С замешиванием теста – а это тонкое и недооцененное умение – мне, слава богу, должны были помочь. Планировалось, что две женщины принесут с собой огромный противень и выложат на него раскатанное тесто. Поскольку ни в одну домашнюю плиту такой гигант не влез бы, потом полуготовый пирог должны были забрать в пекарню и к утру Светлого понедельника запечь.
Но на этом список моих важных дел не заканчивался. Перво-наперво я отправилась на церковное кладбище. Какие-то добрые люди уже выправили надгробный камень и слегка прибрались. Я прибралась потщательнее и стерла с камня гадкие слова: они сошли, как я и предполагала, легко. Поставив в вазу свежие цветы, я посмотрела на могилу и сочла, что она выглядит вполне пристойно, если кому-то есть до этого дело.
Затем нужно было наведаться на ферму Крокера. Умывшись и пригладив волосы – они уже начали отрастать и чуточку топорщились, хотя довольно симпатично, – я капельку подкрасила глаза и губы. Но только капельку.
Когда я добралась до фермы, солнце светило так мягко, а ветерок так ласково обдувал лицо, что я почувствовала прилив уверенности в себе. В кустарниках царила весенняя сумятица и неразбериха; в канавах россыпями бриллиантов сверкали незабудки, примулы и вики. Чез с Люком сидели рядом со своим любимым детищем – строящимся парником – и курили. Парник, похоже, был готов: он радостно поблескивал новенькими стеклами. С ними был парень, которого я раньше никогда не видела. Напялил темные очки, пижон. Смешно: ведь солнце хоть и светило, но не сказать чтобы ярко. Но и умом он, видно, тоже не блистал. Увидев меня, разинул рот.
Чез поднял голову и ласково поздоровался:
– Привет.
Люк вяло помахал рукой.
– Что собираетесь выращивать? – поинтересовалась я.
– Да травы, – ответил Люк. – Ты же знаешь, травы сейчас в чести. – И почему-то все трое засмеялись.
Я покраснела и спросила Чеза, можно ли его на минутку. Он встал, отряхнул пятую точку измазанными в шпаклевке руками и отвел меня в сторонку. Пока мы шли, я слышала, как парень в темных очках высказался: «Сексуальненькая». Но Люк приложил палец к губам, будто предупреждая, чтобы тот поосторожнее выбирал слова.
Когда мы вышли за пределы слышимости, Чез сказал:
– Я слышал, ты пирог печешь. А иноземцам можно присутствовать на вашем пире духа в понедельник?
– Люди приезжают из разных мест. Пирог для всех. Послушай, я пришла извиниться. Теперь по-настоящему.
– Да что ты говоришь.
– Похоже, я ошиблась.
– Похоже на то.
– Наверное, я просто этого хотела, и ты хотел, но мы бы все равно не стали. Не здесь. Возможно, все и случилось, только в другом месте. – Тут я услышала в голове Мамочкин голос: «Всё происки бесенка». И видимо, сказала это вслух.
– Что-что?
– Мамочка говорила, что если между людьми есть чувство, то все может произойти, только не здесь. А там, где им ничто не помешает. Если здесь почему-то не вышло. – Я вспыхнула. – Она называла это «происками бесенка».
Чез улыбнулся:
– Ты мухоморов не объелась, часом?
– Кончай шутить.
– Прости.
– Нет, это я прошу у тебя прощения. Я оболгала тебя и извиняюсь. Теперь я перед тобой в долгу.
– Да брось ты.
– Ничего не брось. Я хочу оплатить его, поэтому разрешаю тебе поймать двух зайцев. Ты только представь – они готовят заячий пирог с говядиной! Не бред ли! Ведь Пасха – единственное время, когда можно есть зайца. А разрешениями на ловлю зайцев ведаю я, и я тебе его даю. Ты справишься. И зайцы сейчас не будут против.
Чез почесал репу.
– Значит, разрешениями ведаешь ты?
– Да, я.
– Как это получилось?
– Я получила благословение от Мамочки.
– Но почему именно ты?
– Это уж мое дело. Так ты возьмешься?
– Разве зайцу не нужно отвисеться три дня?
– Не обязательно.
– Вот, значит, как ты просишь у меня прощения? Заставляя гоняться по полям за зайцами?
– Да, потому что у тебя это хорошо получается, а зайцы мне нужны самое позднее к полудню в воскресенье.
– Ты странная, Осока.
– Странная – это не всегда плохо.
Он пшикнул и еле слышно произнес: «Красота». Не знаю уж, о чем это он. Потом развернулся и зашагал к Люку. Свистнул собак. Две старые борзые и гончая выскочили из дома, затявкали, раскрыли пасти. Слюна течет, глаза горят от предвкушения.
– Друг, что наклевывается? – осведомился новый хиппи – тот, что в очках.
– Я отправляюсь на охоту. Пойду капканы проверю. Люк, ты со мной?
– Нет, я лучше останусь и реально покайфую, – ответил Люк, которого приглашение на охоту застало за скручиванием косяка.
И Чез пошел один.
– Вот это круто, – произнес парнишка в темных очках, по-прежнему разинув рот. – Ништяк.
Суббота пролетела за нарезанием продуктов для начинки. Я распахнула окна, двери и включила на полную катушку «Зеленый лук» – пусть слышат все, кто хочет. Нашинковала гору картошки и лука – зеленого лука, в пирог идет именно зеленый лук – и приготовила бульон. Пришлось изрядно потрудиться. Хрясь-хрясь-хрясь. И так по несколько фунтов каждого продукта. Я резала очень острым ножом, а если он тупился, затачивала о каменную ступеньку. Еще я нарубила зелень. Потом взялась за крайне тонкие штуки – такие деликатные и тайные, что, по-хорошему, их следовало растереть в пыль, чтобы никто не разглядел. Сняла с балок душистые пучки травы, достала с верхних полок старые банки и принялась за дело.
Днем в белом фургоне прикатил мясник – розовощекий, энергичный малый. Привез говядину для пирога. Она была завернута в коричневую, пятнистую от крови бумагу, перевязанную бечевкой. Спросил, куда положить. Они всегда так спрашивают. Я показала на раковину.
Говядину нужно было нарезать небольшими кубиками. На это я убила кучу времени. Пока я с нею разбиралась, веселый бакалейщик доставил сало и муку. Он складывал все штабелями на столе, а я, не останавливаясь, рубила мясо.
– Ну и работки на тебя свалилось! – воскликнул он.
Оказывается, с ним собирались передать еще и специи. Мне только специй не хватало, сказала я, и мы хорошо посмеялись.
Так я и провозилась до позднего вечера – тушила на медленном огне то, что уже нарезала, и резала то, что предстояло потушить. Когда стемнело, ко мне зашла Джудит – по пути на ферму к Чезу. Впустив ее, я сразу же вернулась к работе: с Джудит можно было не церемониться.
– Что ты там делаешь? – вполне невинно поинтересовалась она. Увидев банку с обрезками Мамочкиных волос и ногтей, воскликнула: – Ох ты!
– Не одобряешь?
– Нет. Почему же.
– Я разговаривала с Чезом, – сказала я.
– Знаю. Со мной у него нет времени встречаться. Все охотится на зайцев, для тебя.
– А знаешь что? – вдруг вспомнила я и положила нож с пестиком на стол. – Есть одна штука, которая, возможно, зарядит Чезово орудие. Мне Мамочка рассказывала, а ты наверняка о таком даже не слышала.
– Так-так, я вся внимание.
Узнав, о чем я говорю, она немало изумилась и сказала, что действительно слышит об этом снадобье впервые.
– Попробуй, чем черт не шутит.
