Энн Тайлер - Катушка синих ниток
Дэн, который ждал в дверях Реда, подмигнул ей. Он любил подшучивать над влюбленностью Реда, называл его «твой воздыхатель». Обычно это вызывало у нее улыбку, но сегодня она невозмутимо продолжила убирать со стола, и через минуту Ред с Дэном вышли из комнаты.
Эбби положила приборы рядом с раковиной, где миссис Уитшенк мыла бокалы, и вернулась в гостиную. Там мистер Уитшенк тянул с блюда липкий кусок персикового коблера. При виде Эбби он замер, но тут же вызывающе дернул подбородком, закинул пирог в рот и демонстративно вытер пальцы о салфетку.
Эбби произнесла:
– Вам, должно быть, приходится непросто, мистер Уитшенк.
Его пальцы на салфетке замерли.
– О чем это ты?
– Вы рады, что дочь выходит за богатого парня, но вас раздражает, что богатые парни жутко избалованные. Вы хотите, чтобы сын попал в высший свет, но злитесь, когда он вежлив с этими господами. И так плохо, и этак нехорошо, да?
– Ну вот что, маленькая мисси, нечего со мной так разговаривать, – процедил он.
Она чуть не задыхалась от своей дерзости, однако стояла на своем:
– Так что? Я права?
– Я горжусь своими детьми. – В голосе мистера Уитшенка звучал металл. – Чего твой отец, полагаю, никогда не скажет о тебе, с твоим-то язычком.
– Мой отец очень мной гордится, – заявила Эбби.
– Что же, возможно, тут нечему удивляться, учитывая, откуда ты родом.
Эбби открыла рот, но тотчас его закрыла. Схватила блюдо и прошествовала на кухню, с очень прямой спиной и высоко подняв голову.
Миссис Уитшенк уже не мыла посуду, а вытирала ту, что скопилась на сушке. Эбби забрала у нее полотенце, и миссис Уитшенк сказала:
– Вот спасибо, милая.
Казалось, она не замечает, что у Эбби трясутся руки, Эбби же горько торжествовала и одновременно была уязвлена до глубины души. Кто-кто, а он, с его постыдным сомнительным прошлым, не смеет даже заикаться о ее происхождении! У нее на редкость достойная семья, есть чем похвастаться. Прапрадедушка, например, в свое время спас короля. И пусть спасение заключалось лишь в том, что он помог вытащить колесо кареты из глубокой колеи, но король, гласила легенда, кивнул ему лично. А двоюродная бабушка с Запада училась в колледже вместе с Уиллой Кэсер[41], хоть и не знала тогда, кем та впоследствии станет. В Далтонах нет ни капли простонародного, второсортного, и пусть их дом размерами не отличается, зато они ладят с соседями.
Миссис Уитшенк между тем говорила о посудомоечных машинах. Она не понимала, зачем они нужны.
– Бог мой, да где еще и поболтать приятно, если не за мытьем посуды! А Джуниор хочет машину. Спит и видит, как мы пойдем и купим ее.
– Но что он в этом понимает? – возмутилась Эбби.
Миссис Уитшенк затихла. А потом сказала:
– Просто думает облегчить мне жизнь.
Эбби яростно терла тарелку.
– Джуниора не всегда понимают, – произнесла миссис Уитшенк. – Но человек он куда лучше, чем тебе кажется, милая.
– Угу, – буркнула Эбби.
Миссис Уитшенк улыбнулась.
– Иди, пожалуйста, посмотри на крыльце, – попросила она, – не осталось там еще тарелок?
Эбби рада была уйти. А то наговорит чего не следует и будет потом жалеть.
На крыльце никто не сидел. Она наклонилась, взяла мисочку из-под хлопьев и ложку Меррик, выпрямилась, осмотрела лужайку. Обе бензопилы молчали. Воздух казался странно ярким – видно, спиленное дерево загораживало свет больше, чем она думала. Сейчас оно лежало верхушкой к дороге, и Лэндис разматывал веревку, которой обвязали крону. Дэн устроил перекур, Эрл и Уорд грузили тачку, а Ред стоял у спиленного пня, опустив голову.
По его позе казалось, что он думает о случившемся за ланчем, и Эбби быстро отвернулась: хорошо бы он не заметил, что она его видела. Но, уже отворачиваясь, поняла, что он всего лишь считает древесные кольца.
После всей сегодняшней кутерьмы – тяжкого труда в грохоте и изнуряющей жаре, перебранки с соседом и неприятной сцены с отцом – Ред спокойно изучал пень, считал, сколько лет дереву.
Чем он ее так умилил? Своей сосредоточенностью? Тем, что спокойно, без обид снес оскорбления? «А, это, – будто бы говорил он. – Какие пустяки. Все семьи ссорятся и мирятся; давайте лучше посмотрим, сколько тут колец».
В душе Эбби посветлело, как посветлела без дерева лужайка. Эбби вернулась в дом, ступая легко, почти беззвучно.
– Ну что там? – спросила миссис Уитшенк. Она протирала рабочие поверхности; все кастрюли и сковородки были уже вычищены и убраны.
Эбби отрапортовала:
– Дерево повалили, Митч пока не появился. Дэн курит, Уорд, Эрл и Лэндис расчищают двор, а Ред считает древесные кольца.
– Древесные кольца? – переспросила миссис Уитшенк. А затем, решив, что Эбби, вероятно, ничего не понимает в ботанике, добавила: – Это чтобы узнать возраст.
– После всей суматохи он стоит и выясняет это. – Эбби, очень неожиданно для себя, совершенно не понимая причины, почувствовала, что сейчас заплачет. – Он очень хороший, миссис Уитшенк.
Миссис Уитшенк удивленно подняла глаза и улыбнулась – безмятежно, довольно, радостно, и глаза ее сделались похожи на два завитка.
– Ну конечно, он хороший, милая.
Эбби опять вышла на крыльцо и села на качели. День был чудесный, желтовато-зеленый, с легким ветерком и фантастическим небом – нереально синим, как банка крема «Нокзема», и она собиралась сказать Реду, что с удовольствием поедет с ним на свадьбу. Но пока сидела и держала это при себе – крепко-крепко прижимая к сердцу.
Она оттолкнулась ногой и медленно закачалась, рассеянно поглаживая снизу знакомые шершавые подлокотники. Она смотрела на Дэна, следила за ним с какой-то смутной печалью. Он бросил сигарету, затоптал ее, взял топор и неторопливо направился к ветке, валявшейся поодаль. Ох, что за мир, что за мир. Как там дальше? «Кто бы мог подумать, – всхлипнула ведьма, – что такая милая малышка разрушит мое прекрасное колдовство?»
Да. Эбби встала с качелей и, с каждым шагом все больше преисполняясь счастливой уверенностью, пошла к Реду.
Часть третья
Ведро синей краски
1Во всех комнатах, кроме кухни, раздвижные двери, и над каждой – резная решетка для вентиляции летом. Окна вделаны так прочно, что не дребезжат и при самом сильном ветре. Холл второго этажа огражден округлыми перилами, лестница изящным поворотом выводит вниз, к входу. Полы деревянные, из старого каштана. Фурнитура медная, вся: и солидные ручки-шишаки на дверях и шкафах, и даже рогатины для шнуров от темно-синих льняных штор, что каждую весну извлекаются с чердака. В каждой комнате и наверху и внизу – потолочный вентилятор с деревянными лопастями, а на крыльце целых три. Вентилятор в холле – шесть с половиной футов в диаметре.
Миссис Брилл желала повесить в холле большую люстру – хрустальную, сверкающую, этакий перевернутый свадебный торт. Глупая баба. Джуниор разубедил ее, сославшись на непрактичность: из-за малейшей, мол, паутинки придется вызывать рабочего с шестнадцатифутовой лестницей, но при этом «забыл» упомянуть, что для другого клиента придумал весьма хитроумный механизм, опускающий при необходимости светильник. Не устраивало Джуниора, конечно, другое обстоятельство – люстра не годилась по стилю. Ведь дом был прост, как ящик, вручную обитый тканью, прост – но безупречен, о чем лучше всех знал Джуниор, который его построил. Он предусмотрел каждую мелочь и лично занимался всем, за исключением того, что лучше поручить специалистам. Мелкую черно-белую плитку в ванной, например, клали двое братьев из Маленькой Италии – района, где не говорили по-английски. Лестница, впрочем, и балясины, входящие в ступени сквозь вручную прорезанные отверстия, и раздвижные двери, почти беззвучно выскальзывавшие из стен, – это делал Джуниор. В обычной жизни он отличался нагловатостью и торопливостью, проезжал знаки «Стоп», не коснувшись педали тормоза и кончиком пальца, жадно заглатывал еду и питье, приказывал заикавшемуся ребенку «наконец разродиться», но при строительстве домов был терпелив как никто.
Миссис Брилл хотела еще бархатные обои в гостиной, ковровые покрытия в спальнях и полукруглый красно-синий витраж над входной дверью. Ничего этого она не получила. Ха! Джуниору практически всегда удавалось ее переспорить. Главным образом, как в случае с люстрой, он ссылался на непрактичность, но, если надо, не стеснялся намекнуть и на дурновкусие.
– Вот что, миссис Брилл, – говорил он, – я уж не знаю почему, но этак не делается. У Ремингтонов не так, и у Уорингов тоже.
Эти два гилфордских семейства пользовались особенным уважением миссис Брилл. И та отступа-да: «Что ж, полагаю, вам лучше знать», и Джуниор действовал по своей задумке. Ведь это, в конце концов, был дом всей его жизни (как у других мужчин бывает любовь всей жизни), и вопреки всякой логике он верил, что в один прекрасный день тут поселится. Семья Брилл въехала и захламила просторные комнаты пошлыми финтифлюшками, но Джуниор сохранял безмятежный оптимизм. А когда миссис Брилл начала жаловаться на изоляцию, на удаленность от центра города, когда устроила истерику, обнаружив на террасе воровские инструменты, Джуниор буквально услышал щелчок, с которым его мир повернулся и встал на положенное место. Наконец-то дом перейдет к нему.
