Катрин Панколь - Гортензия в маленьком черном платье
– Однако вы суровы, Елена.
– Нет, я справедлива. Кризис все изменил. Женщинам стала нужна одежда, которую можно носить и которая делает их красивыми. Когда я давеча спросила у Гортензии, о ком она думает, когда рисует свои модели, она посмотрела на меня с недоумением, словно я задала глупый вопрос, и ответила: «Ну, конечно, о себе!» Она не витает в облаках, а обеими ногами стоит на земле. А ее коллекция, ну, скажем так, то, что я из нее видела, делает немодным все, что было до нее: в ней есть утонченность силуэта, сдержанная цветовая гамма, заимствования из мужской моды и, главное, та самая магическая ткань, которая маскирует лишний вес и создает прекрасную линию. В общем, с девушкой все хорошо. Я жду только вашего суждения о ее готовности сотрудничать с нами.
– Я не знал, что мое мнение может быть так важно, – пробормотал Робер, с надутым видом приглаживая бровь.
– О! Какой вы, оказывается, упрямый! Вы, я смотрю, не изменились. Не принимайте так близко к сердцу, я очень вас люблю. Теперь вы довольны?
Робер пробормотал что-то невразумительное, уставившись в пол.
– Ну разве я пригласила бы вас сюда, если бы не хотела, чтобы вы приняли участие в проекте. Разве я вас не ценю, не уважаю. Вы слишком серьезны для меня, вот и все. Нет в вас порыва, нет безумия. Всегда вам этого не хватало.
– Это вы всегда слишком спешите, Елена.
Елена занервничала, замахала длинными пальцами, унизанными кольцами. Показывая, что хотела бы сменить тему.
– Вы принесли мне те данные, о которых я просила?
– Они в моей комнате, пойду схожу за ними.
Он поднялся с сожалением, словно ему хотелось, чтобы Елена еще что-нибудь добавила о своей привязанности к нему.
– Вы заставили меня очень страдать и сами это знаете.
– Я не заставляла вас страдать, Робер. Вы испугались, вот и все. Не надо переписывать историю. Я терпеть не могу, когда меня начинают в чем-то обвинять. Сходите за данными, я подожду вас здесь.
Он вышел, клокоча от ярости. Елена посмотрела ему вслед. Дитя! У этого шестидесятилетнего мужчины замашки подростка. И однако же это самый расчетливый и осмотрительный делец, которого она знает. Ни разу ей не удалось уличить его в чем-то, застать врасплох. Он нужен ей, нужно постараться его не обижать. А то он еще откажется от участия в ее плане.
Она закусила ноготь и глубоко вздохнула, чтобы унять сердцебиение. Ей уже знакома была эта смесь возбуждения и страха. Тревога ожидания, щемящая тоска: а вдруг не получится? «Я уже испытывала эти ощущения, но на этот раз я уверена в том, что победа будет за мной. Я не позволю себя списать со счетов. Конец нью-йоркскому заточению, я начинаю действовать. Перехожу в наступление».
Вернулся Робер, в руках он держал толстую папку.
Он сел, положил ее на колени, открыл и объявил:
– Я нашел вам статистические данные о самых крупных французских и итальянских фирмах, ибо именно они держат первенство в мире моды. Здесь самые разнообразные цифры. Приведу вам несколько примеров. Вот, возьмем «Прада»: оборот увеличился за 2012 год на двадцать девять процентов! А за первые девять месяцев 2013 года у них уже пятьдесят процентов прибыли.
– Ну и кто там главный? Женщина! Una donna!
– У Стеллы Маккартни, раз уж мы заговорили о женщинах, прибыль поднялась в 2012 году на тридцать процентов. Торговый дом «Селин» – глядите-ка, еще одна женщина!
– Я это вам и пытаюсь сказать, Робер! Girl, girl, girl! Я в очередной раз попала в яблочко!
– У «Селин» за три года вдвое увеличились продажи. Мода – единственная отрасль, которая смеется над кризисом. Но радуются не только крупные фирмы. Небольшие модельные дома тоже накапливают прибыли. Как, например, небольшое семейное предприятие Брунелло Кучинелли, которое производит в одной умбрийской деревушке кашемировые свитера. Годовой оборот в прошлом году у них достиг двести семьдесят девять миллионов евро, поднявшись тем самым на пятнадцать процентов. С «Хлоэ» такая же история.
– Еще одна женщина! Я недавно читала в газете ее интервью, она пишет, что творит для подруг, для тех девушек, которых она знает, и она называет это «sister style»[37], она все правильно поняла.
– Лишний раз подтвердилось, что вы прозорливы, – вздохнул Робер, уже слегка утомившийся от неистощимой витальности Елены. – Как это у вас получается всегда держать руку на пульсе мировых тенденций? Вы единственная в своем роде.
– Тра-та-та-ра-та! Давайте обойдемся без комплиментов. Именно так мы можем испортить дело. Так вот, если я вас правильно поняла, мы вполне можем преуспеть в этом деле.
– При условии, что будем использовать пароль made in, или made in France, или made in Italу, сейчас только эти ярлыки в почете.
– Это неудивительно. Стиль, элегантность, шик изобрели во Франции. Я только что прочитала книгу одной американки, которая рассказывает об этой авантюре. О задумке Людовика XIV и его министра Кольбера, которые решили пополнить опустевшие сундуки казны, выдвинув идею прекрасного и приклеив на нее «Сделано во Франции». Нужно мне подарить эту книгу Гортензии, ее это должно заинтересовать.
– Будьте с ней поаккуратней, если вы хотите, чтобы у вас все получилось! Не обидьте ее случайно!
Елена его не услышала. Повела подбородком, точно призывая его завершить беседу, и, поскольку он не отвечал, сама провозгласила:
– Итак, мы продаем одного Сутрилло!
И она хлопнула в ладоши, чтобы ей принесли бутылку сухого шампанского «Рюинар», «белого из белого», чтобы отметить это радостное событие.
– А каковы ваши отношения с этой девушкой? – спросил Робер.
– Я уже несколько месяцев наблюдаю за ней. Сначала она меня в упор не видела. Видимо, считала, что я слишком стара, слишком эксцентрична, слишком уродлива. Может, от меня плохо пахнет, я не знаю… В общем, она меня избегала. Переходила на другую сторону, чтобы не встретиться со мной на улице. Я делала вид, что ничего не замечаю. А теперь мы заключили пакт. Мне очень нравится ее приятель.
– Гэри Уорд?
– Да. Мне его рекомендовали. Сами знаете кто.
– О, я не знал.
– Она поручила мне приглядывать за ним. И я это выполнила.
– Как обычно.
– Он был совершенно растерян. Но я убедила его, что он нанят за прекрасное исполнение. Это была хитрость. Я хотела приютить его, и только его.
– Какой хитроумный ход.
– Мальчик очень хороший. Подружка его – тоже. У нее характер потяжелее, но она тоже незаурядная личность.
– А вы сможете ее удержать? Подумайте. Нельзя, чтобы птичка упорхнула.
– Это точно. Нужно посадить ее в клетку. Заключить с ней договор в надлежащей форме. Она точь-в-точь соответствует требованиям времени. Стремится объединить современные технологии с дедовскими секретами мастерства. Она дышит модой. Она может произвести революцию в духе Александра Вонга. Его фирменный стиль, поражающий своей простотой, был создан всего восемь лет назад, он имел международный успех, и оборот его компании в прошлом году достиг двадцати миллионов долларов, я тоже тут выписала кое-какие цифры. Первая инвестиция составляла пятьсот тысяч долларов. Кто больше?
– Это даже не левый уголок Сутрилло!
– Потому-то и нужно наступать. Мода вот-вот переменится. Сейчас не делают моду ради моды. Нужен смысл. Нужна идея. В дело вмешалась Азия. Китайцы ждут со стороны Запада и его дизайнеров чуть меньше высокомерия. Времена Тьерри Мюглера и Клода Монтанá миновали, высокая мода отходит на второй план. Но все хотят сохранить этикетку «Париж, столица моды». Эта девчонка принесет нам все на блюдечке. Уверяю вас. И сама она такая стильная! Она будет неотразима.
– Я восхищаюсь вами, Елена. Вы вкладываетесь в будущее. Мне страшно подумать о том, что я буду делать через год!
– Мне хочется развлечься. Жить осталось всего несколько лет, терять время нельзя, счетчик крутится.
– И вы не знаете усталости! Я вот стал все больше и больше утомляться. А мне едва исполнилось шестьдесят семь!
– Перестаньте, Робер! Вы на меня скуку нагоняете! Дайте мне скорее бокал шампанского и хватит болтать глупости. Без вас я бы умерла. От стыда. Я бы спилась или наделала глупостей.
И потом, раскрыв глаза во всю ширь, словно растянув две резинки, она наклонилась и прошептала ему в ухо:
– Скажите, дорогой, а вы знаете, отчего умирают старики?
– Нет…
– Они умирают, потому что перестают обращать на себя внимание, они становятся прозрачными. Я не хочу стать прозрачной. Благодаря Гортензии кровь моя будет течь гуще, быстрее в моих венах почти столетней старухи.
– Думаете, она позволит собой манипулировать?
– У нее не будет выбора.
– И вы наконец возьмете реванш.
– Реванш?
Елена расхохоталась. Допила бокал до дна. Залезла коготками в коробку с лукумом.
– Свершу свою месть, вы хотите сказать.
Джозеф Пинкертон все гладил и гладил пальцами мочку своего огромного уха. В волнении проводил по торчащим волоскам, они ласково кололи руку. Зажимал их между указательным пальцем и большим, потягивал, подергивал. Кривился от боли. Уже пять часов вечера, через два часа начнется концерт, уже два дня он не ел ни крошки. Три недели гигантский узел сдавливает его каждое утро, внутренности сжимаются и он бежит, поддерживая двумя руками пижамные штаны, в туалет и там стремительно облегчается. Его тощая шея болтается в воротнике рубашки, на носу выступают капли пота. «Ну и видок у меня!» – пробормотал он, заметив свое отражение в стекле, и слегка пригибается, чтобы его не видеть. Куда делся тот молодой человек, который, гордо расправив плечи, стоял во главе многих международных оркестров? Белокурый эфеб с густой шевелюрой, с прямым носом, с полными губами, который бил кулаком по столу, заставляя дрожать музыкантов и партитуры?
