Софи Оксанен - Когда исчезли голуби

— Не произноси моего имени.

Гельмут смотрел мимо Юдит, поднял руку и отгородился от нее ладонью, она напрасно старалась поймать его взгляд. Потом он резко встал, сделал несколько быстрых шагов в ее сторону, схватил за плечи и потащил к двери. Юдит сопротивлялась, задела ногой за стул, схватилась за дверную раму, булавка выпала из ее рук. Он выволок ее в коридор, все еще избегая смотреть на нее.

— Уедем вместе, — прошептала Юдит. — Уедем вместе прочь отсюда, прочь от всего этого.

1944 Вайвара Генеральный округ Эстланд Рейхскомиссариат Остланд

Сначала эвакуировали Нарву, через два дня лагеря Аувере и Путки, затем тодтовцев из Вийвиконны. Всех перевезли в Вайвару. Из-за нехватки помещений детский и больничный барак Вайвары перевезли в Эреди, а начальство Вийвиконны перебралось в Саку. Эдгар суетился, перебегал с места на место, ругался на нехватку продуктов и плохую погоду, принимал эвакуированных, едва стоящих на ногах от долгого перехода, регулировал движение машин вермахта, которые подбирали тех, кто упал по дороге, снаряжал дополнительные подводы для транспортировки больных, отправил часть из них в гражданский госпиталь и запретил себе останавливаться, запретил возвращаться мыслями в тот полный разочарования миг, когда ему и его коллегам было приказано готовиться к приему заключенных Нарвского лагеря. Немцы упрямо повторяли, что это временные меры, но никто им не верил, явно началась подготовка к ликвидации лагерей. Военное поражение было теперь лишь вопросом времени. Когда табачный курьер Эдгара привез ежемесячную партию папирос “Манон” с фабрики “Лаферм”, Бодман пришел забрать свою часть и покачал головой: планы по эвакуации, считал он, нереальны, заключенные ни за что не смогут дойти пешком до Риги. Мнением Бодмана поинтересовались, но к нему никто не прислушался. Эдгар ночи напролет думал о возможных для себя выходах. В лагере он неплохо подрабатывал на сигаретах, но вскоре все это закончится. В Таллине он не был уже несколько месяцев. Операция по выявлению банды, перевозящей беженцев, удалась, но Эдгар даже не знал, кого задержали. Казавшаяся поначалу столь простой задача оказалась довольно муторной, хотя мама сразу поняла, почему поток бегущих из страны саботажников и дезертиров необходимо остановить, ведь все это ослабляет силы Германии. Мама и Леонида сделали все возможное и не раскрыли истинных целей этого секретного плана. Однако Юдит повела себя совсем не так, как он ожидал: она обиделась и уехала, порвав все отношения. Эдгар глубоко ошибался, полагая, что способен предвидеть поступки и ход мыслей своей жены. Таких ошибок он впредь допускать не должен. В конце концов он придумал решение, подослав на Роозикрантси двух женщин с детьми, изображающих беженок. Они позвонили в дверь, когда Юдит была дома, и ей ничего другого не оставалось, кроме как впустить всю ораву в дом, после чего она отвезла их на конспиративную квартиру и оставила там. Эдгар передал адрес непосредственно гауптштурмфюреру Герцу. Имя Юдит в рапорте не упоминалось. Герц пообещал заняться этим делом, однако потом больше не связывался с ним и в Вайвару не приезжал, так как получил новую должность. Ликвидация банды не привлекла должного внимания, и Эдгара охватили плохие предчувствия: он занимался никому не нужной работой в Вайваре, его старания в других делах тоже никого не интересовали, ко всему прочему в настоящий момент у него были связаны руки и он не мог предпринять ничего, что принесло бы хоть какую-то пользу.

В мае фюрер приказал остановить все мероприятия по эвакуации, ситуация на фронте стабилизировалась, одновременно пришло распоряжение начать строительство новых производственных объектов. Новость была бы обнадеживающей, если бы табачный курьер Эдгара не успел рассказать совсем другое: в создавшейся неразберихе жители Тарту были уверены, что немцы принудительно эвакуируют женщин и детей, а мужчин отправят в лагеря. Таллин охватила паника. Дороги были забиты людьми, которые бежали из города в деревни, а также теми, кто пытался прорваться обратно в город, а оттуда в порт. Немцы призывали к законной эмиграции — в Германию можно было выехать без проблем, однако это направление мало кого привлекало. Рейхсфюрер амнистировал всех эстонцев, уклонившихся от призыва в Имперскую армию и воевавших в войсках Финляндии, которые после снятия обвинений в измене родине стали возвращаться в Эстонию для борьбы с большевиками. Эдгар же застрял в грязи Вайвары. Однако у него появился шанс, когда люди из отдела Б-IV приехали проводить проверку и рассказали, что в Клооге дела обстоят совсем плохо. Оттуда уже эвакуировали рабочую силу, но поскольку поезда были переполнены, вещи взять не разрешили, и поэтому теперь железнодорожное полотно усеяно ворохами чемоданов и сумок, которые работники ОТ обклевывают как вороны. Местные жители, конечно, все это видят, и в народе ходят слухи, что эвакуированных топят целыми кораблями. Отдел Б-IV получил задание проверить ситуацию в других лагерях. Эдгара попросили показать Вайвару и рассказать о положении вещей. И тут у него созрел новый план. Бодман говорил, что по сравнению с другими лагерями в Клооге самые лучшие условия: рабочие жили в каменных домах, и кормили их вполне сносно, так как за питание отвечал отдел лагерей Ваффен-СС. Работа тоже была почище: мины для подлодок и пиломатериалы. Но самое важное заключалось в том, что Клоога находилась значительно ближе к пунктам эвакуации, Таллину и Сааренмаа, и значительно дальше от Нарвы. Эдгар решил во что бы то ни стало попасть туда и поэтому в ходе экскурсии по Вайваре любезно угощал всех сигаретами и одновременно рассказывал о своей карьере в Б-IV и о том, что он с удовольствием продолжил бы службу в ОТ, но… Эдгар красноречивым жестом указал на все вокруг, и все понимающе закивали. К вопросу обещали вернуться. Экскурсию прервал приказ срочно готовиться к эвакуации, через два часа приказ отменили. Следующие недели были не менее сумбурными: комендант телефонировал ночи напролет, распоряжения, отданные накануне днем, отменялись следующим утром, рабочих то отправляли в сторону порта, то снова заставляли работать. Через какое-то время Эдгар получил приказ о переводе в Клоогу. С легким сердцем он оставил весь свой запас “Манона” Бодману и уехал.

1944 Клоога Генеральный округ Эстланд Рейхскомиссариат Остланд

У двери барака появился пулемет.

Перекличка.

Вперед вышел унтерштурмфюрер СС Верле.

Заключенных эвакуируют в Германию.

Гауптшарфюрер Далман стал отбирать мужчин покрепче для подготовки к эвакуации.

Опять перекличка.

Я уже привык к постоянному контролю и перекличкам, но сейчас что-то было не так. Они явно что-то задумали. Я узнал среди заключенных нескольких эстонцев. Большинство же были евреи из Литвы и Латвии. Я ждал, когда прозвучит мое имя. Его еще не назвали. Я был уверен, что скоро назовут. Так же уверен, как, садясь в грузовик у тюрьмы Патарей, знал, что меня везут убивать. Но нет, меня привезли сюда. Я попытался взглядом найти других эстонцев, что были со мной в одной машине, не осмеливался повернуть головы, но глазами нашел, по крайней мере, троих. Рядом со мной стоял Альфонс, его тоже привезли с Патарей. Он хотел избежать службы в немецкой армии и был поймал. Мое имя скоро выкрикнут. Я был в этом уверен.

Вчера в лагерь прибыла дополнительная охрана.

Работы были прерваны, на работу никого не отправили, никто не пришел в лагерь на работу, в том числе и тот финн, Антти, что иногда приносил с собой немного хлеба. Отношения между заключенными были очень хорошие, в товарах, перевозившихся из лагеря в лагерь, прятали записки. Я сам нашел подобный список, в котором люди отмечали, кто откуда приехал и куда их везут. Я спрашивал о Юдит. Спрашивал и в тюрьме Патарей. Но никто ничего не слышал, даже наш знакомый эстонский охранник. Возможно, Юдит уехала на корабле со своим любовником, я надеялся, что это так. Или ее застрелили на месте.

На обед был суп. Хороший, лучше, чем обычно, и это успокоило многих, но не меня. Верле прошел мимо, говорил громко, почти кричал. Приказал поварам оставить супа тем тремстам лагерникам, которые находились в лесу — после тяжелой работы им нужно будет подкрепиться.

Заключенных снова построили. От стояния кружилась голова, хотя мы только что поели.

Ворота лагеря были заблокированы грузовиками.

Мне не выбраться отсюда живым.

Примерно около шестнадцати часов из строя вызвали шесть сильных мужчин, им приказали погрузить на грузовик две бочки топлива. Тодтовцам было приказано сидеть у бараков, они были дерганые и бледные. Один из них так нервничал, что никак не мог прикурить папиросу, в конце концов бросил ее на землю, откуда она тут же исчезла. Лица охранников были куда более испуганными, чем лица заключенных.