Манучер Парвин - Из серого. Концерт для нейронов и синапсов
Я слушаю и думаю: «Часто дела идут плохо с самого начала, или потом всё скисает, кислый – любимый привкус Бога! Он его создал или создал потенциал для него. Бог очень недоволен и чувствует неудовлетворённость из-за того, что Его творения Его не слушают. Столько вещей, которые Он предположительно создал, привели к неожиданным неприятным последствиям и обернулись против Него самого, или не дотянули до желаемого результата, или пошли во фронтальную атаку, или ударили сбоку – и скисли, включая людей, которые уничтожают Его творения, если это не является Его конечной целью! Бог может получить то, что хочет, в отличие от нас, Его ложных образов!»
Я слышу, как Ванда продолжает своё выступление:
– Жизнь становится невыносимой, за этим следуют пагубные пристрастия к одному или другому, и даже самоубийство становится привлекательным. Ваша меняющаяся личность и меняющаяся реальность, как два лезвия ножниц, режут ваше иллюзорное счастье на неузнаваемые обрезки. Таково человеческое состояние. Я пытаюсь уменьшить свои страдания, больше концентрируясь на том, что внутри, а не том, что снаружи. То, как я воспринимаю мир, влияет на моё ощущение того, как мир относится ко мне. Это подразумевает, что я вижу мир таким, какой он есть, принимаю его, ловлю каждый миг, когда он прыгает на меня из будущего. Доктор Васвани также говорила мне, что счастье случается, когда внешний и внутренний мир сливаются вместе, как соединяющиеся любовники. Именно поэтому мы сажаем цветы, чтобы сделать внешний мир более красивым, и именно поэтому мы медитируем, чтобы сделать внутренний мир более красивым. Тем не менее счастье и несчастье танцуют вместе до самой смерти.
Ванда улыбается.
– Во-первых, я хотела бы поговорить о субъективном опыте счастья. Я прошу каждого из вас назвать самый важный фактор, или состояние для вашего личного счастья, такими словами, которые одновременно необходимы и/или достаточны. Если кто-то ещё упомянет ваш первый вариант или второй до того, как придёт ваша очередь, тогда, пожалуйста, называйте третий или четвёртый вариант. Кто будет первым?
Первым отвечает доктор Рутковский:
– У большинства из нас и большую часть времени понятие счастья предварительно упаковано нашим бессознательным. Однако, по моему мнению, предпосылкой для счастья является здоровье. Если вы не здоровы, то вы несчастливы, а если вы несчастливы, то станете нездоровы. Даже воображаемая болезнь высасывает радость из жизни. Эректильная дисфункция, барьер к счастью, лечится магическими лекарствами. Фармацевтика может быть индустрией счастья. И внезапно всё тянется вверх.
В первое мгновение все шокированы, потом все смеются.
– Мистер Эшкрофт, что вы думаете? – спрашивает Ванда, кладя конец нашему веселью.
– Я выбираю оптимизм, – говорит Эндрю, – поскольку несчастья в жизни можно победить оптимизмом и превратить в удачу и счастье. Мы должны прекратить слишком много беспокоиться и начать хоть немного смеяться.
Ванда показывает Эндрю большой палец, одобряя его выступление, затем предлагает высказаться доктору Оливеру Ку. Оливер убирает пальцы с клавиатуры и сплетает перед грудью.
– Для меня счастье – это остаться вдвоём с ЗЗ, – чтобы мы могли расти вместе!
Ванда уже готова прокомментировать это высказывание, но Оливер грозит пальцем.
– Нет, нет, не так быстро, друзья мои, – предупреждает он нас всех и становится спокойным и серьёзным. – Я думаю, что счастье связано с добродетелью, разумностью, самоконтролем, даже с воображаемым или реальным Богом и воображаемыми небесами. Разве рай не является магической гостиницей счастья, из которой никогда не потребуется выезжать? Ощущение присутствия Создателя, магической силы внутри меня – это чудесное чувство, которое даёт мне надежду, несмотря на всё, что со мной происходит.
Ванда смотрит на Брэдли.
– Что делает вас счастливым, мистер Уилкинсон?
– Для меня одной из предпосылок счастья является отсутствие страха, – говорит он. – Я говорю и о страхе в нашем презренном мозге, который запрограммирован природой, и о страхе в нашем неокортексе, который запрограммирован нашим опытом – этот страх появляется из-за расизма, отсутствия работы или нищеты. Но смелость, как антидот страха, может стать мостом к счастью.
Доктор Ашана Васвани, наш специалист по этике, выступает следующей.
– Я считаю, что мы многое делаем для того, чтобы обмануть себя и других, – говорит она. – Мы преувеличиваем. Мы искажаем. Мы льстим. Изображаем неискренние улыбки на лицах. Притворяемся, что сочувствуем. Манипулируем друг другом различными путями. Чем больше неокортекс, тем больше у нас возможностей обманывать и обманываться. Когда мне приходится идти на компромисс с моей моралью и нравственностью, страдает счастье. Чтобы избавиться от этой грусти, я принимаю реальность такой, какая она есть. Если возможно, я пытаюсь её улучшить. Я должна вначале пострадать, чтобы потом чувствовать себя счастливой, а если я счастлива сейчас, то должна ожидать страданий в будущем. Но путём медитации я могу создать великолепное внутреннее спокойствие и умиротворённость, которые простираются за мираж счастья. Мой ответ не является достаточно конкретным, но он достаточно длинный! Пожалуйста, простите меня!
Ванда поворачивается к доктору Пфайфферу.
– Что вы можете сказать умного о счастье, сэр?
Мартин постукивает карандашом по губам довольно долго, словно решая, на каком из нескольких языков говорить.
– Если говорить очень просто, я не буду возражать против того, чтобы меня заперли в клетке с гориллой, которая любит немецкие яйца, если кто-то просто скажет мне правду о реальности, начале и конце всего сущего. Позвольте мне узнать теорию всего, а затем бросайте меня к этой горилле.
Наш смех явно разносится эхом и за стенами аудитории.
– А как насчёт вашего счастья, доктор Пуччини? – спрашивает Ванда.
Я сжимаюсь так, словно попал к студенту, обучающемуся стоматологии, с кривыми руками и нервным тиком, и сейчас он будет впервые в жизни пломбировать канал. Как мне не опасаться? Женщина, которую я люблю, собирается сообщить миру, что делает её счастливой. Если она назовёт меня, то я покраснею и мне будет невероятно жарко. Если она меня не назовёт, то мне станет так холодно, будто вся кровь вытекла у меня из тела.
– Если выходить за рамки необходимого для жизни, я думаю, что любить и быть любимой – это важное составляющее счастья, а если вас отвергают, то это самая важная составляющая несчастья. Млекопитающие, которых не любят, никогда не вырастают нормальными – будь то человек, обезьяна или слон. В последнее время я много читала великих персидских поэтов. Руми говорит, что любовь – это мать всего и лучшее лекарство от большинства несчастий и болезней. Без любви или страсти человек становится таким одиноким, как покрытый пылью игрушечный медвежонок на чердаке…
– Одиночество на чердаке? Откуда ты про это знаешь, Джульетта? – спрашивает доктор Х.
– Я говорила о прошлом, доктор Х. Сейчас я так счастлива, как жучок в ковре.
Ванда снова берёт слово и продолжает опрос.
– А как насчёт вас, доктор Пируз?
– Я согласен со всем, что уже было сказано, и могу добавить к этому удовольствия, которые получает кожа. Но в целом счастье туманно. – Я слышу стон, который вылетает из собравшихся практически одновременно. Я его игнорирую и продолжаю. – Оно туманно и как слово, и как биохимический факт. Если бы оно было связано с достижением конкретной цели, то его можно было бы и не испытать, поскольку человек, который достиг цели, – это больше не тот человек, который мечтал о цели. Полезно знать все виды и степени счастья для разных людей. Если человек предпримет шаги, чтобы стать бессмертным, чтобы демистифицировать сознание, происхождение жизни и бытия, то я буду чувствовать себя более счастливым.
Я обвожу взглядом лица, на которых написано недоумение. До того, как я успеваю сказать что-то ещё, Ванда склоняется через стол к ЗЗ.
– А как насчёт тебя, наш прозрачный друг? Что делает тебя счастливым?
Вместо слов, которые до этого вылетали из пластиковых губ ЗЗ, мы слышим гудок или даже сирену, словно радиоактивное ядро миниатюрной атомной электростанции вот-вот растает.
– Я не запрограммирован знать, являюсь ли я счастливым или как я счастлив. Меня не волнуют права роботов или эксплуатация роботов. Вы можете меня включать и выключать, не испытывая чувства вины.
– А что вы все думаете по поводу заявления о том, что практически все предметы туманны и неопределённы? – спрашивает Джульетта. – Типа этапов осени или этапов страсти? Или оттенков значений, цветов, глубины и типов чувств, мыслей и даже любви?
– Различные оттенки туманности не имеют для меня значения, – отвечает ЗЗ. – Я – гаджет чёрно-белого типа, или парень, если вам так больше нравится. Серое вещество – это боль!
