Уильям Голдинг - На край света (трилогия)
– По крайней мере, – многозначительно заметил я, – в этой смерти меня никто не обвинит, верно?
Лейтенант как раз переводил дыхание – видимо, потому и не смог ответить. Качнулся назад на корточках, встал и внимательно проследил, как я надеваю расшитые туфли.
– Жизнь – штука бесформенная. И зря писатели постоянно пытаются втиснуть ее в какие-то рамки.
– Иногда они как будто бы правы, сэр. К примеру, на борту случаются не только смерти, но и рождения. Пэт Поворотли…
– Как – Поворотли? Мне казалось, ее фамилия Поработли!
– Да какая разница! Главное, что эта самая Пэт произвела на свет девочку, названную в честь нашего судна.
– Бедное дитя! Так вот что это был за дикий рев – как в тот раз, когда Бесси сломала ногу!
– Именно, сэр. Кстати, пойду погляжу, как они там.
Ну вот и Саммерс ушел – а чистых страниц еще в достатке. Новости, я требую новостей! Какие же у нас новости? Есть у меня в запасе одна история, не про Колли, а про капитана. Хотя ее, честно говоря, надо было бы представить вам гораздо раньше – в четвертом, если не в третьем акте. А теперь она поковыляет следом за драмой – как сатирическая пьеска следом за трагической трилогией. Перед нами не столько откровение, сколько бледный свет, пролитый на давнюю загадку – ненависть капитана к духовенству! Надеюсь, вы о ней помните? А теперь узнаете и причину.
Тс-с-с, как любят писать в пьесах – запру-ка я дверь каюты!
Итак: я узнал обо всем от Девереля. Он здорово запил – здорово даже по сравнению с тем количеством спиртного, которое он потреблял ранее, ибо лейтенант никогда не отличался воздержанностью. По-видимому, Андерсон, напуганный не только моим дневником, но и общей неприязнью пассажиров, которые все как один, за исключением разве что железной мисс Грэнхем, считают, что «бедняжку Колли» довели до смерти – так вот, Андерсон, как я сказал, сорвал всю свою злость на Камбершаме и Девереле, принимавших участие в жестоком розыгрыше. Камбершаму все нипочем, он как дубовый. А вот Деверелю худо, по флотским законам он не может вызвать капитана на дуэль и потому горюет и пьет. Однажды ночью, надравшись как сапожник, он явился сюда, в каморку, и невнятным шепотом поведал мне, как он выразился, добавочные сведения для дневника. Про осторожность, однако, не забыл. Представьте, сидим мы бок о бок на койке, при свете свечи, я склонил голову чуть ли не на плечо Деверелю, а он яростно бормочет мне в ухо.
Дело в следующем: жило-поживало, да и посейчас живет некое благородное семейство – возможно даже, дальние знакомцы вашей светлости. Земли упомянутого семейства граничат с владениями Деверелей. Отец нынешнего лорда, как выразился бы Саммерс, наслаждался привилегиями, забыв об обязанностях, вследствие чего содержал подле себя даму, прекрасную во всех отношениях: добрую, красивую, невеликого ума, но, как оказалось, весьма плодовитую. Дворянский титул – вещь недешевая, и в один прекрасный день лорд Л. (прямо-таки ричардсонов Ловелас, не находите?) обнаружил, что ему нужно пополнить состояние, причем немедленно. Невеста с приданым отыскалась довольно быстро, но ее семейство с поистине уэслианской[48] строгостью потребовало избавиться от прекрасной дамы, которую, в сущности, можно было обвинить лишь в том, что священник не произнес над ней десятка положенных слов. Тучи сгущались. Прекрасная дама, обеспокоенная своим положением, начала демонстрировать недовольство, выгодная женитьба повисла на волоске! И тут, по словам Девереля, вмешалось само Провидение – священник одного из трех приходов, лежащих на землях семейства, убился на охоте. Гувернеру наследника – человеку на редкость скучному и занудливому – достался и приход, и прекрасная дама и, как изящно выразился лейтенант, ее треклятый груз. Лорд Л. получил богатство, прекрасная дама – мужа, а преподобный Андерсон – приход, супругу, да еще и наследника в придачу. В положенное время мальчишку отослали в море, его настоящему отцу достаточно было несколько раз поинтересоваться судьбой сына, чтобы тот стремительно пошел вверх по служебной лестнице. Нынче, однако, старый лорд уже покинул этот мир, а его наследнику нет никакого дела до незаконнорожденного брата!
Рассказ сопровождался недовольными выкриками спящего Преттимена, храпом и пуканьем мистера Брокльбанка и криком вахтенных с верхней палубы: «Склянки восемь бьют – все в порядке тут!»
В довершение всего Деверель с пьяной фамильярностью обнял меня за плечи и признался, почему рассказывает эту историю. В Сиднейской бухте, а может быть, даже на мысе Доброй Надежды – если мы бросим там якорь – он, Деверель, намеревается – хотя я отношу эти намерения на счет булькающего в нем бренди – подать в отставку, вызвать капитана на дуэль и прикончить его с одного выстрела!
– Ведь я, – повысив голос и вскинув дрожащую руку, пояснил он, – ворону с колокольни сбиваю!
Обнимая меня и похлопывая по спине, Деверель приговаривал, что добрый старый Эдмунд, конечно же, выступит на его стороне, а если, волею злодейки-судьбы, погибнуть суждено ему, Деверелю, то Тальбот запишет историю капитанского происхождения в свой дневник – всем на потеху. С огромным трудом мне удалось дотащить его до каюты так, чтобы не перебудить весь корабль. Да, это новость так новость! Вот почему капитан терпеть не может священников! Хотя здравый смысл подсказывает, что ему следовало бы ненавидеть дворян. Нет сомнений – Андерсона обидел старый лорд – или пастор – или судьба. Боже правый! Еще не хватало мне искать для него оправданий!
Да и за Девереля я уже не переживаю так, как раньше. Совершенно очевидно, что я его переоценивал. Он, по-видимому, олицетворяет собой упадок древнего благородного семейства, так же, как Саммерс, судя по всему, станет основоположником нового. Взгляды мои требуют пересмотра. Я даже поймал себя на мысли, что не будь я столь любезно одарен вами, милорд, я вполне мог бы податься в якобинцы. Я? Эдмунд Тальбот?
Тут я припомнил собственное намерение свести Зенобию с преподобным Колли, чтобы избавиться от возможных последствий нашей с ней встречи, и исполнился презрением к самому себе. Розыгрыш вполне в духе Девереля. А ведь мы с ним об этом толковали, и он наверняка заметил мое сходство с тем самым лордом из благородного семейства. Я почувствовал, что краснею. Когда же это все кончится?!
И все-таки одно рождение не покроет две смерти.
Настроения на корабле тоскливые, потому что похороны, как затейливо их ни описывай, штука все-таки невеселая. Исчезновение Виллера тоже не прибавило пассажирам бодрости.
* * *С тех пор как я, смущаясь, попросил Саммерса помочь мне стянуть сапоги, прошло два дня. Офицеры не сидят сложа руки. К примеру, Саммерс решил, что пассажиры с кормы тоже должны дать представление для всех остальных – словно бы мы гражданский, а не военный корабль. Уже создан комитет по подготовке праздника – с полного одобрения капитана! – что нежданно-негаданно отдало меня прямо в руки мисс Грэнхем! Опыт на редкость поучительный. Оказывается, эта красивая и достойная во всех отношениях дама исповедует взгляды, от которых кровь стынет в жилах! Для нее нет разницы между офицерской формой, краской, которой наши первобытные предки расписывали свои тела, и татуировкой, что наносят на себя дикари южных островов и Австралии! Хуже того, эта дочь каноника не видит особых отличий между индийским колдуном, северным шаманом и католическим священником в его пышном облачении! Когда я указал ей, что было бы справедливо включить в их число и представителей нашей собственной церкви, она ответила, что наши, по крайней мере, не так разительно выделяются среди обычных людей. Я был огорошен, не нашелся что ответить, и понял, почему мисс Грэнхем говорила с такой сокрушительной прямотой, только перед обедом, когда они с мистером Преттименом объявили о помолвке! Разумеется, в таких обстоятельствах дама могла позволить себе говорить что вздумается! Но какими же глазами она на нас смотрела! Я со стыдом припоминал собственные высказывания на эту тему и чувствовал себя школьником перед строгой учительницей.
Известие взбудоражило всех. Можете представить, какие поздравления посыпались на обрученных и какое шушуканье поднялось у них за спиной. Я понадеялся, что капитан Андерсон, угрюмейший из Гименеев, поженит их прямо здесь, на корабле, пополнив, таким образом, коллекцию церемоний, которые сопровождают человека в течение всей жизни – от колыбели и до могилы. Как ни странно, «молодые» действительно казались влюбленными друг в друга – видимо, сыграла роль схожесть во взглядах. Жаль, что Колли не дожил, посетовал Деверель – мог бы обвенчать их по всем правилам. В салоне тут же повисла напряженная тишина. Мисс Грэнхем, только что поделившаяся с вашим покорным слугой своими взглядами на духовенство вообще, могла бы и промолчать. Но вместо этого сурово заявила:
– Жалкий, низкий, падший человечишка!
