Стивен Вулф - История Кометы. Как собака спасла мне жизнь
Проводя долгие дни в компании лишь Кометы и Сандоз, я понял, что, если бы отец был жив, он мог бы кое-что сказать мне по поводу положения, в каком я очутился. Встряхнул бы меня как следует и пожурил: «Черт подери! У тебя три дочери и жена, они в тебе нуждаются. Ты ничем не поможешь им, если прячешься в доме словно мальчишка, которого обидели в школе. Веди себя как мужчина. Взбодрись, оторви задницу от стула и перестань себя жалеть».
Потерять всякий вид на будущее, зациклившись на своих «поражениях», отвратительно, но самому развалить брак и семью из-за своей гордости – грех. Ценности, на которые я опирался всю жизнь – самоотречение, скрытность, упрямство, молчание, – оказались такими же бесполезными, как ржавые крестьянские инструменты. В какой момент сила обратилась против меня самого? Я не мог определить. Но в середине дня явственно услышал голос отца: «Семья – самое главное».
– Знаю, – произнес я вслух.
Гостиная ответила мне презрительным молчанием.
Самый унизительный час для мужчины – когда он начинает сравнивать прожитую жизнь с тем, на что надеялся. Я был не только унижен, но и сбит с толку. Прощальные слова Фредди: «Мне надо быть от тебя подальше» – ранили и не давали повода сомневаться в том, что она хотела сказать. Но мои дочери не бросили меня. И с них я мог начать новую главу жизни.
Готовясь к поездке, я вспоминал прежние дни. Мусор и остатки пищи надо выбросить, почту аннулировать, Сандоз оставить у соседей. Поскольку Комета, как всегда, будет моим спутником и вторым пилотом, следовало запастись ее любимой едой и лакомством и взять на борт одну-две мягкие игрушки. Отправляясь в путь, я многим в Седоне объявил, что еду в Небраску, чтобы, пока меня нет, Фредди могла приехать и забрать свои вещи.
Пора было приступить к врачеванию важной составляющей моей жизни. Тело могло подождать. Но во мне жил страх. А если я не сумею найти к дочерям правильного подхода? Ни Кили, ни Линдси не знали, что я собрался навестить их. Измучившись сомнениями в дороге, я решил прибегнуть к испытанному методу: если сомневаешься, делай что угодно, но делай сегодня же. За час до прибытия в Омаху позвонил Кили и сказал:
– Не знаю, сколько времени я пробуду в городе, и хотел бы в выходные пообедать с тобой и Линдси.
Дочь ответила осторожно:
– Попробую связаться с Линдси и выяснить, каковы ее планы. Давай договоримся на вечер пятницы.
Когда Фредди ушла от меня, я позвонил дочерям и рассказал о нашей ситуации. Жена поддерживала связь с девочками, но откровенничать с ними не пожелала. И в пятницу, в любимом ресторане, Кили и Линдси с раздражением принялись рассуждать о наших проблемах.
– Я по-настоящему разозлились на Фредди, – заявила Линдси. – Не могу понять ее мыслей и поступков, но все выглядит так, будто она бросила семью. А женщина, с которой она живет, в прошлом году тоже ушла от мужа. У Фредди, похоже, кризис среднего возраста.
– Вполне согласна с Линдси, – кивнула Кили. – Фредди ведет себя странно.
– Не судите ее строго, девочки. У нее есть на то причины. – Будучи в компании самым старшим, я счел себя обязанным соблюсти благопристойность. Кроме того, я все больше убеждался, что у поступка Фредди имелись оправдания, хотя теперь очень скучал без нее. Я тяжело вздохнул:
– Думаю, вы согласитесь, что у меня было нечто вроде заскока по поводу собственной личности. – Дочери замерли и уставились на меня. – Мне всегда казалось, будто я в любой ситуации обязан проявлять силу и демонстрировать ее окружающим при малейшем осложнении. Фредди, наверное, стало трудно с этим жить. И вам тоже.
– Но ты же болел! – возразила Кили.
– Не имеет значения. Мы одна семья. То, что происходило со мной, влияло на остальных, но я никому не позволял высказывать свое мнение. Особенно в последний год.
Дочери обменялись растерянными взглядами и сменили тему. Я почти задыхался от своего признания, но они, судя по всему, не заметили.
Следующие десять дней Кили и Линдси продолжали критиковать Фредди, но их возмущение было частично направлено и на другой объект. Я ощущал их скрытую враждебность к себе. Девчонки были еще подростками, когда я заболел, а когда болезнь полностью сразила меня, обеим было едва за двадцать. У них отсутствовал опыт, который помог бы разобраться в причинах моей депрессии и отдаления от семьи. А мое маниакальное поведение после операции их только встревожило. Я мог бы пообещать им измениться, но вместо этого поклялся себе, что докажу на деле, что стал иным.
Омаху я покидал с ощущением, будто мои перспективы в роли отца стали радужнее. Восстановить репутацию у дочерей являлось достойной целью, даже если для этого пришлось бы каждую неделю звонить им и наведываться в их город. Времени у меня хватало и в первый раз в жизни хватало и терпения. Я усвоил, наблюдая за Кометой, как достойно попрощаться с прошлым: сосредоточить внимание на насущных требованиях дня, сознавая, что в жизни могут появиться и иные задачи, кроме тех, которые ты себе изначально выбрал. Это вовсе не поражение, а жизнь. И если я не понял этого вовремя, чтобы сохранить брак, то еще не поздно показать дочерям, что они могут положиться на своего отца.
Вернувшись в Седону, я почувствовал, что день ото дня становлюсь сильнее. Пока не так легко сходился с людьми, но мой мозг прояснялся. Я смирился с тем, что болеутоляющие в какой-то мере останутся со мной до конца жизни. Если я буду разумно распоряжаться своим свободным временем, отдыхая, когда мне требуется, и правильно принимая лекарства, боль не станет так изнурять мой мозг и тело. Разумеется, никто не возьмет меня практикующим адвокатом, ведь я не мог гарантировать, что продержусь нужное количество часов и проявлю себя эффективным работником. Поэтому я решил, что сидеть на стуле с прямой спинкой и стоять на трибуне больше чем двадцать минут – это подвиг, который пусть совершают молодые и сильные.
Я же хотел изведать кое-что новое. Всегда любил читать – и для развлечения, и чтобы отвлечься от боли. Литература помогала по-новому взглянуть на свои испытания и скоротать длинные ночи. С детских лет я запоем читал детективные романы, и они продолжали захватывать меня даже в дни, когда болезнь особенно свирепствовала. Я провел так много времени с книгами, что начал подумывать, не начать ли сочинять самому. «Вестник Фонда защиты прав коренных жителей Америки», который я ежемесячно получал, был полон судебных историй, способных послужить трамплином для целой серии детективов. А почему бы и нет? Надо же чем-нибудь занять себя. Ведь гольф и лыжи исключались.
18
Ноябрь 2006 – декабрь 2010 года. Нью-Мексико, Аризона, Небраска
Девять месяцев мы с Кометой прожили одни, после чего я решил поехать в Альбукерке, штат Нью-Мексико, на писательскую конференцию Тони Хиллермана. Я узнал об этом ежегодном семинаре для начинающих авторов из объявления в журнале, но сначала посмеялся над идеей принять в нем участие. Мое внимание обострилось по сравнению с дооперационным периодом, однако было трудно быстро воспринимать информацию. И что еще хуже, я ничего не знал о писательском труде и порядке публикации произведений за исключением узкой, связанной с юридическими вопросами сферы. Это означало, что я сознательно рисковал поставить свое ранимое эго в потенциально неловкую ситуацию. Но уговаривал себя пойти на риск – мол, если мне понравится гостиница, в которой я остановлюсь на время конференции, в будущем она станет перевалочным пунктом на пути из Седоны в Омаху. Это оправдает поездку. Кстати, и Комета развлечется.
Благодаря нашим прошлым путешествиям борзая стала очень разборчивой. Со временем она превратилась в собаку, знающую толк в отдыхе и ценящую такие радости жизни, как внимание постояльцев гостиниц и подношения со стороны обслуживающего персонала. На пути из Небраски в Аризону я потворствовал ей, заворачивая в отель высшего класса при техцентре Денвера, находившийся в пятнадцати минутах езды от Института заболеваний позвоночника. Избаловавшись на шелковистых простынях рядом с телефоном, по которому можно заказать любое, по желанию, лакомство, а «шикарные люди» из обслуги доставят его, Комета смотрела на обычные придорожные мотели с высокомерием супермодели: «Не подойдет!» Когда я заворачивал на парковку без больших ворот и служащего при них, в зеркальце заднего вида возникали расширившиеся в панике собачьи глаза. Борзая отказывалась выходить из машины, и ее приходилось вытаскивать за поводок через заднюю дверцу.
Комета с энтузиазмом одобрила мое решение посетить конференцию в Альбукерке. Когда мы появились в вестибюле отеля и подошли к регистрационной стойке, служащие пять минут кудахтали над ней. Это доказывало, что у них превосходный вкус. Преподаватели и слушатели приветствовали Комету улыбками и вздохами, умильно признавая ее королевское достоинство, и тем самым укрепили собаку во мнении, что мы попали в хорошее общество. Но главным событием недели стало знакомство Кометы с Тони Хиллерманом.
